Федор Московцев - M&D
– Понимаешь, мама… Я люблю его. Он столько сделал для меня. И я должна отблагодарить его.
Звуками полонеза – торжественного и задумчивого – наполнился зал. Фортепьянный рокот страстно взмывал ввысь, словно полет ясновидца к звезде, к которой устремлен его блуждающий взор.
Ошеломлённая мать посмотрела на дочь и молча вышла из комнаты. Выключив духовку – время уже вышло – и приоткрыв крышку, какое-то время бродила по квартире, смотрела за Кириллом, как он делает уроки, зачем-то пошла в спальню. И сама не заметила, как в руках оказалась брошюра, которую недавно с таинственным видом вручила Соковня. Арина сначала возмутилась, но потом подумала: «Пусть будет».
«Накаркала, паразитка… но, может, эта невеста ещё передумает, возможно, не так уж всё серьёзно», – подумала Арина, и, повертев в руках «Руководство по контрацепции», направилась в комнату дочери.
Там было тихо. Таня сидела за пианино, и рассматривала фотографию.
– Дочь… чем занимаешься?
– Коротаю время… в созерцании ЕГО мужественной фигуры… тоже полезное для женского организма занятие.
Арина поставила брошюру на пюпитр.
– Займись лучше делом!
И вышла.
– Кирилл, ну-ка, покажи мне, что ты сделал! Только не говори, что ты тоже, как твоя сестрица… – услышала Таня удаляющийся мамин голос.
И, положив на клавиши руководство, приступила к его изучению.
Глава 135
Начальница отдела сбыта КМИЗа, рыба замороженная, умудрилась растянуть отгрузку на три дня. Вспомнив наставления Веры Ильиничны, Андрей не стеснялся в выражениях, и разве только не матерился.
– Мне сказали что? Что мне сказали, а? Что можно приезжать за товаром, чьи это были слова? Ваши, да? Да, хорошо, что не отказываетесь. Хоть это утешает. Так почему же вы меня маринуете столько времени?
Но та, как заведенная, бесцветно бормотала какие-то оправдания. Её не волновало то, что люди отмотали больше тысячи километров, тратят деньги на гостиницу, нервничают. Андрея трясло уже от одного вида её пергаментного лица, и её волос, собранных на затылке какашечкой.
На третий день (это была пятница), к полудню Андрею стало ясно, что, если не предпринять решительных действий, складываются предпосылки остаться в Казани на выходные. Деньги он решил не давать принципиально. Конечно, надо было дать в первый день, но сейчас, когда столько вылетело за гостиницу – болт! И он отправился к генеральному директору. Ворвавшись без стука в кабинет, бросил с порога:
– Вы понимаете, что по вине этой старой обезьяны срывается открытие роддома, на котором будет присутствовать сам Шаймиев?!
Удивлённый взгляд гендиректора не вязался с его хитрой улыбкой, и Андрею стало ясно, что виновата не та старая обезьяна, а этот пожилой лис.
– … до тридцатого ноября я должен отгрузить центральную станцию с шестнадцатью мониторами. А как я буду отгружать, если вы не рассчитались со мной за первые два, и за противопролежневые матрасы?
Сказав, что сейчас же всё выяснит, директор кому-то позвонил и что-то долго обсуждал по-татарски. Закончив, произнёс скороговоркой:
– Нет в заявк центральный станций, какой ещё станций, там тольк стоит монитор две единиц, и матрас лежалый.
Объяснялась причина задержки – гендиректор уже не видел пользы в этом контрагенте, поэтому решил его прокатить.
– Поэтому расплачиваться вы не собираетесь?! – возмутился Андрей.
– Я подписал накладной, на склад грузитс пойти надо.
Андрей объяснил, что накладные он видел, но в том-то всё и дело, что начальница отдела сбыта не даёт команду на отгрузку. И попросил без выпендрёжа дать окончательный ответ: состоится сегодня погрузка? Если нет, тогда поставка центральной станции и шестнадцати мониторов – а это очень крупная сделка – осуществится силами других поставщиков.
Хитрые лисьи глазки быстро забегали.
– Бюджет РКБ в нашй компетенцй, там нет такой заявк.
– У Парамиты есть. Кроме неё, имеются другие возможности. У Галишниковой полно связей – и в министерстве, и в Москве.
– Парамит непорядочн, двуличноват Парамит.
Смысл этой фразы был Андрею непонятен, он смотрел в глаза гендиректору, пока тот набирал чей-то номер и с кем-то разговаривал, опять же, по-татарски.
– Так вы будете грузить мои уши, или всё-таки погрузите машину?!
На этот раз директор не понял Андрея. И удивлялся уже не только глазами – всё его лицо директорское удивлялось.
– Имеется в виду – ваши люди погрузят мою машину сегодня? – сказал Андрей, чеканя каждое слово.
– Машин под погрузк – белый Тойот, ваша машин, вас там нет, водитль нет.
– Дурдом! – выкрикнул Андрей, и, развернувшись, выбежал из кабинета, хлопнув дверью.
Когда пришёл на склад, машину уже грузили. Падал мокрый снег, два худосочных парнишки-грузчика, казалось, если не надорвутся под тяжестью коробок, то захворают и умрут от скоротечной пневмонии. Андрей стал им помогать. Работали долго – рентгенпленка оказалась тяжёлым товаром не только в переносном смысле. Машина оседала по мере заполнения салона.
– Хорошо для устойчивости – дорога, верно, будет скользкой, – заметил Тишин.
