Владимир Колычев - Не жди меня, мама, хорошего сына
— Ты чего горланишь, баран? — надвинулся на него Сафрон.
Парень рефлекторно подался назад, споткнулся, упал.
— А Гена где? — поднимаясь, пробормотал он.
— Какой Гена?
— А Лиза?
— Какая Лиза? Ты что несешь?
— Я с Лизой спал… А вы кто?
— Сафрон я…
— Сафрон?! — Парень облегченно перевел дух.
— Я не понял, ты чему радуешься? Лена моя где?
— Так бы сразу и сказали, а то спал — не спал…
Сафрон не выдержал, схватил парня за грудки, заорал ему в ухо:
— Я спрашиваю, где она?
— С Брянцевым она.
— С кем?
— Продюсер такой, фамилия Брянцев… Она певицей захотела стать, а я ее с Брянцевым свел…
— Ты ее с кем-то свел? — взвыл Сафрон.
И с силой отшвырнул Сеню от себя. Он спиной налетел на стол, лег на него, перевернулся вместе с ним, упал на пол. Встал, вжимая руку в поясницу, на лице гримаса боли, на ухе прилипшая салфетка с цветочком.
— Что за продюсер? — Ревность двумя руками держала Сафрона за горло.
— Говорю же, Брянцев. Его еще мало кто знает, но он очень толковый…
— И моя Ленка с ним?
— Да вы не подумайте ничего… Во-первых, Брянцев голубой… Вернее, это во-вторых, — поправился Сеня. — А во-первых, ваша супруга ни с кем не захочет, это я вам точно говорю. Я пытался… э-э… — спохватившись, проблеял он.
— Что ты пытался, козел? Я узнаю, если ты хоть пальцем ее коснулся!
— Нет, нет, ни пальцем, ничем…
Сафрон раздул легкие до боли в груди; призывая себя к спокойствию, медленно выдохнул из них воздух.
— Так, давай по порядку…
Он снова схватил парня за грудки, но только для того, чтобы усадить на скамью. Ядреныч поставил на место стол, и Сафрон отправил его за пивом.
— Жарковато что-то здесь, — миролюбиво сказал, обращаясь к Сене.
— Жарко.
— Точно у тебя с Ленкой ничего не было?
— Нет. А вы не говорите ей, что спрашивали меня об этом.
— Почему?
— Мне кажется, ей это не понравится. Мне кажется, она заслужила, чтобы вы ей доверяли…
— Не понравится? — Сафрон вспомнил момент, как однажды Ленусик пыталась вцепиться ему в волосы.
Он тогда брился почти налысо, и у нее ничего не вышло. И сейчас у него такая же стрижка, но это его уже не спасет. Ленусик знает, где самое больное у мужчины место, и бить она умеет — хлестко, точно…
— Не понравится, — с тоской согласился он.
— Вы должны ей доверять.
Парень, кажется, освоился. Ядреныч подал пиво, он взял банку так небрежно, будто перед ним безропотный официант.
— Я сам знаю, что мне делать, — буркнул Сафрон. — Ты мне лучше скажи: что это за продюсер? Точно голубой?
— Голубее не бывает.
— Что он делать собирается?
— Как что? На сцену выводить ее будет. Песню запишут, видеоклип снимут…
— Какая сцена? Она петь не умеет…
— Почему не умеет? Мы слушали, нормально все. Ну не Селин Дион, конечно, но есть уроки вокала, техническая шлифовка и усиление…
— Чтоб фанера звучала?
— Вот-вот. Брянцев сейчас с ней работает…
— А деньги? Он что, за свои работать будет?
— Ну нет. Елена Павловна ему заплатила. И ему, и мне…
— С каких шишей? — возмутился Сафрон.
У Ленусика были свои деньги. Сколько лет с ней живет, свой косметический салон у нее, фитнес-клуб. Но ведь он бы узнал, если бы она сняла их со счета. Или у нее кубышка была с наличностью на черный день?..
— Тебе она за что платила?
— За песню. Я же композитор…
— Да ну… И что за песня?
— Хорошая песня, про любовь. Ей понравилось.
— И много заплатила?
— Тридцать тысяч евро.
— Сколько? — изумился Сафрон. — За какую-то паршивую песню тридцать тысяч?
— А если это шедевр… Могу наиграть. Синтезатор есть?
— Есть. Бетонные игрушки. Ими наиграешься, если врешь… Как этого Брянцева найти?
— Телефон у меня есть и адрес…
Сначала Сафрон позвонил, но в ответ получил короткие гудки. Затем он отправился в Москву, но в квартире на Каширском шоссе не было ни единой живой души.
* * *Подвал ночного клуба, комната с хорошей вентиляцией, но совершенно без окон. Кушетка, тумбочка, шкаф, стул — обстановка как в тюремной камере. Ноутбук без Интернета, телевизор, плеер с кучей пиратских дисков — это плюс. Обеды и ужины из ресторана — тоже неплохо. Ржавое ведро вместо унитаза — минус… Восьмой день Сеня сидел в этом узилище, разумеется, на незаконном основании.
