Александр Серый - Бенефис для убийцы
23 июля. Суббота. День.
После полудня, когда опергруппа закончила работать в больнице, Широков ощущал себя совершенно разбитым. Голова разболелась не на шутку. Больше всего хотелось плюнуть на все и завалиться спать. Но обстановка требовала действий. Ерофеев, правда, взял на себя решение организационных вопросов. Он вместе с Ерохиным уехал в в управление раньше: следовало срочно сравнить отпечатки пальцев, снятые ночью в квартире Гвоздковой с различных предметов, с теми, что обнаружились на шкафчике с ключами в кабинете коменданта. При положительном результате, это становилось какой-никакой, но все же уликой против Гвоздковой. Широков считал, что шанс есть, так как после Гвоздковой другие лица, исключая самого коменданта, шкафчиком не пользовались. Кроме того, надо было раздать размноженные фотографии Гвоздковой, взятые из личного дела в больнице, сотрудникам, поднятым ночью по тревоге и до настоящего времени перекрывавшим город. Помимо засады, оставленной по месту жительства Маргариты Сергеевны, необходимо было срочно проверить адреса выявленных трех подруг по работе и послать туда своих людей, на всякий случай. Да и мало ли еще дел приходится решать, когда в городе идет розыск опасного преступника!
Возвращаясь в управление на машине дежурной части, Широков обменивался впечатлениями с Мальцевым и Белозеровым. Их искренне заинтересовала вся история по мере того, как они глубже в нее вникали. Тем более, Широков в общих чертах поведал о предыдущих событиях и обстоятельствах.
– Маловато фактов против твоей Гвоздковой, – с сомнением заметил Мальцев, проведя рукой по ежику серебристо-седых волос, покрывавших его массивную округлую голову.
– Ну, почему мало? – не согласился Слава, – среднего роста коренастый шатен, с волевым загорелым лицом, будто созданным для типажа пропагандистских плакатов. – Кроме «пальчиков», есть показания медсестры из хирургии, видевшей мельком сквозь открытую дверь своего отделения женщину, похожую на Гвоздкову, когда та поднималась на третий этаж как раз около девяти вечера. Есть показания сменщицы Котиной – Серегиной, работавшей вчера в отделении днем, что Гвоздкова подходила к ней и интересовалась состоянием здоровья Касьянова.
– Кстати, показания Серегиной очень важны потому, что проливают свет на мотивы поведения Гвоздковой, – поддержал коллегу Широков. – По ее словам, Гвоздкова вчера пришла в терапию около 11 часов дня. Поговорив о том, о сем, вдруг спросила, читала ли Серегина в городской газете за 22 июля сообщение о трупе неизвестного мужчины на Гоголевской. Серегина объявления не читала, но сказала, без задней мысли, о поступлении два дня назад в отделение деда с пробитой головой, как раз с Гоголевской. Гвоздкова этим обстоятельством очень заинтересовалась и выяснила, в какой палате лежит Касьянов, в каком он состоянии находится. Ушла она, по словам Серегиной, несколько взволнованной. Теперь, следующее… Как пояснили работники хирургии, Гвоздкова вчера в обед покинула больницу, хотя обычно обедала здесь же в столовой. И отсутствовала до 14 часов, то есть с обеда, оканчивающегося в 13.30, также опоздала.
– Видно, понадобилось срочно встретиться с сообщниками, ибо факт наличия в живых свидетеля представлял для дела серьезную опасность, – вставил реплику Белозеров.
– Да, скорее всего, так и было, – согласился Станислав. – Возможно, тогда же родился план операции по устранению Касьянова. Ведь в 14.15 уже был звонок Ковалю, позволивший Гвоздковой завладеть ключом.
– А ты когда с ней беседовал? – спросил Мальцев.
– Что-то в 14.40-14.45. Именно мой приход окончательно напугал Гвоздкову и заставил действовать незамедлительно. Хотя я, как будто, ничего особенного ей не сказал.
– Ты думаешь, что в процессе разговора с тобой у нее и возник план, который почти удался?
– План – не план, а какая-то задумка, уверен, появилась, раз она пригласила меня к себе домой.
На это Мальцев недоверчиво покачал головой.
– Насколько я понял из беседы с главврачом, – заметил он, – предварительный результат вскрытия будет сообщен Ерофееву к 14 часам. Впрочем, принципиального значения это иметь не будет…
– Это почему же? – удивился Широков.
