Татьяна Степанова - Душа-потемки
– Красивый и кудрявый, – Ольга Аркадьевна улыбнулась. – И все наши бабы… и в отделе торговли, да и в исполкоме на тебя ой как заглядывались. Но ты так быстро женился.
– Жену свою я любил, ты знаешь.
– Когда-то все равно наступает время пожить только для себя. – Ольга Аркадьевна усмехнулась: – Я тут слыхала – у тебя молодая подружка. Что ж ты мне ее не представишь?
– Как-нибудь.
– Ладно, шалунишка, как знаешь. Только будь осторожным. Молодая – это не старуха. Тебе по молодости лет одной такой старой грымзы хватило.
– Брось, не вспоминай.
– Почему? Я ее тут по телевизору увидела – не ее, только снимки, конечно. Передача о жизни маршала Иллиодора Хвостова, ну и ее имя упоминалось, видно, не забыли, кто ее – балерину из Варшавы привез в Москву. Но когда ты начал жить с ней… сколько ей уже набежало? Семьдесят пять или больше?
– Я ей просто помогал. И давай не будем об этом, – Шеин повысил голос.
– Ладно, не кричи, – Ольга Аркадьевна щурилась как пантера. Казалось, ей доставляло удовольствие дразнить этого лысого, грузного, немолодого мужчину. – Знаем друг друга сто лет, чего в прятки играть… Я тоже не святая, как видишь. Возраст, конечно, давит на мои хрупкие плечи, но я бодрюсь. То, что мы можем взять или купить, – оно ведь наше, правда? Вот я беру и покупаю. И не стыжусь делать это. Все вот гляжу… а хорош он у тебя… такой славный…
Шеин проследил ее взгляд, направленный на Марка.
– Бесполезно, дорогая, – сказал он.
– Ты думаешь?
– Угу, – Шеин кивнул и улыбнулся. – Этот… мой… И глазом моргнуть не успеешь – задушит.
– С той твоей старой пассией что-то ведь тогда произошло, да? В этом роде… Дело возбудили, но так никого и не нашли. Это случилось до той кошмарной истории у нас в универмаге?
– Сколько лет прошло, Оля, с тех пор. Миллион.
– Некоторые вещи…
– Нас с тобой это не касается.
– Я официанта позову – тебе кофе или чай?
– Чай зеленый, как обычно. И попроси джем из красной смородины.
– Знаешь, мне тут на Рублевке жить стало суетно. Хочется большой дом где-нибудь на реке… И сад, и чтобы просыпаться каждое утро счастливой. Смородина красная в саду… Мой сын и его жена, они ничего не хотят понимать… Она, Василиса, она его забрала у меня. А я не вижу смысла бороться за Кешку… Кстати, как он? Ты доволен им?
– Со своими обязанностями он вполне справляется.
– Не много у него этих самых обязанностей, – хмыкнула Ольга Аркадьевна. – А ведь он взрослый уже. Мужик…
– Мне кажется, тебе надо меньше давить на него, Оля.
– Я на него давлю? – на щеках Ольги Аркадьевны под макияжем вспыхнули алые пятна. – Это она… моя невестка на него давит так, что… Мой сын, Кешка… мне тревожно в последнее время. С ним что-то творится, что-то неладное. И я это вижу. Но он отказывается поделиться со мной.
– Тебе надо меньше давить на него, – повторил Шеин. – Чуть-чуть отпусти вожжи.
Ольга Аркадьевна кивнула.
В зарослях плюща, вьющегося по террасе ресторана, гудел шмель.
Глава 16
В НЕУРОЧНЫЙ ЧАС, В НЕУРОЧНОМ МЕСТЕ
Когда Катя после разговора с уборщицей Гюльнар вернулась на первый этаж, ее окликнул полковник Гущин.
– Между прочим, я тебя жду, Екатерина. Пока что все, больше нам тут делать нечего, у них здесь своя работа.
– Подождите, Федор Матвеевич, я должна вам кое-что рассказать.
И Катя поведала о показаниях уборщицы – только о конкретных фактах: машина, оставленная в неурочное время в соседнем дворе, принадлежащая некоему Иннокентию Викторовичу, помощнику здешнего босса.
Но Гущин слушал, хоть и внимательно, однако как-то не так, как обычно. Складывалось впечатление, что его мысли далеко.
– Федор Матвеевич! – Катя едва за рукав пиджака его не дернула. Но нет, так забываться нельзя. – И вот еще что я сказать вам хотела. Эта наша потерпевшая Ксения Зайцева… Вчера при мне у следователя ей угрожала свидетельница по делу – некая Ева Комаровская, точнее, потерпевшая. «Я тебя убью», – кричала, и я это слышала собственными ушами, и следователь наш слышал, спросите, спросите его, когда вернемся.
– Да, конечно, спрошу. – Гущин среди сотрудников на лестнице увидел полковника Елистратова. – Ну, какие новости от экспертов? – спросил он его. – Что с этим тюбиком помады?
