Кирилл Казанцев - Полицейская фортуна
— Мне непонятно его поведение, — говорил он Шульгину. — Непонятно в том свете, которым вы освещали положение вещей. Он не скрытен, я владею информацией из первых рук, она аналогична той, которой владеет вся следственная бригада. Если вы спросите мое мнение, то оно сведется к следующему: нужно уделять поменьше времени Кряжину и побольше самостоятельной работе с целью опережения его действий.
Шульгин поморщился, вжал нижнюю часть трубки в подбородок и еще раз, дабы теперь иллюзии навсегда покинули голову сыщика, проговорил:
— Есть на севере страны такая народность — орочи. Их на белом свете осталось двести пятьдесят человек, и ЮНЕСКО, брезгуя достижениями архитектуры в стиле готики и рококо, упрямо вносит их в свои реестры как подлежащие обязательной охране памятники их культуры. Они маленькие, все больше — божки да поделки копеечные на вид. Да язык их неповторимый. И делается это с такою старательностью, словно язык этот или идолы деревянные ценность для истории имеют неимоверную. Если же вдуматься, то так оно и есть. Начинаешь понимать?
— Смутно, — пожал плечами капитан, словно его собеседник мог это видеть.
— Значит, не понимаешь, — огорченно убедился Шульгин. — Тогда я тебя просвещу. Орочей не коснулась ни Первая мировая война, ни Вторая, ни репрессии тридцатых, ни демократические преобразования девяностых. А еще есть статистика, что за все то время, пока они известны этнографам, ни один из орочей не убил себе подобного. Психология и культура этих людей уникальна, капитан. Быть может, потому они и вымирают, что Земля — не их дом. Окружающий мир не для них, потому что он не понимает культуры орочей. Так вот… Ты до сих пор не понял, с кем имеешь дело.
— В смысле? — напрягся оперативник, ожидая откровений в том, что советник Генпрокуратуры — ороч.
— В том смысле, что веришь в то, что видишь. Все не то, чем кажется. Культура «важняков», таких как Кряжин, уходит в Лету, потому что они делают свое дело во имя справедливости, а мы во имя высшей цели.
Если бы Антон Копаев, оперативник УСБ Екатеринбурга, слышал, в каком контексте подается его реноме, он бы, безусловно, рассмеялся. Не над тем, что работает во имя справедливости, а потому, что рекомендации эти подает заместитель начальника ГУВД, где Антон работает.
А капитан просто опешил, потому что не ожидал подобных признаний. Перед ним впервые встало противопоставление «справедливости» в укор «высшей цели».
— Но самое страшное заключается в том, что и ты, и я будем верить в то, что, пытаясь всячески помешать следователю, идем верной дорогой. Мы знаем, что должны найти убийцу первыми — это и есть наша высшая цель. А между тем совершенно не важно, кто это сделает первым. Последнее и есть справедливость. Ороча нельзя подкупить, нельзя напугать или переиначить, убедив в превалировании высшей цели перед справедливостью. Таких, как следователь, рядом с которым ты находишься, осталось, быть может, тоже не более двухсот пятидесяти на всю страну. — Чуть выждав, дабы дать сыщику время для осознания информации, Шульгин закончил резко, почти грубо: — Спроси меня сейчас — не ороч ли Кряжин по национальности, и я тотчас сниму тебя с задания, как совершенно бесполезного.
— Я не спрошу.
— Тогда никогда не пытайся убедить меня в том, что следователь Кряжин тебе поверил, — медленно, но твердо проговорил генерал-майор. — В противном случае ты будешь для меня неинтересен, потому как убедишь меня лишь в своей непричастности к делу достижения высших целей. А орочем тебе не стать лишь по той простой причине, что мама у тебя полька из Гданьска, а папа львовский еврей.
В два часа ночи в офисе казино «Эсмеральда», открытом для посетителей еще вчерашней ночью, были обнаружены три порядком залежавшихся там трупа. Охранника и двоих неизвестных.
Сообщила об том в полицию Эмма Петровна Постникова, администратор игрового дома. Управляющий не отвечал ни по домашнему телефону, ни по нескольким мобильным. Казино работало, звонки поступали, дважды приезжала какая-то братва, однако всю прошлую ночь, последующий день и часть ночи текущей Эмма Петровна не тревожила ни хозяина игрового дома, ни тем более правоохранительные органы. Неприятности сваливались на голову бедной женщины как из чертового рога изобилия. То крупье шепнет, что заклинило «однорукого бандита» у окна, то начальник охраны сообщит, что старый охранник, не сдав пост, свалил домой, то эти электрики с какими — то идиотскими схемами…
Управляющий Игорь Гаенко задерживался и ранее, и вызывать тревоги это явление не должно было по определению. Но он никогда не задерживался более чем на сутки, и никогда при этом не молчали его телефоны. В принципе, можно было потянуть еще, но в результате действий упрямой женщины произошло нечто, что сором назвать трудно, а выбросить из дома еще труднее.