– Потому что Гвоздкова вряд ли заранее планировала убийство и хранила где-то специально приобретенное для такой цели средство. Решение и его реализация произошли, если верить твоим рассуждениям, Стас, в один день. И медик Гвоздкова воспользовалась каким-то препаратом, который был под руками…
«Вот черт!– подумал Станислав.– А я это совсем упустил из виду. Надо же было назначить проверку на рабочем месте Гвоздковой». И он еще раз чертыхнулся уже вслух. Товарищи удивленно посмотрели на него, а Слава поинтересовался, что случилось. Выслушав объяснение Широкова, Николай Николаевич усмехнулся:
– Это ты не подумал… Проверка уже делается: у меня тамошний председатель группы народного контроля знакомый. Он все сделает, как надо…
– Ну, Николай Николаевич, вы – голова! – констатировал Широков с искренним уважением. – И если все так, как вы полагаете, то появится еще улика против Гвоздковой.
– Не будем загадывать… Не будем загадывать, дружок,– довольным тоном проговорил Мальцев, неуклюже выбираясь из машины, затормозившей у здания УВД.
В своем кабинете Широков неожиданно обнаружил Свешникова. Лицо Игоря, как всегда, светилось улыбкой, правда, было бледнее обычного – сказалась усталость после бессонной ночи. Пожав руку другу, Станислав сгреб того в объятия.
– Спасибо! Огромное спасибо, Игорек! – с чувством пробормотал он, уткнувшись в мягкое плечо.
– Ну что ты, Стасик, – это все Ерофеев! Его надо благодарить…– возразил Игорь, смущенный этим порывом.
– Кстати, – продолжал он, усевшись за свой стол, – если тебе это интересно, то фотография твоя нигде не всплывет: тот гад, которого мы поймали, метнул фотоаппарат в окно, прокладывая себе путь к бегству. Хороший был «Зенит»… – сокрушенно покачал головой Свешников.
– Что же из себя этот экземпляр представляет, какова его роль?
– Спроси что-нибудь полегче! Я его до трех ночи мурыжил – ничего. Даже имени, подлец, не назвал. Твердил, что при падении ударился головой об асфальт и ничего не помнит. Сейчас собирался его еще раз «поднять», да ты пришел. Может, вместе?
– Ну что же… Чуть больше часа до рандеву с шефом у нас есть.
– Стоп! А как ты себя чувствуешь? Что-то видок у тебя неважный…
Игорь подозрительно оглядел Станислава с головы до ног. Покачав головой и ощутив очередной прилив боли, Станислав поморщился.
– Ясно! – безапелляционно сделал вывод Игорь. – Я уж один как-нибудь справлюсь. Ты лучше введи меня в курс дела по больнице.
Широков, привалившись затылком к приятно прохладной стене, удовлетворил любопытство друга, слушавшего молча и внимательно. И только потом Свешников задал вопрос:
– Значит, кроме моего «крестника», у Гвоздковой был еще сообщник, отвозивший ее к больнице. С ним она и сбежала, да?
– Выходит, так. Может быть, это он и звонил коменданту?
– Прекрасно! – воскликнул Игорь с энтузиазмом. – Я в таких ситуациях ощущаю себя рыбаком! Сети раскинуты, прикормка сделана, а рыбка вот-вот должна начать клевать. И это ожидание клева – самое упоительное!
– И самое противное! – добавил Широков.
– Ну, не скажи… О, кстати, о рыбке… Тоня где-то раздобыла парочку лещей. Завтра делает их на обед в сметанном соусе – мир-ровая еда! Если удастся вырваться с работы на пару часов, я тебя заранее приглашаю.
И, хитро стрельнув глазками, добавил многозначительно:
– Вместе с Наташей!
Широков от неожиданности растерялся и переспросил:
– С какой Наташей?
– Так с любой, коль их у тебя много! – съехидничал Игорь.
Пробормотав нечто нечленораздельное, Станислав нарочито сурово распорядился:
– Довольно лясы точить. Пошли в изолятор, побеседуем с «ударенным».
И видя, что Свешников собирается возразить, отрезал:
– Сие не обсуждается, а выполняется! Вперед!
Следственные комнаты изолятора временного содержания, размещавшегося в подвале управления, как две капли воды походили одна на другую: пара столов в противоположных углах, привинченные к полу табуретки, слева от входа, на стене, вешалка для верхней одежды. Окрашенные серой масляной краской стены отнюдь не придавали уюта помещениям. Кроме того, здесь было довольно прохладно.
Широков расположился за правым столом лицом ко входу, а Свешников уселся на краешек соседнего, чтобы находиться сбоку от задержанного. Через минуту-другую дежурный ввел в комнату незнакомца. Это был мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, плотный, одетый в легкую спортивную куртку из серой плащевки и синие потертые джинсы. Темные, довольно длинные волосы, спадали спереди неопрятной челкой на, и без того низкий, покатый лоб. На угристом скуластом лице приютился утиный нос, под которым торчали короткие усики. Глубоко посаженные глаза смотрели, казалось, равнодушно.
