Артемий Люгер - Быть киллером
Назавтра к десяти я был по указанному адресу. Дом был обычным жилым домом, но квартира явно служила офисом. В прихожей скучал накаченный молодой человек в просторном пиджаке, под которым угадывалось оружие. Первые дни я просто ездил с записками по указываемым Виктором Семёновичем адресам и к шести вечера бывал уже свободен. Но однажды Виктор Семёнович сказал: — Посиди в прихожей, сейчас придёт машина, поедешь со мной. В машине оказался водитель. Пожилой человек с курносым простонародным лицом.
— Давай, Степаныч, быстро, — сказал мой временный начальник, — только не дразни ГАИшников.
— Как можно, — сказал Степаныч, — и рванул с места.
Как я понял, мы ехали куда-то в сторону Луги и, не доезжая до неё, свернули в лес. Через десять минут по лесной дороге машина остановилась.
— Уверен, что место то самое? — спросил Виктор Семёнович.
— Обижаете, — отозвался Степаныч, — не далее как вчера здесь был, всё подготовил. Осталось только пойти и взять.
— Давай, — сказал Виктор Семёнович, — мы с Андреем сейчас подгребём.
— Значит, так, Андрей, — он повернулся ко мне, затем приподнял водительское сиденье и достал оттуда пистолет, в котором я узнал мечту всех мальчишек — девятнадцатизарядный «глок» с глушителем. Сейчас ты пойдёшь к нашему Степанычу и, выбрав момент, выстрелишь ему в голову. Я буду там через минуту и скажу, что делать дальше. Я онемел, а Виктор Семёнович спокойно продолжал: Приди в себя и делай, что тебе приказали. Можешь пару минут подумать, но только пару, — Вадим Сергеевич сказал, что ты парень сообразительный, так что поймёшь, что выбора у тебя нет. Стрелять в меня тебе нет смысла, и деваться тоже некуда.
Он открыл дверцу машины, всунул пистолет мне за ремень и подтолкнул — иди. И я пошёл по направлению к кустам, откуда доносились какие-то звуки. Придя, я увидел яму, стоя почти по плечи в которой, Степаныч доставал снизу какие-то продолговатые ящики и складывал их рядом с ямой. Хотя я был ошарашен услышанным в машине, мой мозг работал чётко. Подождав, когда Степаныч, достав последний ящик, собрался вылезать, я вытащил из-за пояса «глок» и выстрелил ему в затылок. Степаныч рухнул в яму.
— А теперь давай приберём место, — сказал незаметно подошедший Виктор Семёнович.
Он протянул мне одну из двух принесённых сапёрную лопатку. Минут десять мы работали молча.
— Теперь нарежь дёрна и уложи его, чтобы не осталось следов.
Он забрал у меня лопатку и, хмыкнув, вынул из-за моего пояса пистолет.
— Не задерживайся, жду тебя в машине.
В машине он сел на место водителя и жестом показал мне на место рядом. Потом включил зажигание и, не трогаясь с места, сказал: — Хороший человек был Степаныч, да жаль, стал смотреть не в ту сторону. Так-то. И тронул с места. Высадил меня у метро Парк Победы и распорядился: — Завтра отдыхаешь, а послезавтра ко мне. Как обычно — к десяти ноль-ноль.
Домой я пришёл расстроенный и растерянный. — Как же так, — думал я, — похоже, меня снова используют как киллера, но на этот раз просто как исполнителя-шестёрку. Так сказать, киллер за зарплату охранника. Дело, конечно, было не в деньгах, просто, разъезжая в Калининград и обратно, я уже размечтался о другой, куда более красивой жизни, чем в пору моей работы на Лёху и Михаила Петровича, о которой я хотел забыть и больше не вспоминать. Оказалось, что та работа меня держит на крепкой цепи и просто так от неё не отделаться. Ни к какому выводу не придя, я решил позвонить Даше и крепко с ней выпить, а завтра попроситься к Вадиму Сергеевичу и серьёзно с ним поговорить. Дашка оказалась свободной, я сбегал за коньяком и шампанским и через пару часов в её объятьях забыл обо всех неприятностях этого дня.
Назавтра я позвонил, как всегда, через Вадьку, его отцу.
— Ну, что там? — недовольным тоном спросил Вадим Сергеевич.
— Я бы хотел с вами поговорить, — сказал я.
— Не сегодня, — ответил он. — Ещё неделю ты в распоряжении Виктора Семёновича. Потом я тебя вызову, — и повесил трубку.
Делать было нечего. Утром следующего дня ровно в десять ноль-ноль я был на Фрунзенской.
— Отдохнул, — спросил Виктор Сергеевич, — сегодня сходишь по двум адресам и свободен. Завтра как всегда.
Вадим Сергеевич принял меня хмуро. Не сразу усадил, сел сам, подвинув ко мне своё кресло. Разрешил закурить.
— Ну, — сказал, — жалуйся, ты же жаловаться пришёл. Валяй.
