Сергей Зверев - Грехи отцов
Было уже довольно темно, но он увидел у своего подъезда две чужие машины – они стояли напротив подъезда. В салоне явно кто-то был, Егор заметил темные тени за стеклом ближайшей к нему двери, остальные стекла оказались тонированными. Егор даже не удивился, «охрана» лишь подтвердила его версию – предателя надо искать среди своих. Обложили его по всем правилам, не оставив ни единого шанса, и раз знали о старой отцовской квартире, то и в коттедж соваться бесполезно, там тоже наготове комитет по торжественной встрече. Радует пока одно – Викиного «Ситроена» нет, в окнах темно, значит, она послушалась и сделала все, как он сказал. Уехала – и слава богу, теперь надо подумать и о себе. Привести себя в порядок в первую очередь, а завтра как-то попасть на кладбище и при этом остаться незамеченным. Но это завтра, надо скоротать где-то ночь, всего одну ночь, а там видно будет. И тут в голову пришла дикая, но, как показалось Егору, единственно верная мысль: в гостиницах города сейчас небезопасно, его могут ждать там, искать квартиру некогда, времени почти не осталось. Поэтому выход он видел только один, как показалось, верный – никому и в голову не придет искать его там. Егор отступил в тень под кленами, развернулся и пошел пешком на другой конец города, к высоткам нового микрорайона, недавно выросшего на месте заброшенных дачных участков.
* * *Прогул им никто ставить не собирался, отсутствия Черкашина и Орехова на уроках точно не замечали. Да всем на учебу было уже плевать – в головах витали совсем другие настроения, говорили о платьях на выпускной, о шпаргалках, о том, кто куда будет поступать. С Владом все было понятно – он нацелился на главный вуз страны, и никто не сомневался в успехе этой затеи. У Егора тоже все было просто как грабли – ему предстояло поступать в экономический, где уже четвертый год учился Юрка Павлов. Торговля Егора не привлекала, о чем он и заявил родителям, услышав в ответ:
– Тогда в армию пойдешь. Выбирай.
И пойду, подумал Егор, тоже мне, напугали. Павлов же служил, и ничего, живой, и новый компаньон отца, некто Сивов, что появился с полгода назад. Вел себя тихо, больше слушал, чем говорил, Павлов его недолюбливал, что тщательно скрывал, а вот отец, наоборот прислушивался. С его подачи Черкашин с простого крышевания мелких и средней руки лавочников перешел на оказание коллекторских услуг. Выбивал долги, проще говоря, за умеренный процент, на чем хорошо поднялся, и не только сам, но и тот же Сивов, пересевший с убитой «девятки» на новенький «Паджеро».
И Федерат тоже служил, и тоже жив-здоров остался. Егор видел его еще несколько раз, когда тот привозил отца домой и первым из двух охранников входил в подъезд, провожал до квартиры. Отец же на все аргументы Егора плевать хотел, о чем и заявил:
– Сделаешь, как я скажу, или на себя пеняй.
Сам он родом из небольшого поселка, высшего образования не получил, как сам говорил, по ряду причин, и Егору предстояло ликвидировать этот пробел. «Экзамены завалю», – мстительно подумал он и несколько дней успешно делал вид, что покорился родительской воле. А потом грянул последний звонок.
По традиции отмечали это дело в местном ДК, отмечали пышно, с оркестром, цветами, шарами и слезами. Погода не подкачала, солнце шпарило с утра, облака разогнало легким ветром, и тот отрывался на белых бантах и подолах школьных платьев. Зал был переполнен – пришли родители выпускников, родственники, друзья-приятели как старшие, так и вовсе мелкие, толпа веселилась, народ с балконов перекрикивался с первыми рядами, взволнованная директор зачитала торжественную речь и быстро пропала с глаз долой. Потом песни, самодеятельность, потом все оказались на улице, и тут оркестр вдруг грянул вальс. «Когда уйдем со школьного двора…» – понеслось над головами, мать Егора неожиданно прослезилась, отец приобнял ее за плечи и толкнул Егора к центру площади:
– Иди, потанцуй. Пригласи кого-нибудь, не стой столбом.
