Альберт Баантье - Маска смерти
— Получится то же самое, — нехотя признал он.
Де Кок ехидно улыбнулся.
— Я вижу, ты не в силах отречься от своих заблуждений.
Фледдер с жаром прижал руки к груди.
— Да, я никогда не верил в иную версию, — сказал он. — И сейчас не верю. И вы сами скоро убедитесь, что я прав.
Де Кок, казалось, пропустил мимо ушей последние слова.
— Что тебе сказали наши коллеги с Лодевейк ван Досселетраат?
— Мне показалось, они в полном замешательстве. А всему причиной то, что они не придали значения первому сообщению Рихарда Недервауда. Между прочим, они интересовались нашими успехами.
— И что же ты им ответил?
Фледдер вздернул подбородок.
— Я считаю, наши успехи или неудачи их не касаются.
Де Кок посмотрел на него с наигранным возмущением.
— Ты по крайней мере хотя бы узнал имена двух пропавших женщин?
Молодой следователь полистал записную книжку.
— Мария-Антуанетта ван Хет Вауд, — громко прочел он, — двадцатипятилетняя студентка факультета психологии и Шарлотта Акерслоот, двадцатитрехлетняя дочь владельца кафе из Амстердама — работала она или училась, мне не удалось выяснить.
— Ты узнал что-нибудь об окружении или семьях обеих женщин?
— Окружение… — Фледдер раздраженно передернул плечами. — Нет, об этом я справок не наводил.
Де Кок понимающе закивал.
— Наши коллеги сказали тебе, что собираются начать расследование?
— Нет, этого они не говорили.
Де Кок поднялся из-за стола и протянул руку к своему молодому помощнику.
— Ты сейчас немедленно отправишься на своей машине на Лодевейк ван Досселетраат и скажешь им, что мы полностью берем на себя дело об исчезновении этих женщин. — Инспектор потеребил кончик своего носа. — Я не желаю рисковать и не хочу, чтобы они перебежали нам дорогу. Забери у них все записи, которые они сделали, и опроси всех, кто заявил в полицию об исчезновении еще двух женщин.
— Зачем?
Де Кок нетерпеливо застучал ногой об пол.
— Мне нужно выяснить все связи… все знакомства… всех мужчин и женщин, с которыми эти особы общались, все клубы и общества, где они появлялись. Будешь разговаривать с нашими коллегами, упомяни имена первых двух женщин и обрати внимание на ответную реакцию.
— А потом что?
— Возвращайся сюда и больше ничего.
— А вы что же?
Де Кок молча улыбнулся в ответ и отошел к вешалке. Фледдер нехотя поднялся и поплелся за ним.
— Так вы не поедете со мной? — настойчиво допытывался он.
Старый сыщик покачал головой. Он посмотрел на большие часы, висевшие на стене, натянул плащ и взял в руки шляпу.
— Мне надо кое-кого навестить, — с таинственным видом сообщил инспектор.
Фледдер почувствовал легкое замешательство. Де Кок, не дойдя до двери, обернулся.
— Не забывай еще об одной вещи.
— О какой?
— О маске смерти…
Выйдя из дверей полицейского управления, инспектор взглянул на небо. Темные тучи застилали его сплошной пеленой, накрапывал мелкий дождь. Инспектор надвинул пониже шляпу, поднял воротник плаща и, невзирая на дождь, не ускорил шага.
Он вышел на Нордемаркт и остановился перед маленьким домиком с широким окном, который спрятался позади реформатской церкви. Над входом красовалась вычурная надпись «Петер Карстенс», а пониже, чуть более мелким шрифтом: «художник».
Де Кок отвернул рукав плаща и посмотрел на часы. Оказывается, уже без четверти одиннадцать. Он почесал двумя пальцами нос и тихонько хихикнул.
— Вот уж точно неурочный час для визита добропорядочного христианина, — проворчал он себе под нос и не без удовольствия дернул начищенную до ослепительного блеска медную ручку звонка. Звонок прозвучал громко и настойчиво, что ничуть не смутило инспектора: он знал, что хозяин дома засиживается за работой до глубокой ночи.
Минуты через три дверь отворилась, и на пороге появился мужчина со всклокоченной седеющей шевелюрой, в широких, бесформенных штанах и черной шелковой блузе, усеянной пятнами краски. Насупив брови, он хмуро взглянул на гостя, и вдруг его большие карие глаза радостно вспыхнули.
— Де Кок! — громко завопил он. — Что случилось, старина?
Окинув взглядом безлюдную мокрую площадь за спиной инспектора, блестевшую при желтом свете фонарей, он отрывисто бросил:
— Сегодня не та погода и не тот час, чтобы вылезать из дома без особой надобности…
Де Кок скроил печальную физиономию.