— Вадим Сергеевич, — сказал я, несколько сбитый с толку, — я — не жаловаться, я… Но ведь вы говорили о работе в охране, потом я на машине через Прибалтику… Ведь, по-моему, ничего не делал не так… И для вас всегда… А тут… человека в первый раз вижу… и приказывает… ну, убить… Вы же не говорили об этом… ну, таком…
— Выходит, я тебя обманул, — сказал Вадим Сергеевич, — не возражай, ты именно это хотел сказать. То есть, я поступил по отношению к тебе нечестно. Стало быть, поговорим о честности. Я ведь понимал, что этого разговора нам не избежать, и, можно сказать, давно к нему готов. О честности так о честности. Прежде всего всё то, что ты навешал на уши старому дураку — мне — в первую нашу встречу, я выбросил из головы или, как вы говорите, стряхнул с ушей сразу, потому что там было правды с гулькин хер, а всё остальное было обычным и весьма глупым враньём. Ты действительно подрабатывал и там и там, и продавцом и грузчиком, только тянулось это не месяцами, как ты расписывал, а неделями максимум. Не устраивали тебя те жалкие денежки, поэтому и протоптал ты дорожку к армейскому дружку Лёхе, который работал на следующего твоего друга Михаила Петровича, а тот на меня, или, скажем точнее, со мной. Работал твой друг Лёха сначала хорошо, а потом плохо, даже очень плохо, за что и был справедливо наказан в назидание всем прочим. А ты, после Лёхиной смерти, стал работать на моего друга и, подчеркну, коллегу Алексея Ивановича, известного тебе как Михаил Петрович. Старая наша чекистская слабость к псевдонимам. Спрашивается, чем же занимался наш юный друг Андрей, который пришёл ко мне пожаловаться на жестокость окружающего мира, непереносимую для его сентиментального сердца, под руководством того же Лёхи и его старшего товарища, гм… гм… Михаила Петровича. А занимался наш Андрей тем, что хладнокровно отправлял на тот свет людей, на которых ему делали заказ, и которые ему лично ничего плохого не сделали. И так вошёл во вкус такой работы, что уже сам, по личному почину, прикончил своего работодателя, упомянутого нами Михаила Петровича, являвшегося, кстати, родным отцом любовницы нашего Андрея — Даши.
— Почему это я… — совершенно по-детски попытался возразить я, — какой мне был смысл?…
— Дойдём сейчас и до этого, — сказал Вадим Сергеевич. — В школе КГБ, где я учился, нам преподавали науку логику, вообще приучали думать логично. Так вот я и подумал: киллер наш решил обрубить концы. О его деятельности — так думал он по глупости — знает только один человек. Я, таким образом, у него как бы на поводке. А мне хочется быть свободным художником, никому не подчиняться и прочая мутотень. Короче, мотив у тебя, с моей точки зрения, был. И, наконец, второе: На Михаила Петровича работало пять исполнителей. После его смерти четверо постарались найти контакт с тем, кто остался, то есть, со мной. И только ты этого не сделал.
— Как я мог найти? — сказал я, уже понимая, что моя игра проиграна полностью, — Я вообще не знал…
— Не будем об этом, — сказал Вадим Сергеевич, — важно, что они попытались. А ты нет. Я, конечно, мог сразу наказать тебя, не хуже, чем Лёху, но я человек прагматичный и решил, что такой решительный парень, который решил — и сразу сделал, сможет мне пригодиться. Поэтому всё это время я не выпускал тебя из виду, а когда решил, что пора — тогда ты и встретился с моим Вадькой на Кипре. Ты всё понял?
— Понял, — пробормотал я с убитым видом.
— Да ладно, — сказал он. — Не унывай и не тушуйся. Твоя жизнь только начинается и если ты сознательно, я подчёркиваю — сознательно поставишь на правильных людей и на их идеи, она окажется богатой… да, богатой на всё: на приключения, на женщин, на деньги — большие деньги, которые означают большие возможности. Сейчас мы с тобой говорим как будто в первый раз — тот, где ты врал а я слушал — не в счёт. Поэтому сейчас, когда ты кое-что узнал и, надеюсь, понял, мне нужен твой чёткий ответ: ты со мной или хочешь отступить? Если хочешь — пожалуйста, мы никого насильно не держим. Может, тебе нужно время подумать?
— Нет, сказал я, — не нужно. — Не такой уж я полный дурак, добавил я про себя, чтобы не понимать, что для ответа у меня есть два варианта, а чтобы выжить — один. — Я, конечно, с вами. Приказывайте, вопросов больше не будет.
— Ну и молодец, сказал Вадим Сергеевич. — Я в тебе и не сомневался. Сейчас иди — когда будет надо — вызову.
ГЛАВА 14
Я снова вышел на работу в салон. Опять три дня на входе, три внутри. Состояние своё могу назвать как бы слегка заторможенным, поскольку ещё не ясно понимал, что это за дорога, на которую я, похоже, что окончательно, вступил. Но как говорилось в какой-то не то в китайской, не то в японской книжке, которую я прочитал ещё до армии, если не понимаешь, куда тебя несёт течение, а выбраться из него не можешь — положись на него, всё равно тебе ничего другого не остаётся. В салоне я уже легко узнавал те машины, которые к нам возвращались в несколько изменённом виде (по документам салона они были проданы). Глядя на них, я понимал, что каждая содержит в себе какую-то тайну, и, возможно, тайну кровавую. Что это за тайны, я не знал, и вообще, из всей свалившейся за последнее время на мою не очень сообразительную голову информации никаких внятных выводов сделать не мог. Да и на личном фронте дела шли не лучшим образом. Люда явно что-то чувствовала и, хотя вопросов не задавала, несомненно от меня всё более отдалялась, а откровенно объясниться с ней я, по понятным причинам, не мог. Дашка тоже не задавала вопросов, но всегда — днём ли, ночью — на мой звонок отвечала радостно и летела ко мне (или я к ней), после чего мы быстро валились в койку, где я обо всём забывал. Родителей я навещал редко, мне всё труднее стало выслушивать простодушные вопросы отца и печально-подозрительные взгляды матери.