Татьяна Полякова - Последняя любовь Самурая
– Ты знаешь о ней что-нибудь? – спросила я, когда женщина кончила петь.
– Только то, что она любовница вон того типа, – кивнул Кирилл на лысого. – Это видно сразу, верно? Она его не любит, но вынуждена терпеть, оттого ее песни такие грустные.
– Почему вынуждена?
– Потому что любит деньги, потому что по-другому жить не может, вот и продала свою мечту. Он ее тоже не любит, зачем? Она и так принадлежит ему. Она вроде печатки на пальце или роскошной тачки, демонстрирует возможности хозяина. «Смотрите все, кого я трахаю». Грустно, да?
– Невесело, – согласилась я.
– Но ведь она могла не соглашаться, – продолжал Кирилл. – Так что они вполне подходящая пара. И мне ее совсем не жаль. Хотя голос у нее красивый.
Женщина спела еще одну песню, поклонилась и удалилась за ширму. Музыканты, сделав паузу, за– играли что-то лирическое, народ потянулся к свободному пространству возле эстрады, заключали друг друга в объятия и лениво топтались на одном месте.
– Хочешь, потанцуем? – спросил Кирилл.
Я кивнула.
Мы поднялись и узким проходом между столов направились к танцующим, Кирилл шел за мной, то и дело натыкаясь на столы, и бормотал:
– Простите, извините… простите… – а потом привлек меня к себе, и мы стали танцевать.
На мне были туфли на высоком каблуке, и теперь мы оказались одного роста, и его глаза были совсем рядом, и я вновь подумала, как они печальны, хотя он улыбается, а потом он сжал мою руку и сказал:
– Так приятно мечтать, – и в голосе его была тоска, сродни той, что звучала в песне женщины.
– О чем ты? – осторожно спросила я.
– О тебе, обо мне, о невозможности того, чего я хотел бы всем сердцем.
– Я не понимаю тебя, – покачала я головой, я и в самом деле не понимала. Была уверена, что он говорит о любви, но почему она невозможна? В ту минуту он был мне очень близок, казалось, я знаю его много лет, более того, меня удивляло, как все это время мы могли жить вдали друг от друга, словно мы были близнецы, разлученные в детстве, и вот наконец встретились, и вместе с тем наша близость совсем меня не волновала.
Музыка закончилась, и мы вернулись за стол, он находился в небольшой нише, с двух сторон скрытый от посторонних глаз.
– Ну вот, – сказал Кирилл и начал выкладывать на скатерть вещи из кармана. Часы, два бумажника и золотой брелок с ключами от машины. Я наблюдала за этим с недоумением.
– Зачем тебе два бумажника? – бестолково спросила я.
– Это не мои, – улыбнулся Кирилл. – Один был в кармане вон того типа с крашеной блондинкой, а другой – у нашего лысого красавца.
– Ты их украл? – опешила я, Кирилл продолжал улыбаться, а я потерянно бормотала: – Так ты вор.
– Вор, – серьезно ответил он. – Только не простой. Я – гений.
Я с трудом перевела дух, тревожно оглядываясь. Он взял мою руку.
– Не бойся. Нас не поймают. Меня никогда не поймают, ведь я – гений.
– Дело вовсе не в этом, – сглотнув ком в горле, возразила я. – Ты украл…
– Что тебя смущает? Ведь ты тоже воровка?
– Вовсе нет… то есть… Кирилл, я просто не знаю, что сказать. Но это неправильно и… это совсем другое.
– Я огорчил тебя, – вздохнул он, и глаза его стали совсем несчастными. – Я думал, ты поймешь… хочешь, я все это верну?
– Как?
– Очень просто.
– Лучше уйдем отсюда, а эти вещи оставим где-нибудь в холле.
Но он уже поднялся, успев убрать свои трофеи в карман, и направился к музыкантам. Подошел к парню, что был у них за главного, о чем-то пошептался с ним, и тот, повернувшись к микрофону, произнес:
– Эта песня для самой красивой девушки на свете.
Музыка заиграла, а Кирилл стоял, глядя на меня и протягивая ко мне руку, и я поднялась и пошла к нему, чувствуя на себе взгляды присутствующих. Лысый красавец, как его назвал Кирилл, смотрел на меня так пристально, словно пытался на глаз определить мой рост, вес, размер обуви и бюста. А я вдруг поняла, что всеобщее внимание и даже оценивающий взгляд лысого совсем меня не волнуют. Я видела только Кирилла, его протянутую ко мне руку и его сияющие глаза, когда он смотрел, как я иду по проходу. Он заключил меня в объятия, а я засмеялась. Тут он шепнул мне на ухо:
– Я все вернул.
Признаться, я не могла в такое поверить, я ведь видела, как он шел по проходу, видела… и ничего не заметила.
– Я все вернул, – повторил он, наблюдая недоумение на моем лице. – И ничего не перепутал. У меня отличная память.