В дальнем углу склада за столом сидела тумбообразная кладовщица, центнер в фуфайке, она одна могла бы перекидать всю рентгенплёнку за полчаса, но предпочла тренировать челюсть поеданием беляшей. Андрей подошёл, чтобы забрать накладные. Когда, присмотревшись к цифрам, увидел сумму, то чуть не осел на бетонный пол – товар не весь! Уже конец рабочего дня, что делать?! Он выругался длинно и забористо, а равнодушное чавканье фуфаечной кладовщицы было ему ответом.
Он стремглав бросился сразу к директору и застал его в дверях – тот собирался уходить. Долго объяснять не пришлось – шельмец, очевидно, сам дал команду недогрузить. Но обнаружилась другая проблема – необходимого количества пленки на складе не оказалось. И директор, вернувшись в кабинет, раскрыв блокнот, принялся обзванивать фирмы, торгующие медицинским оборудованием. Когда есть заинтересованность, ищутся способы решить задачу, а не причины, чтобы её не решать. Очень быстро нужный товар был найден в одной из фирм, имевших деловые отношения с КМИЗом, и директор договорился, чтобы там перехватиться. Записав номер телефона, передал Андрею листок:
– Позвонит по этот телефон, нашу довереннст возьмёт в бухгалтерй.
Андрей поблагодарил за такую оперативность, и отправился в бухгалтерию.
И ещё одному неприятному событию суждено было случиться в этот день. Фирма, с которой договорился директор, могла предоставить плёнку только на следующий день, в субботу, когда придёт машина из Москвы. Сотрудник, разговаривавший с Андреем, сказал, что делает одолжение уже тем, что выдаёт товар, не оприходовав через программу (это обязанность бухгалтера, а у бухгалтера в субботу выходной).
– Спасибо огромное! – с издёвкой произнес Андрей, закончив разговор.
Глава 136
Тучи на севере угрожающе густели, чернели, в воздухе явственно ощущалось дыхание мороза. Ближе к вечеру заснежило. Крупный снег хлопьями ложился на землю, заполнил воздушное пространство, соединил, смешал землю и небо в неясное, колышущееся серое единство. Снеговой туман казался синевато-серым.
Тишин накурил, и Андрей открыл окно пошире, чтобы проветрить салон. Резкий порыв студёного ветра обжёг лицо.
– Что там небесная канцелярия нам приготовила? – обеспокоено проговорил Тишин. – А ну как всё это схватится и будет каток!?
Хлопья мокрого снега закружились всё быстрее, и вот уже бешеная белая кипень захлестнула машину, казалось, её закачало. Андрей закрыл окно. Ничего не видно, всё вокруг скрылось в белой кипящей мгле. Машину повело. Тишин плавно снизил скорость до 40 км/час.
– Если бы не плёнка, Андрей Александрович, нас бы унесло!
Так они ехали, видимость была пять-десять метров. Упрямый бесконечный буран оторвал от всего живого в мире. Снег носился над плоским простором, свивался в столбы, крутился молочными колёсами. Снег шёл всюду, не только на земле, но и на звёздах, весь мир был полон снега. Всё исчезало под снегом – земля, дорога, медленно ехавший микроавтобус.
Это не снег, само время – упрямое, белое, ложилось, наслаивалось на человеческие дела, и настоящее становилось прошлым, и не было будущего в мелькании мириад снежинок.
Андрей подумал о последнем полученным по электронной почте стихотворении и принялся вспоминать, в какой из Катиных тетрадок он уже это видел. Усилия памяти незаметно для него переходили в другое, не менее привычное и только усилившееся за последнее время, – эту непрекращающуюся смену видений, которые преследовали его. Андрей видел то мужчину в белом халате, похожего на Быстрова, но это был не Быстров; то погибшую в аварии девушку, похожую на Катю, но это была не Катя; то каналы, перечеркнутые многочисленными мостами, то стремительно приближающуюся к нему девушку, то снеговые хребты Кавказа. И одновременно с этим он испытывал тягостные и чужие чувства, которые смешивались с его личными ощущениями, связанными с тем или иным событием его жизни. И он замечал, что некоторые душевные состояния, вызванные вполне определенными причинами, продолжали существовать уже после того, как эти причины исчезли, и спрашивал себя, что же именно предшествовало чему – причины чувству или чувство причинам. А если это так, то не предопределяло ли оно в некоторых случаях нечто непоправимое и существенное, нечто принадлежащее к тому материальному миру, над которым, казалось бы, властны лишь законы тяготения и соотношения чисел. И другой неизменный вопрос возникал перед ним: чем он был связан с этими людьми – выдуманными и невыдуманными, которые появлялись с такой же неожиданностью, как тот, что сорвался со скалы и в ком умер он сам в августе 97-го, как эта приближающаяся девушка, как те, кто ещё несомненно ждал его – с упорной жадностью кратковременного и призрачного воплощения в нём? Некоторые из них были похожими людьми, однако, несмотря на похожесть, их нельзя было спутать, и странным образом эти почти одинаковые люди были абсолютно разными; и, наоборот, внешне разные, по сущности оказывались совершенно одинаковыми. Что связывало с ними Андрея? Законы наследственности, линии которых расходились вокруг него такими причудливыми узорами, или чьи-то забытые воспоминания, непонятно почему воскресавшие именно в нём? Или, наконец, то, что он был частью чудовищно многочисленного человеческого коллектива и время от времени та непроницаемая оболочка, которая отделяла его от других и в которой была заключена его индивидуальность, вдруг теряла свою непроницаемость и в неё беспорядочно врывалось нечто, ему не принадлежавшее – как волны, проникающие с разбегу в расщелину скалы?