Около половины второго, окончательно выбившись из сил и начиная впадать в панику, Постниковой понадобилось взять из офиса управляющего документацию по раскопировке фасада здания. То ли от перенапряга сети, то ли просто до общей кучи неприятностей над входом погасло мерцающее огнями название казино, а из-за сложности схемы и огромного количества проводов прибывшие электрики наотрез отказывались устранять неисправность без схем. И Постниковой не оставалось ничего другого, как подняться в офис к Гаенко.
Но прежде чем подняться, нужно взять ключи у охраны.
И тут начались новые неприятности. Вывеска была мертва, электрики матерились и напоминали, что скоро два, а они в новогоднюю ночь без семьи, да еще ни в одном глазу, а ключи на вахте все не находились. Когда стало окончательно ясно, что не найдутся, Постникова велела ломать замок на двери офиса.
Если бы она не устала за эти полтора суток суеты, то, когда яркий свет залил прихожую офиса, она, скорее всего, закричала бы. Огромная лужа крови, залившая весь пол почти до плинтусов, застыла и теперь, матово блистая, предупреждала о том, то в кабинет Гаенко лучше не заходить. Но она, вызвав начальника службы безопасности, отставного майора из ГУВД, вошла. Почувствовав резкие позывы рвоты, Эмма Петровна схватилась за лицо и выбежала. Через несколько минут вернулась и с вахты вызвала полицию.
Сейф Гаенко распахнут, а по углам, словно свернувшись от сожаления за содеянное, в позах смерти застыли два тела.
Первое лежало на спине, поджав ноги. С начинающего синеть лица в потолок смотрели мертвые глаза, в которых ничего, кроме чудовищного изумления, не было. Пуля вошла ему в лоб над левой бровью, а вышла, прихватив с собой пригоршню мозга и фрагменты затылочной кости, над правым ухом. Этот сноп, ведомый пулей, врезался в стену, аккурат в центр репродукции Ван Гога «В Овере, после дождя». Раскрошив стекло, пуля врезалась в стену белого дома над криво выписанным входом, а почерневшие мозги жертвы расползлись по вспаханному полю, добавляя в импрессионизм бессмертного французского пейзажа нотки реализма.
Второе тело располагалось у противоположной стены кабинета, и его положение выглядело более чем странно, отчего все происходящее казалось этюдом сумасшедших мастеров пантомимы. Убитый стоял на коленях, упершись в пол лицом, а грудью — в бедра. В такой позе застывают в молитве истые мусульмане при намазе. Говоря о лице, стоило сомневаться в правильности такого определения. Лицо куда-то исчезло. Оно было разбросано по всем квадратам помещения, лишь частями своими напоминая о том, что у потерпевшего оно было. После выстрела в затылок у мужчины сорвало всю лобовую кость, выстрел же в рот разворотил всю нижнюю челюсть. Заметив у себя под ногами фрагмент золотого зубного протеза, почерневшего от крови и игравшего когда-то роль намертво закрепленного во рту «моста», женщина не выдержала и снова бросилась к лестнице. Теперь по полу можно было ходить без опаски испачкаться или поскользнуться, но даже в состоянии жуткого отвращения Эмма Петровна не решилась пройти по центру помещения. Слившись из трех проток в одно озеро, кровь застыла и чернела на паркете офиса управляющего как виртуальная «черная дыра»…
Копаев зашел в кабинет ГУВД, в котором болтали ни о чем, дожидаясь «следователя Генпрокуратуры», криминалист Молибога и капитан уголовного розыска Сидельников.
— Собирайтесь. Мы летим в Ейск.
— В Ейск? — переспросил, поправив очки, Молибога. — Когда?
— Сейчас.
…Когда Молибога закончил осмотр, а Сидельников и Полянский вдоволь находились по кабинету, заглядывая в каждую щель, Антон попросил начальника службы безопасности казино присесть, а измученную Эмму Петровну спуститься вниз.
— Что скажете? — спросил он, закуривая, чтобы хоть как-то перебить запах кислятины, от которого не спасала даже вентиляционная вытяжка.
Есть полицейские, которых сразу после увольнения на пенсию берут на службу в подобные заведения не столько из-за их сообразительности, сколько по причине оставшихся в органах связей и умения решать в связи с этим ряд проблем упомянутых заведений.