Сам-то он давно бы развернулся, но рядом была мать, Павлов и еще несколько человек из «сотрудников» – Егор помнил их по болоту. Они-то как раз невозбранно глазели по сторонам, но у охранников работа такая, а вот отец старательно держал себя в руках, украдкой разглядывая до невозможности похорошевших одноклассниц Егора. Те точно за один день стали старше, раскованнее, громко смеялись и смотрели на парней уже без робости, а с вызовом, что ли, и от этих взглядов кружилась голова, а под ложечкой что-то сладко сжималось. Свобода – вот она, уже близко, еще каких-то десять дней…
– Иди, – снова толкнул Егора отец и вдруг замер, сжал сыну плечо. Тот завертел головой, недоумевая, Павлов подошел ближе, закрыл Егору обзор, подтянулись «сотрудники», и тут Егор увидел Влада. В потрясающем светло-сером костюме, волосы зачесаны назад, глаза блестят, он, чуть ссутулившись, шел рядом с полноватым подвижным мужиком, седым и плотным, с прищуренными глазами. За ним топали еще двое серьезных ребят в спортивных костюмах и лакированных ботинках, глазели то по сторонам, то на хозяина. Тот шел чуть вразвалочку и все теребил в коротких пальцах золотую пуговицу малинового пиджака, надетого поверх белоснежной рубашки. Чувствовал себя мужик неловко, он явно привык к другой одежке, но тут вырядился зачем-то, как на праздник. И тут дошло – праздник и есть, это ж отец Влада, Егор и не сразу узнал его в этом наряде.
Ореховы подошли, старший стрельнул глазами туда-сюда, мигом срисовал и Павлова, и охрану, улыбнулся хитро и протянул Черкашину-старшему руку.
– С праздничком, – проговорил он, и отец кивнул, пожал толстую ореховскую лапу и аккуратно освободился от захвата.
– Да уж, дождались, – поддержал он светскую беседу, – вот и выросли детки…
– Ага, – хохотнул тот, – маленькие детки – маленькие бедки, как говорится. Мой-то, – он хлопнул Влада по спине, – что удумал. Не пойду, говорит, в университет, а в нефтегазовый…
– Институт нефти и газа, – поправил отца Влад, – это более перспективно, чем…
– Колбасой торговать всегда перспективно, – рыкнул его папаша, – всегда сыт будешь, а нефть на хлеб не намажешь…
Тут толпа восторженно загудела, раздались хлопки, перешедшие в овацию, все обернулись: в центре площади образовался большой круг, и по краю в вальсе кружилась пара: Катька Сосновская в белом фартуке поверх школьного платья с роскошной пышной юбкой, в белых бантах, туфлях на каблуках. А вел ее преподаватель литературы, Лагутин, нестарый еще мужик с седой «чеховской» бородкой. Он уверенно поддерживал партнершу, они красиво кружились на площади, Катькины волосы и ленты трепал ветер.
– Красиво как… – мать Егора снова всхлипнула, – господи, какие они уже большие…
Она обняла Егора, а тот загляделся на Катьку и люто жалел, что в первом классе забил на кружок танцев, куда силком водила его мать. Он был один тогда среди десятка девчонок, выдержал три месяца и уперся – не пойду, хоть режьте. Мать сдалась, а ведь верно тогда говорила – в жизни все пригодится. Вот сейчас бы и пригодилось, и он мог кружить Катьку по площади на глазах у восхищенной толпы. Она-то где, интересно, научилась, ведь не видел он ее в том кружке…
– Здорово, – сказал оказавшийся рядом Влад, – я вот не умею.
– И я… – Слова Егора заглушили финальные аккорды вальса, а Орехов-старший даже глаза прикрыл, странно взмахнул руками, точно собирался зааплодировать. И вдруг повалился наземь, падал неловко, боком, рухнул шумно, грузно, Влад оторопел, кинулся к отцу. Отголоски вальса еще кружились над площадью, Катька посылала всем воздушные поцелуи, Лагутин деликатно держал ее под локоток, а Орехов вдруг странно выгнулся над асфальтом, повернулся, и Егор увидел кровь. Темная медленная струйка лилась, показалось, из правого глаза, но нет – дыра находилась точно под ним, на одной линии со зрачком. А над виском еще одна, наискосок от первой, седые волосы Орехова потемнели. Он смотрел Егору в глаза, скалил зубы и вдруг шумно выдохнул, изо рта у него плеснуло кровью.
Влад, как сомнамбула, шагнул к отцу, рядом громоздились ребята в спортивках, таращились то на умиравшего хозяина, то друг на друга. Егора рванули за локти, швырнули назад, отец едва успел подхватить его.
– С дороги! – Павлов подлетел к Орехову, нагнулся, приподнял ему голову и шарахнулся назад.
– Снайпер! – разобрал Егор. – Валим, быстро! Валим, кому говорю!
Тут стало очень тихо и пусто, как недавно в центре площади, люди пятились, сшибая друг друга, но никто не орал, не визжал, все торопились поскорее убраться прочь. Все, кроме Влада – он стоял на коленях рядом с отцом, наклонился над ним, потом заозирался по сторонам. Охранники шарахались из стороны в сторону, глядели то вверх, на крышу и балконы дома напротив, то кидались к убитому. Влад увидел Егора, крикнул что-то, и тот не выдержал, рванулся туда.
– Стоять, – Павлов был начеку, толкнул Егора в грудь, – куда собрался? Жить надоело? Это ж спец стрелял, с первого же выстрела насмерть! Ты рядом лечь хочешь?