— Ничего не поделаешь… Так повелевает мне долг.
— Господи, какой еще долг?
— Долг служения правосудию.
Петер Карстенс презрительно потянул носом.
— У тебя, дружище, как видно, не все дома. — Он помолчал. — Когда такие вещи произносит обыкновенный обыватель, это еще не так страшно, но если подобные речи заводит полицейский чиновник, это опасно для жизни.
Де Кок предпочел пропустить сие ядовитое замечание мимо ушей. Он знал, что этот человек находится в постоянном конфликте с обществом — необузданный бунтарь с тонкой, легко ранимой душой художника, которому всегда было тесно в общепринятых рамках.
Инспектор смахнул капли дождя с полей шляпы.
— Может, ты меня все-таки пустишь в дом? — с улыбкой спросил он.
Художник шутливо поклонился и широким жестом пригласил гости войти. Шелковая блуза с широкими рукавами подчеркивала грациозность его движений.
— О верный страж порядка, — торжественно произнес он, — прошу посетить мою скромную хижину.
Де Кок, не обращая внимания на его шутовские интонации, переступил порог. Он миновал прихожую и очутился в просторной комнате с высоким потолком, освещенную лишь светом уличного фонаря, проникавшего в окно и отбрасывающего длинные тени на расставленные повсюду мольберты. Побеленные известью стены также были увешаны картинами.
Петер Карстенс пошел впереди Де Кока. Он направился к винтовой лестнице, находившейся в глубине комнаты, и начал подниматься наверх.
На втором этаже они прошли через узкий коридор и открыли дверь в небольшую уютную комнату с низким потолком. На грубом деревянном столе горели две свечи в высоких серебряных подсвечниках. Рядом стояла бутылка вина и несколько хрустальных бокалов. Два из них были наполнены.
Де Кок с любопытством осмотрелся и встретился глазами с женщиной, которую уже видел здесь однажды, и снова, как и в первый раз, его поразило это прекрасное лицо.
— Это Мария, — представил свою гостью Петер Карстенс. — Ты ее, наверное, помнишь, она была у меня в прошлый раз…
Старый сыщик кивнул и улыбнулся.
— И все так же божественно хороша!
Мария медленно поднялась со своей скамьи, резким движением отбросила волосы с лица и, подойдя к инспектору, протянула ему нежную теплую руку.
— Рада снова видеть вас, — сказала она и сделала несколько шагов, слегка покачивая бедрами. Она помогла инспектору снять мокрый плащ. — Я повешу его наверху, чтобы стекла вода. — Женщина с шутливым укором посмотрела на художника. — Петер обычно не обращает внимания на подобные вещи, он весь отдается вину, искусству и любви.
— Именно в таком порядке?
Мария рассмеялась и вышла из комнаты, унося его плащ.
Петер Карстенс кивнул на бутылку.
— Выпей с нами стаканчик.
Де Кок шумно втянул в себя воздух.
— Как всегда, бургундское?
Художник кивнул.
— Должен сказать, оно становится все дороже и дороже. Кажется, французские виноделы, всю жизнь выжимавшие из винограда вино, решили теперь выжимать из него золото.
Он взял бутылку и медленно наполнил бокал.
— Чему я обязан визитом столь высокого гостя? — спросил художник. — Ведь не станешь же ты уверять, что заглянул ко мне просто ради хорошей компании?
Де Кок сделал еще глоток и постарался уклониться от прямого ответа.
— Мне было приятно еще раз оценить твое гостеприимство.
Художник покачал головой.
— Так я и поверю, что ты, несмотря на ветер и дождь, отправился ко мне на Нордемаркт без особо важной причины. Да ты и сам сказал, что явился сюда по велению долга…
Де Кок немного помедлил.
— Ты прав. Я разыскиваю старинную книгу… книгу о явлении чуда.
Петер Карстенс расхохотался.
— Послушай, как там начинается… — И он торжественно продекламировал:
«Здесь открываются Всевышнего деянья:
Священная книга бытия
И таинство потусторонней жизни...»
Де Кок прервал его:
— Очень похоже на стиль Йоста ван ден Вондела! — удивленно воскликнул он.
Петер Карстенс довольно потирал руки.
— Точно. Приблизительно в его время эта книга и была напечатана. Первоначальный текст написан на латыни. Несколько столетий хранили люди в памяти явление чуда: историю о том, как священную просвиру не тронул огонь. С тех пор каждый год в Амстердаме празднуют этот день. — Он ухмыльнулся. — Говорят, что для проституток на Валу это очень большой праздник: не один так другой мужичок непременно отстанет от процессии и свернет в сторону…
