Роберт Крейс - Правило двух минут
— Красивая квартира. Хорошие фотографии. Благодаря им узнаю Ричи все больше и больше.
Лиз не спускала с него глаз. Вот и сейчас Холмен чувствовал, как за ним наблюдают. Он задумался, что же изучает в нем эта девушка-психолог.
Лиз поставила свою чашку.
— А вы на него похожи, — сказала она. — Правда, он был повыше, но самую малость. Зато вы помассивнее.
— Разжирел.
— Я не это имела в виду. Ричард занимался легкой атлетикой. Вот и все, что я хотела сказать.
В этот момент у нее на глазах выступили слезы, и Холмен растерялся. Он поднял руку, думая коснуться ее плеча, но побоялся испугать девушку. Впрочем, Лиз тут же собралась и смахнула слезы тыльной стороной ладони.
— Простите. Это действительно засасывает. Так засасывает. Послушайте…
Она еще раз вытерла глаза и протянула руку.
— Хорошо, что мы в конце концов встретились.
— Вы и вправду думаете, что мы похожи?
Она слабо улыбнулась.
— Клоны. Донна всегда так говорила.
Холмен сменил тему. Если они продолжат говорить про Донну, он тоже расплачется.
— Послушайте, — сказал он, — я понимаю, вам нужно на занятия и все такое, но могу я задать вам пару вопросов насчет случившегося? Я быстро.
— Убийцу уже нашли.
— Знаю. Я просто пытаюсь… я общался с детективом Рэндомом. Вы с ним встречались?
— Да, с ним и с капитаном Леви, начальником Ричарда.
— Верно, я тоже говорил с ним, но у меня все же остались кое-какие сомнения по поводу того, как это могло произойти.
— Хуарес винил Майка в том, что произошло с его братом. Вы знаете эту историю?
— Да, ее напечатали в газете. Вы знали сержанта Фаулера?
— Ричард стажировался под его началом. Они остались хорошими друзьями.
— Рэндом сказал, что Хуарес стал угрожать Фаулеру сразу после убийства брата. Это тревожило Майка?
Лиз нахмурилась, обдумывая вопрос, потом отрицательно покачала головой.
— Майка вообще ничего не тревожило, — ответила она. — Я редко видела его — раз в пару месяцев, не чаще, — но, казалось, опасности его не пугают.
— Может, Ричи упоминал, что Майк беспокоится?
— Я сама все узнала, только когда выписали ордер на арест Хуареса. Ричард никогда о нем не говорил, да это было и не в его привычках. Он вообще мало рассказывал о работе.
Холмен подумал, что если бы какой-то парень повсюду распускал язык, угрожая ему, то он непременно навестил бы его. Пусть бы высказал ему все в лицо или катился к чертям, но так или иначе проблема решилась бы. А еще его посетила мысль, что, может быть, те четверо и встретились, чтобы обсудить, как разобраться с Хуаресом, только Хуарес напал первым. Это казалось вероятным, но Холмен решил не рассказывать Элизабет о своих соображениях.
— Возможно, Фаулер не хотел никого тревожить, — сказал Холмен вместо этого. — Парни вроде Хуареса всегда угрожают полицейским. Копы к такому привыкли.
Элизабет кивнула, но ее глаза снова влажно заблестели, и Холмен понял, что допустил ошибку. Наверное, она подумала, что это были не просто угрозы — на сей раз «парень вроде Хуареса» перешел от слов к делу, и ее муж погиб.
Холмен как можно скорее сменил тему.
— И вот еще что любопытно… — вспомнил он. — Рэндом сказал, что Ричи той ночью не дежурил.
— Нет. Он сидел дома и работал. Я занималась. Он иногда встречался с друзьями, но так поздно — никогда. Он сказал, что должен пойти к ним. И больше ничего.
— Он говорил, что направляется к реке?
— Нет, я думала, они будут сидеть в баре.
Холмен взял это на заметку, не зная, имеют ли слова Лиз какое-нибудь значение.
— Меня беспокоит, как Хуарес их нашел. Полиция до сих пор не может это объяснить. Трудно следить за кем-то вдоль набережной и остаться незамеченным. Я думаю, что, если они встречались там постоянно — привычка, понимаете, — Хуарес просто знал, где их искать.
— Не представляю, что вам ответить. Не могу поверить, что они все время ходили туда, а Ричи ничего мне не рассказывал… и потом, это так далеко.
Холмен согласился. Они могли собраться выпить где угодно, но направились именно в это отдаленное, пустынное место. Напрашивается версия, что они хотели сохранить свои встречи в тайне. Однако Холмен знал, что копы — обычные люди и любят пощекотать себе нервы, забираясь туда, куда никто другой не сунется. Мальчишки, которые лезут в заброшенный дом или карабкаются на самую верхушку Голливудского знака.
Холмен обдумывал эту мысль, когда вспомнил еще одну важную вещь.