– Там только ее отпечатки, Зайцевой, – ответил Елистратов.
– А надпись в примерочной?
– Этой самой помадой и сделана.
Катя насторожилась: это походило на некий странный код – их короткий обмен репликами. Словно вот это и было самое главное, основное во всем происшествии. Их интонация и то, как они посмотрели друг на друга.
– Я слышала показания продавщицы Петровой из отдела парфюмерии, – сказала Катя, – Ксения Зайцева не покупала в универмаге ничего, не покупала помады. Значит, тюбик либо принадлежал ей, либо убийца…
– Тогда, помнишь, Федь, – тихо сказал начальник отдела убийств МУРа полковник Елистратов, – тоже в парфюмерии он ничего не взял, использовал то, что нашел в кармане или в косметичке…
– Дурдом, – ответил Гущин. – Я бы не поверил, что такое вообще возможно, если бы…
Он не договорил. И все опять уперлось в интонацию и в эту вот его многозначительную паузу. Но Катя ничего не поняла.
Она оглянулась – черт, тут все такие сейчас или только эти двое – главные начальники?
Но все кругом вроде было как обычно, как на всех прежних осмотрах мест происшествий – кипела деловитая профессиональная суета.
– Все здание осмотрели, да? – спросила Катя.
Гущин кивнул.
– Там ведь два верхних этажа закрыты, как я слышала.
– Пятый закрыт, в аварийном состоянии, мы там все осмотрели, – ответил Елистратов. – Четвертый – там тоже никого… Полуподвальный, где химчистка… В подвале пока еще работают мои сотрудники.
Катя вознамерилась спросить: но у вас есть уже какие-то предположения, как убийца проник в здание и как его покинул? Но… она поняла по их виду – рано и бесполезно спрашивать об этом.
Чуть позже…
А может, стоит пораскинуть мозгами самой.
– Знаешь, я вот все смотрю, – Гущин прищурился, – двери-то здесь совсем другие. Пластиковые, хай-тек… А тогда, помнишь, Леш…
– Дубовые, здоровенные дверищи, как не помнить, – ответил полковник Елистратов. – И открывалась всегда только одна створка – либо правая, либо левая. И все лезли, толкались.
– Екатерина, ступай, подожди меня около машины, – Гущин повернулся к Кате.
И она послушно подчинилась. Вышла из универмага на воздух, на солнце, оглянулась. Нет, эти двое что-то путают. Насколько она помнит, двери тут действительно когда-то были другие – стеклянные, с очень тугой, упругой пружиной. Нянька тогда с усилием открыла эту дверь, потому что толкала створку только одной рукой. А другой удерживала вырывавшегося, визжавшего ребенка.
Девочка, да что же ты так кричишь? Это же просто большой магазин. Тут нечего бояться…
Словно тень легла на ступеньки, мазнула сумраком по фасаду, а через мгновение снова стало солнечно и светло.
И синий троллейбус проехал мимо.
Катя спустилась и, подходя к машине, увидела того самого паренька Феликса Комаровского. Он стоял на остановке троллейбуса и смотрел на оцепление.
А ведь Катя думала, что никогда его больше не увидит. Фокусник-угадчик… И надо же, появился – и тоже в неурочный час, в неурочном месте.
Смотрел, словно впитывал все происходящее как губка.
– Привет. Я гляжу – вы это… ты это или не ты, какими судьбами тут?
– Доброе утро, – Феликс приставил ладонь козырьком ко лбу – солнце било ему прямо в глаза, отражаясь в витрине универмага. – Это вы… Такая легкая походка у вас, и сандалии… кожаные сандалии… В горах и в лесах…
– В каких еще горах? – Катя подумала: а не с приветом ли этот пацан? Нет, правда… Вид у него сейчас, как у блаженного, у юродивого. Отрешенность и какая-то щенячья восторженность. И он ведь даже не спросил – что тут случилось? Почему столько милицейских машин, зевак, патрульных.
– Если смотреть на это здание против солнца, оно как гора. Как высокая гора, – ответил Феликс. – А вон тот двор – как ущелье. И кто знает, что там, в глубине, в недрах, какие монстры обитают. И лишь одна охотница… божественная охотница – длинноногая, стремительная… С такими же, как у вас, серыми глазами, светлыми волосами, с румянцем и сердцем, полным бесстрашия и любопытства… В белой тунике, в кожаных сандалиях… Артемида-охотница с колчаном, полным стрел, потому что охота лишь началась, со сворой гончих, еще не взявших следа…
Катя посмотрела на свое белое платье, на свои сандалии. Мальчишка… в таком возрасте и такие комплименты… И комплименты ли это? А что дальше будет, когда подрастет, возмужает?
– Под сворой гончих мои коллеги подразумеваются? – спросила она. – Сыщиков легавыми зовут.
– Да.
– И колчана у меня нет. Только диктофон да блокнот.
– Мне ребята в розыске сказали, кто вы и кем работаете, – ответил Феликс.