– Как тебе это удалось? Я ничего не заметила.
– Я же сказал тебе, я – гений. У меня золотые руки.
Я хотела засмеяться, но что-то остановило меня, уж очень серьезно он это произнес.
– Я думала, ты музыкант.
– Я лучше. Хороших музыкантов много, а таких, как я… – он улыбнулся и сказал: – Рад, что ты больше не сердишься.
– Как я могу сердиться, раз я сама воровка.
– Самая прекрасная в мире, – шепнул он. А я с улыбкой закрыла глаза.
Мы вернулись к столу, и я предложила:
– Если твоего друга здесь нет, а мы уже поужинали, может быть, уйдем отсюда?
– Хорошо, – согласился он.
Мы не стали вызывать такси и побрели по дороге, держась за руки. Он снял пиджак и набросил мне на плечи, потому что от реки дул ветер и было прохладно. А я с удивлением поняла, что меня совсем не волнует то, что он вор, это не имело никакого значения, он мог быть кем угодно, это ничего не меняло, мне было хорошо с ним. Он замедлил шаг, потом совсем остановился, привлек меня к себе и поцеловал. Это был страстный долгий поцелуй, который вызвал в моей душе чувство какой-то неправильности, даже греха, точно целовал меня близкий родственник, брат. Я инстинктивно отстранилась, он отступил назад, выпустил меня из объятий и сказал:
– Извини.
А я схватила его за руку.
– Все дело в том, что я… мы совсем не знаем друг друга.
– Да, – согласился он. – Совсем не знаем.
Мы так и шли до гостиницы пешком, неспешно разговаривая, и опять меня поразила странность этого разговора. Кирилл вроде бы говорил о себе, и вместе с тем я по-прежнему ничего не знала о нем. То есть кое-что все-таки узнала. Например, что он учился в цирковом училище, но потом его бросил, что он был единственным ребенком в семье и рано осиротел, но рассказывал он все это так, словно повторял давно заученный урок, а я подумала, что свою историю он просто придумал, для меня или для себя, кто знает. Я только спросила:
– Кирилл – твое настоящее имя?
– Нет, – помедлив, покачал он головой. – Но оно мне нравится.
В гостиницу мы вернулись, когда уже занимался рассвет, и простились в холле. Я поднялась в номер и долго сидела у окна, теперь я была уверена, что встреча с Кириллом изменит мою судьбу, возможно, она будет трудной, даже несчастливой, но я готова была ее принять.
Утром мы встретились за завтраком, а потом отправились на набережную. Он нес мой мольберт и весело болтал о пустяках. Было солнечно, но после вчерашнего дождя на асфальте еще блестели лужи. Я шлепала по ним, чувствуя себя маленькой девчонкой, которой хочется озорничать. День прошел незаметно, а вечером мы вновь отправились в «Альбатрос». И опять, как накануне, сначала зашли в игорный зал, побродили между столов, я сделала ставки и вновь выиграла.
– Твой друг и сегодня не пришел? – вздохнув, спросила я.
– Нет. Надо иметь терпение. – Кирилл улыбнулся и погрозил мне пальцем.
– Надеюсь, он все-таки появится, мне так хочется его увидеть.
– Увидишь.
– Как выглядит твой человек-легенда? – полюбопытствовала я.
– Ты его узнаешь сразу. Не заметить его невозможно, он ведь герой, а герои изменяют мир. И люди чувствуют, как что-то вокруг начинает меняться, все приходит в движение. Мир без героя – кривое зеркало, и только когда он появляется, действительность обретает свои истинные формы.
– А вдруг я не почувствую, вдруг мне это не дано?
– Ты-то точно почувствуешь, – засмеялся он. – Ты не любишь кривых зеркал.
– Иногда ты говоришь загадками. Я бы предпочла более привычные приметы: рост, цвет волос и глаз.
– Разве это имеет значение? – удивился Кирилл.
Я подумала и пожала плечами:
– Наверное, нет. А имя у него есть?
– У него много имен, и никто не знает настоящего. Может, он и сам его не знает. Когда мы встретились, его звали… неважно, как его звали.
– Почему ты не хочешь сказать, не доверяешь мне?
– Просто это имя не имеет значения, как его рост или цвет глаз. Он мог его придумать, хотя так могла назвать его мать, какая разница?
– Расскажи, как вы познакомились, или это тоже тайна?
– Вовсе нет. Мы встретились здесь, в «Альбатросе», это было довольно давно. Вон за той дверью есть комната, там иногда собираются те, для кого карты не просто развлечение. Карточная игра тоже искусство.
– Я поняла, что там встречаются серьезные игроки. Так?
– Настоящие мастера. И я хотел обыграть всех. Мне нужны были деньги. Огромные. Я должен был выиграть во что бы то ни стало. От этого зависела жизнь близкого мне человека. Я готов был на все и очень надеялся на свои руки. Они ведь у меня золотые, – усмехнулся он.
