Владимир Колычев - И жизнь моя – вечная игра
Очнулся Тимофей в той же комнате, в которой произошла катастрофа. Лада сидела на разобранном диване, вжавшись спиной в стену и подобрав под себя ноги. Она догадалась закрыться простыней, но это иллюзорная защита. Браткам ничего не стоит сорвать с нее покрывало, ее саму разложить на диване... Но им сейчас не до нее. Все трое заняты Тимофеем. Один держит его на прицеле пистолета, второй вяжет ему скотчем руки, третий – ноги.
Хотел бы Тимофей узнать, кто они такие и что им от него нужно. Но не в том он сейчас положении, чтобы спрашивать их об этом. Сейчас любое его слово будет воспринято как признак слабости. Да и незачем что-либо выяснять. И так ясно, что дела его плохи.
– Ну, что нам с тобой делать, урод? – спросил жлоб с большим покатым лбом и мощным навесом надбровных дуг над маленькими пустыми глазками.
Тимофей молча посмотрел на него. Что хотите, то и делайте.
– Ты знаешь, как Мотя умирал? – злобно спросил второй, широколицый тип с большими и отвислыми, как у бульдога, щеками.
Волосы у него были короткими, длиной в толщину большого пальца. И при этом он умудрялся выглядеть лохматым.
– Ну, чо, молчишь, падла? – взревел третий.
Этот паренек был среднего роста, третий номер по ранжиру в строю злобных незнакомцев. И плечи у него узковатые, и руки коротковатые, зато злости в нем столь же много, как серной массы в ушах древнего человека. Выпученные глаза, губы сломанным коромыслом.
Он ударил его тупым носком тяжелого ботинка. Метил в живот, а попал в плечо – но все равно больно, рука онемела, налилась болью и тяжестью. И это было только начало. Тимофей еще не знал, с кем имеет дело, но уже догадывался, что живым его отсюда не выпустят.
– Я спрашиваю, ты знаешь, как Мотя умирал? – снова спросил тип с бульдожьими щеками.
Тимофей и ухом не повел. Ему-то какое дело, как там какой-то Мотя подыхал?..
– Ты, падла, нам за всех пацанов ответишь! – взревел недоросток.
И снова ударил пленника ногой. На этот раз он все-таки угодил в живот. К счастью, Тимофей успел напрячь пресс. И все равно больно...
– Нет, он не знает, как Мотя умирал, – разминая толстые сардельки пальцев, сказал щекастый. – А Мотя умирал долго. И больно ему было, очень больно. Одна пуля челюсть ему нижнюю вырвала, а другая глаз выбила...
– Мы тебе, сука, язык сначала вырвем! – злобно оскалился недоросток.
И для пущего устрашения вытащил из кармана самые настоящие клещи, которыми легко можно было перекусить прочную стальную нить первоклассного проволочного заграждения.
– А потом фары на твой задний бампер натянем, козел!
Тимофей закрыл глаза и закусил губу. Пусть делают, что хотят.
– Не, смотри, пацаны, да он зазнался, в натуре! – взвыл недоносок.
– Ша! – осадил его лобастый жлоб. – Эта морда думает, что с ним шутят... Ты хоть знаешь, кто мы такие?
Он поставил ногу на грудь Тимофею, с силой на нее надавил. Глаза открылись сами по себе.
– Мы от Ждана, понял?
Тимофей слегка скривил губы в презрительной усмешке. Не опустился он до того, чтобы выяснять природу происхождения этих бандитских рож. Не дождались они от него мольбы о пощаде. А так хочется им произвести на него впечатление. Потому по их воле, а не по его прозвучало грозное имя крутого бандитского авторитета...
– Ну чего ты молчишь, гнида!
Недоросток обрушил на Тимофея град ударов, но не смог выбить из него ни слова.
– Ты чо, жить не хочешь? – спросил лобастый.
– Не хочет, – ответил за него щекастый. – Он думает, что умрет быстро. А нет, умирать он будет, как Мотя... Пыж, в натуре, клещи давай!..
Недоросток по прозвищу Пыж снова вынул из кармана инструмент, но дружку своему его не отдал.
– Сам ему, суке, язык вырву!
– А чем он говорить будет? – снова осадил его лобастый.
– А чо, ему говорить надо? Его дело маленькое, сдохнуть в муках, гы... – оскалился щекастый.
Как выяснилось чуть позже, его вид полностью отвечал кличке, которой погоняла его братва. Так и звали его – Бульдог.
– Не, пусть живет, – покачал головой лобастый. – Ждан сказал, пусть живет... Если скажет, где сейчас Елизар зависает... Завалим Елизара, пусть живет, нет – тогда пусть подыхает...
– Так пусть он сам Елизара и завалит, – подсказал ему Пыж.
– А чо, это вариант. Надо будет Ждану сказать, пусть решает...
– Сначала пусть он скажет, где нам Елизара найти! – рыкнул Бульдог и угрожающе надвинулся на Тимофея. – Отвечай, падла, где твой босс прячется?
Он молча мотнул головой.
– Не знаешь, тварь?