— Вы сказали, что он никогда не уходил из дома так поздно, как в ту ночь. Что особенного было той ночью?
Казалось, она удивлена. Затем лицо ее потемнело, и вертикальная морщина прорезала лоб. Она отвела взгляд, затем изучающе посмотрела на Холмена. Лицо ее выражало спокойствие, но Холмен по глазам чувствовал, как бешено крутятся шестеренки у нее в голове и как нелегко дается ей ответ.
— Вы, — промолвила она.
— Не понимаю.
— Вас выпускали на следующий день. Вот что особенного было той ночью, и мы оба это знали. Знали, что вы утром выходите на свободу. Ричард никогда не рассказывал о вас. Вас не обижают мои слова? Это так ужасно — то, что нам необходимо сейчас преодолеть. Не хочу, чтобы вам стало хуже.
— Я спросил. И хочу услышать ответ.
— Я пыталась заговорить с ним о вас… из любопытства, — продолжала Элизабет. — Вы ведь его отец, а значит, мой свекр. Пока Донна была жива, мы обе пытались… но он отмалчивался. Я знала, что день вашего освобождения приближается, а Ричард все никак не начинал эту тему. Я понимала, его что-то гнетет.
Холмену было дурно, его бил озноб.
— Он хоть что-нибудь объяснял? Почему он так волновался?
Элизабет склонила голову набок, поставила чашку и отвернулась.
— Пойдемте, — сказала она.
Холмен проследовал за ней в спальню, похожую на офис. Два письменных стола: один для него, второй для нее. Ее стол завален учебниками, папками и бумагами. Стол Ричи задвинут в угол, прилегающие стены обиты пробковыми панелями, а панели увешаны заметками и вырезками из газет так плотно, что они наслаивались одна на другую, словно рыбья чешуя. Лиз подвела его к столу Ричи и указала на заметки.
— Взгляните.
«Гулянка бандитов окончилась стрельбой», «Преступники остановлены», «Случайный прохожий убит во время грабежа». Статьи, которые Холмен бегло просматривал, были посвящены парочке помешанных налетчиков — Марченко и Парсонсу. Холмен слышал о них в Ломпоке. Марченко и Парсонс одевались как коммандос и стреляли в свидетелей, прежде чем скрыться с добычей.
— Ограбления банков стали его главным увлечением, — сказала Элизабет. — Он вырезал заметки, скачивал статьи из Интернета и проводил все свободное время над этими материалами. Не надо иметь докторскую степень, чтобы понять почему.
— Из-за меня?
— Ему хотелось понять вас. Своего рода способ находиться рядом, когда вы далеко, — таково мое предположение. Мы помнили, что приближается день вашего освобождения. Мы не знали, попытаетесь ли вы связаться с нами, или нам следует сделать это самим. Было ясно, что он старается упорядочить свои страхи.
Холмена резануло чувство вины, и он понадеялся, что Лиз ошибается.
— Он так и сказал?
Элизабет даже не взглянула на него. Она замкнулась в себе и, сложив руки на груди, смотрела на газетные статьи.
— Он вообще ничего не сказал. Он никогда не поднимал тему отца ни со мной, ни с матерью, но, когда он обмолвился, что идет повидаться с ребятами, я решила, что ему надо выговориться перед ними. Он не мог обсудить это со мной, и вот теперь… теперь…
Она напряглась, черты лица ожесточились. Было видно, что она с трудом сдерживает гнев. Холмен заметил, что ее глаза снова наполнились слезами, но побоялся прикоснуться к девушке.
— Эй… — позвал он.
Элизабет покачала головой, и Холмен воспринял это как предупреждение. Она словно почувствовала, что он хочет утешить ее. Ему стало нехорошо.
— Черт возьми, ему просто надо было прогуляться. Просто прогуляться. Черт возьми…
— Может, лучше вернуться в гостиную?
Она закрыла глаза и качнула головой, на этот раз давая понять, что с ней все в порядке, что она переборола страшную боль. Наконец она открыла глаза.
— Иногда мужчине проще показать свою слабость другому мужчине, чем женщине, — продолжила она начатую тему. — Проще притвориться, чем честно взглянуть в лицо своим эмоциям. Думаю, в ту ночь он пошел именно за этим. Думаю, поэтому и погиб.
— Погиб, рассказывая обо мне?
— Необязательно о вас, а в принципе об ограблениях банков. Он привык говорить о вас таким образом. Это было его личной работой. Он хотел поднять собственную планку, стать детективом.
Холмен снова посмотрел на стол Ричи, но легче ему не стало. Там были разбросаны копии официальных полицейских отчетов и папки с делами. Холмен проглядел верхние страницы и увидел, что весь материал касается исключительно Марченко и Парсонса. На небольшом плане города, прикрепленном кнопками к доске, чья-то рука провела линии, от первой до тринадцатой точки, которые образовывали подобие грубого чертежа. Получается, Ричи зашел так далеко, что стал составлять карту их ограблений.
