Татьяна Степанова - Прощай, Византия!
— Недолго она пожила на свете, бедная. Что творится, а? В какое безумно жестокое время мы живем. — Марья Антоновна покачала пышной платиновой головой. — Я сроду с охраной не ездила, только вон и есть у меня, что Василий — шофер. А после этого случая, веришь, задумалась, не нанять ли и мне какого-нибудь бугая-телохранителя. Так ведь это не спасет, если что. Они, подлецы, ведь сначала о своей шкуре пекутся. Известий из милиции нет?
— Нет. Меня вызывали, потом они в Калмыкове к нам приезжали. — Абаканов увидел, что официант несет заказанного Марьей Антоновной омара-фламбе. — У меня, признаюсь вам, просто почва из-под ног выбита всем этим. Ни о чем думать не могу. Все время Дуню перед собой вижу — вот так.
— Понятно, родная кровь. — Марья Антоновна снова кивнула. — И все же, сынок, соберись с мыслями, послушай меня. Из Красноярска, чем бы эти переговоры ни Кончились, мы все равно обязательно слетаем на комбинат. Что там будет — сам знаешь.
— Собрание акционеров, внеочередное. Меня уже известили.
— И что будет там, на нем, тоже догадаться нетрудно. Сам понимаешь, покуда контрольный пакет акций был в одних руках, да еще такого человека, как отец твой, один был разговор. Теперь же… Да, как рано, как нежданно-негаданно Константин ушел из жизни. Такого отца, как твой, Костя, поискать еще. Много у нас чего с ним было за целую-то жизнь и хорошего, и не очень, но главное скажу тебе — дело он умел делать. Умел! И других заставлял. Осиротели мы без него. Вот и на собрании этом акционеров… Естественно, Костя, там не одобрят идеи, чтобы Контрольный пакет акций был раздроблен, рассредоточен.
— Но все же по-прежнему останется в нашей семье, Марья Антоновна.
— А семья ваша какая? — Она с хрустом разломила мельхиоровыми щипчиками клешню омара. — Что есть такое ваша семья, Костя, можешь мне сказать? Молчишь, не можешь. Отец твой, конечно, в делах фору бы всем нам Дал, а вот в личной своей жизни путаник был еще тот. Сколько раз я ему говорила — уймись. Не унимался. Юбки его просто с ума сводили, справиться с собой не мог, что ли? Ни одной ведь не пропускал. Ни одной! Ну ладно — жены, но ведь, кроме жен-то, еще… Эта, которая экономкой-то у вас была, домработницей… Варька-то, Варвара.., так и живет у вас по-прежнему?
— Живет.
— На твоем месте я бы ее вон в двадцать четыре часа, интриганку.
— Я не могу, Марья Антоновна. Отец так хотел.
— Не можешь. Конечно, ты не можешь… Ах, сынок. — Марья Антоновна усмехнулась печально. — Если бы только знать вперед, каким боком жизнь повернется. И надо ли вообще столько жен, столько мужей, столько детей… Не лишнее ли это? Ну что же, скажу тебе одно: что бы ни решило собрание акционеров, я целиком на твоей стороне. Получается пока, что и на стороне интересов вашей семьи. Обязательства свои наш банк выполнит. Ну, дальше, на перспективу, учитывая интерес красноярского консорциума и открывающиеся возможности… Надо вести дела так, чтобы контрольный пакет акций избежал дробления по этому вашему столь непродуманному завещанию и по-прежнему оставался бы в одних руках.
— Чьих? — спросил Константин.
— Твоих, других кандидатур у меня нет. — Марья Антоновна проглотила шарик икры. — Вкусно тут готовят. Очень вкусно.
— Когда назад вас ждать?
— Думаю, дня три на все мне потребуется. Ну и ты с похоронами управишься. Что ты на часы поглядываешь? Торопишься куда-то?
— Нет, что вы, Марья Антоновна. Просто я должен на обратном пути захватить домой врача. Врача мы решили для Левы пригласить. Пугает он нас просто.
— Не оправился еще?
— Нет, что-то с ним творится. — Константин вздохнул. — Даже не знаю, что делать. Теперь вроде получается, он — мой сын. Я решил врача хорошего детского пригласить, мне порекомендовали внучку академика Картвели, вроде бы она дельный специалист по детской психике.
— Правильно. — Марья Антоновна с треском сокрушила щипчиками красный панцирь омара. — Правильно решил. Пусть врач его понаблюдает. Теперь даже эти вопросы на тебе. А своего-то когда ждете?
— Еще только седьмой месяц. — Константин покраснел. Краснел (и это было его большой проблемой) он часто, пламенно, как мальчишка. Неожиданно, предательски, по разным поводам — например, когда речь заходила о беременности его жены. — Жека со всеми нашими бедами что-то чувствует себя неважно. Боюсь, как бы на ребенке это не отразилось.