Сеня только что снес ведро с нечистотами в сортир, находившийся в дальнем конце подвала. Дюжий парень в униформе охранника, сморщив нос, втолкнул его в камеру, закрыл за ним дверь. С этого момента начался отсчет девятых суток…
Дверь снова открылась, Сеня испуганно вздрогнул. Возможно, это пришли за ним головорезы Сафрона, чтобы выстрелить ему в затылок. Выбьют яму в полу, сбросят туда его мертвое тело, зальют строительным раствором. Играй, Сеня, в бетонные игрушки… Но в камеру зашел сам Сафрон.
— Твою мать! Ну и вонь у тебя здесь, паря!
Прежде чем выйти из камеры, он поманил его за собой взмахом руки. Сеня вышел за ним в коридор.
— Повезло тебе, братишка, нашли мы Елену Павловну. И Брянцева твоего нашли… Так что свободен ты…
— Я могу идти? — взбодрился Сеня.
Он понимал, что Сафрон держал его взаперти незаконно, фактически это уголовное преступление, за которое можно схлопотать несколько лет тюрьмы. Но идти в милицию он не собирался. Бежать из Битова, бежать куда глаза глядят. Не город, а черт-те что, куда ни плюнь — всюду братва.
— Куда ты пойдешь? Ты на себя посмотри. Грязный, вонючий…
— Ничего, дома отмоюсь.
— Не пойдет, — покачал головой Сафрон. — Через три часа у нас выступление.
— Выступление? Куда?
— Не куда, а где! — расхохотался Сафрон. — С тобой все в порядке, пацан? Или клинит немного?
Сеня промолчал. Восемь суток взаперти в ожидании конца — тут так заклинить может, что и в психушку загреметь недолго.
— Ну да, понимаю. Извини, что так вышло. Да ты не бойся, я компенсирую… А сейчас в сауну, отмываться. Два часа у тебя. Потом концерт, Елена Павловна выступать будет. А ты как думал?
В сауне Сеню ждала бутылка дорогого французского вина, сырная нарезка, ваза с фруктами. Пить он не стал — вдруг отрава, но не удержался, отщипнул несколько ягод от грозди янтарного муската.
В душевой он нашел мочалку в упаковке, гель для душа. В джакузи с чистой горячей водой — флакон с пеной для ванн. В парной — шайка, веник, шапка, ковш; температура под сто градусов… Намылся Сеня, напарился, поиграл с пеной в джакузи, снова прошел через парилку. А в трапезной его ждала девушка с фальшивой улыбкой, но истинной красоты.
В коротком белом халатике, с распущенными волосами, зовущие губы сочно накрашены. Она молча взяла его за руку, повела в массажную, уложила на стол…
Похоже, это и была обещанная компенсация. Своими умелыми ручками девушка заслужила для Сафрона прощение.
В раздевалке в шкафу висел элегантный, с иголочки костюм светло-серого цвета, далеко не самый дорогой, но и не дешевка, белая сорочка, галстук, туфли. Новенькая барсетка со старым телефоном, который у него забрали, там же были документы и конфискованная наличность — что-то около десяти тысяч рублей.
Сафрон ждал его в концертном зале своего клуба, за столиком. На сцене в разноцветных лучах резвилась танцевальная группа, чуть поодаль, за линией, где кончались столики, крутилась рулетка и шелестела баккара. Музыка, азарт, запах денег. Сеня ощутил легкое притяжение со стороны карточного стола.
Сафрон скрестил нож с вилкой, недобро улыбнулся.
— Значит, говоришь, тридцать тысяч от Елены Павловны получил? — спросил он.
«Началось!» — испуганно встрепенулся Сеня. Под левой лопаткой захолодело.
— Я их уже отдал, в счет долга, — выпалил он.
— Разве я спрашиваю, куда ты их дел? — удивился Сафрон.
Он снова превратился в доброго малого, веселый, радушный. Но Сеня не расслаблялся: он хорошо знал, что представляет из себя этот человек.
— А что за долг? — спросил Сафрон, вилкой ковырнув лист салата в своей тарелке.
— Да так, заигрался…
— Где?
— В казино.
— В моем?
— Не знаю. В «Пьедестале».
— Нет, это не мое… И что там было?
— Да так, ничего.
— А я сказал, говори! — нахмурился Сафрон.
Сеня не стал пытать судьбу, рассказал, как было дело. Стелла, Василий, «Ниссан», сбитая женщина, майор Комов и подполковник Круча, камера временного изолятора, снова Волынок… Сафрон слушал с нарастающим интересом, не перебивал. Заговорил он лишь после того, как Сеня поставил точку в своей истории. Вернее, многоточие, поскольку на том, как он вернул двести тысяч, его злоключения не закончились. Про Лизу рассказывать он, разумеется, не стал…