На самом деле Тимофей знал, где можно найти Елизара. На выходные босс отправился на загородную базу отдыха у Терлецкого озера. Там для него и рыбалку с ухой организуют, и баню с девочками. Все будет. Елизар приглашал его с собой, но он отказался. У него своя девочка, с ней и без бани хорошо... Было... Больше ничего уже не будет. Только вечный мрак.
– Знает он! – взвизгнул Пыж. – Знает, а говорить не хочет!.. Крыль, мочить его, падлу, надо! За пацанов наших спросим, которых он на «стрелке» положил! А Елизара по-любому найдем, отвечаю!
– Ствол у тебя с заглушкой?
– Ну ты же знаешь!
– Тогда вали!
Пыж вытащил пистолет из-за пояса, а из кармана – черный цилиндр глушителя, навинтил его на ствол.
– Ну все, козлина, молись!
Тимофей последовал его совету. И когда глушитель холодным своим срезом ткнулся ему в лоб, закрыл глаза и мысленно начал читать «Отче наш».
– Где твой босс прячется? Последний раз спрашиваю!
Тимофей молчал... Дело не в том, что Елизар был его кумиром и он обязан был сохранять ему преданность ценой своей жизни. Нет, не боготворил он Елизара, в чем-то был с ним не согласен. Иногда накатывала на него человеческая тоска, и тогда он начинал ненавидеть Елизара за то, что тот втянул его в бандитскую трясину, и презирать себя за то, что позволил увлечь себя. Но как бы то ни было, банда Елизара жила по законам войны, и если он состоял в ней, он должен был подчиняться этим правилам. Если он на чьей-то стороне, то должен оставаться на ней до смертного конца. Он не трус и не предатель... – Считаю до трех! – заголосил Пыж. – Раз, два...
– Да пошел ты!..
– Смотри, заговорил! – громыхнул басом Бульдог.
– Жить хочет, потому и заговорил!.. Елизар где, рожа твоя козья?
– Да не хочет он жить... – сказал лобастый Крыль. – Со спокойной совестью подохнуть хочет. Зажмурится сейчас и не узнает, что мы с его бабой сделаем...
– А что мы сделаем? – взбудоражился Пыж.
– Хороводить будем. А чего добру пропадать?
– Так пусть живет пока. Пусть смотрит, как мы с его бабой кувыркаемся! – в похотливом возбуждении предложил Бульдог.
– Ну а чо, пусть смотрит, – оскалился Крыль. – Гы, последнее желанье перед смертью...
– Только троньте ее, суки! – закипая от злости, пригрозил Тимофей.
– Гля, голос прорезался!.. Чо, бабу свою пожалел, да? – ухмыльнулся Бульдог. – А ты скажи, где сейчас Елизар хоронится, мы ее не тронем! И тебе пожить дадим.
– Не верю я тебе, – презрительно скривился Тимофей. – Рожей ты не вышел, чтобы тебе верить... Тронешь Ладу, с того света достану! Клянусь, душу свою продам, но за тобой, падла, вернусь!..
– Ух ты какой грозный! А я в загробную жизнь не верю.
– Поверишь. Я тебе устрою...
– А что, если не тронем твою бабу, с того света доставать нас не будешь? – с интересом глядя на него, спросил Крыль.
– Нет. Если убьете, в претензии не буду.
– Почему?
– Да потому что имеете право меня убить. Я на войне, вы на войне... А Ладу не троньте. Она здесь ни при чем...
– Почему ни при чем? Она тоже на войне. Типа санитарка, – глумливо усмехнулся Пыж. – Лично я люблю с медсестренками. Да и они сами любят. И умеют...
Тимофей до крови закусил губу, чтобы сдержать рвущийся наружу поток угрозы. Смешно в его положении метать громы и молнии. Что бы он сейчас ни делал, отморозки Ждана сделают с Ладой все, что хотят.
И они сделали это. Сначала избили Ладу, затем распяли ее на диване. И Тимофей ничем не мог им помешать. В яростном порыве пытался порвать путы на руках и ногах, но лишь из сил выбился. Как же он ненавидел себя за свою беспомощность...
А потом бандиты снова вернулись к нему.
– Мочить его будем, – сказал Крыль.
– Давно пора, – кивнул Пыж и приставил пистолет к голове Тимофея.
– Не, так не надо. Крови много будет...
– Удавку на шею.
– Все равно труп криминальный...
– Да какая разница?
– Большая разница. Ждан сказал, чисто сработать надо.
– Давай из окна его сбросим. Шестой этаж, наглухо разобьется. Типа сам вывалился...
– А с бабой его что делать? Ее тоже надо кончать...
– Зачем? Мы ее с собой заберем. У братвы сегодня банный день, а мочалок не хватает... Короче, бабу с собой, а его в окно... Только скотч с него снимите...
Тимофею сначала врезали по почкам так, что боль свернула его в бараний рог. И только затем сняли путы с рук и ног. Но тут же Пыж и Крыль взяли его за ноги, а Бульдог за руки. Держали крепко, не вырваться. Окно открыто, под ним высота шестого этажа.