— Ничего, выдержит твоя Жека. Свози ее в Куршавель на недельку, в Баден-Баден. Славная она у тебя. Сестра Дуня тоже славной была, только уж больно шебутной. Все жить торопилась. И все по-своему, по-своему. Мужа себе какого-то нашла непонятного, совершенно не из нашего Круга… Ну, мало ли, что он известен. И какая же это известность? Кто сейчас в эти шахматы играет, где, кроме как у Илюмжинова? Хоть развестись догадалась вовремя. За сына вон потом как воевала… Слушай, а что по этому поводу милиция говорит? Ну, насчет всего этого.., насчет убийства ее?
— Говорят, что подозревают дорожное нападение. Что кто-то хотел завладеть ее машиной.
— Люди пошли — зверье, ворье. — Марья Антоновна мяукнула щипчиками по крахмальной скатерти. — Не то что за машину, за десятку зарежут, скоты. Слушай, Костя, я вот что подумала.., ну, по поводу этой Дуниной войны с мужем за Леву. Константин мне еще когда говорил, что он, муж, вроде бы хочет забрать у нее мальчика насовсем.
— Когда он вам это говорил?
— Да вот как виделись мы с ним в последний раз, примерно за неделю до смерти его. Сильно он чем-то был встревожен, озабочен.
— Встревожен? — Да, я еще успокаивала его, спрашивала, когда отдыхать думает ехать, куда. Он только грустно так улыбнулся, а в глазах — тревога.
— А про Волгоград отец вам ничего не говорил? — спросил Константин.
— Про Волгоград? Нет. А что там — в Волгограде?
— Нет, ничего, я просто подумал… Он ведь с вами по всем вопросам советовался.
— Да по каким вопросам-то? — Марья Антоновна пристально посмотрела на него через стол. — Я про мужа сестры твоей говорила. А ты про что?
Константин молчал.
— Он что говорит-то хоть? — спросила Марья Антоновна.
— Кто? — Константин словно очнулся.
— Да муж ее бывший.
— Я с ним еще не виделся, не разговаривал.
— Но он хоть знает, что произошло?
— Знает, ему сразу, как и нам, стало известно, Зоя сообщила. Они с Дуней через нее вроде бы в последнее время отношения поддерживали. Я во все это не вникал.
— А надо было вникать. Да, дела семейные… Но жизнь, Костя, как река, дальше течет.
— Конечно, Марья Антоновна.
— Чрезвычайно вкусно. — Она «выпила» устрицу из ее раковины, промокнула губы салфеткой. — Что я тебе сказать еще хотела? Из Красноярска жди звонка. Ах, еще вот что… Тут у меня поселком вашим, Калмыковом, кое-кто очень интересовался. Солидный человек, очень солидный. Фамилию пока просил не называть. Но ты уж поверь мне.
— А что с Калмыковом?
— Делать-то что с ним станете? Делить ведь будете. Придется — по завещанию. А значит, продавать.
— Я об этом пока не думал.
— Он не думал. Пора подумать, Костя. Придется продавать. Место там у вас золотое — участок, парк какой. Дом, конечно, хибара эта советская, на слом пойдет. Это место достойно лучшего. Так у меня уже о нем справки наводят.
— Я об этом пока еще не думал, — повторил Константин.
— Вся беда, сынок, что ты все, даже этот вот наш белый свет воспринимаешь как данность — отныне, навечно
И неизменно. — Марья Антоновна усмехнулась. — Это не твоя вина. Воспитали так тебя. Всех вас так воспитали. И отца твоего. Я вот помню, как году в 88-м — у меня тогда кооператив был всего-то-навсего, дела мы свои только развертывали — познакомили меня с отцом твоим. В Министерстве внешней торговли он еще тогда работал. И как-то однажды привез он меня туда к вам, в Калмыково. Показалось мне тогда, в восемьдесят восьмом-то году, что где-то на другой планете я, так все было невиданно, круто, шикарно. А теперь ты бы мой дом на Новорижском поглядел… Я дам тебе совет, Костя, взгляды свои на жизнь ты должен срочно менять. И это свое благодушие, мягкотелость.., уж и не знаю, как назвать, тоже изжить должен. Иначе трудно тебе будет без отца — в открытой-то воде. И нам с тобой будет трудно. А я хочу, чтобы было легко. Мы ведь партнеры.
— Да, Марья Антоновна, просто я со всеми этими несчастьями… Но я подумаю обязательно.
— Подумай. Сейчас недвижимость в цене. За такой Участок в таком месте несколько миллионов можно взять. И семья твоя — сестры, братья — возражать не станет. Все равно под одной крышей вы не уживетесь. Квартиры у вас У всех есть, отец вас обеспечил, успел. Словно чувствовал, что недолго ему осталось. Торопился. — Марья Антоновна вздохнула.
— Я буду иметь в виду. Я понял, — послушно сказал Константин. Он знал, что перечить Марье Антоновне — владелице банка «Стабильность и перспектива» — открыто нецелесообразно. «Контрпродуктивно», как говаривал еще его отец. Это было «мидовское» словечко, затесавшееся в их семейный лексикон еще в те, почти забытые сейчас времена, когда отец служил в Министерстве внешней торговли. Теперь уже Константин часто повторял его про себя.
