Сергей Зверев - Грехи отцов
Егор сбежал по ступенькам в траву и быстро пошел через пустырь в сторону дома. Не своего – родительского, квартиру тогда они с матерью так и не продали, переехали в спешно достроенный коттедж, а городское жилье бросили закрытым. Егор лишь через год после гибели отца собрался с духом и заехал как-то по старому адресу, прошелся по пыльным душным комнатам и сбежал – рана была еще слишком свежа. А потом стало не до того, про квартиру точно забыли, мать пережила отца всего на два года, и Егор остался один, потом купил себе новую трешку в центре. Учеба, диплом, дела, что захватили с головой, «Разборка», ее неожиданный успех, «Астра», потом Вика – Егор сначала хотел квартиру сдать, а потом передумал. Хранил там кое-что, не предназначенное для чужих глаз, и не то чтобы не доверял Вике – просто использовал как склад, вернее, тайник, доставшийся от отца.
Подошел к девятиэтажке, что за годы будто ниже стала, ссутулилась, что ли, постоял, огляделся, шагнул к подъезду и сообразил – ключей-то нет, в машине остались, а дверь голыми руками не взять: сам пару лет назад поставил стальную махину с «секреткой», так что в лобовую лезть бесполезно. Но если дверь закрыта, можно войти через окно, благо на сигнализацию он так и не разорился, руки не дошли.
Повезло, сосед, пожилой преподаватель физики, оказался дома – старик редко покидал квартиру: на больных ногах далеко не уйти. Егора он отлично помнил и без расспросов впустил к себе, с ходу поверив в легенду «ключи потерял, а домой позарез надо». Приковылял с палкой в лоджию, все охал, глядя, как Егор перебирается по узкому карнизу на свою территорию. С высоты третьего этажа смотреть вниз было неприятно, но Егор туда особо не заглядывался. Перешел, прижавшись щекой к теплой кирпичной стене, на свою лоджию, спрыгнул на пол и перевел дух. Махнул соседу рукой – все в порядке, спасибо, выждал, когда тот пропадет с глаз долой, и вышиб стекло в балконной двери. Осколки посыпались на пол, Егор просунул руку в дыру и повернул ручку, оказался в кухне. Здесь было сумрачно и душно, от порыва ветра поднялась пыль – откуда только берется, ведь окна пластиковые, да и закрыты наглухо, – взвилась маленькими облачками, Егор расчихался и пошел в комнату.
Снова накрыло неприятное дежавю: здесь Егор провел почти два десятка лет своей жизни и знал каждый уголок, каждую царапину на обоях. И снова будто в девяностые вернулся – его окружали вещи из тех времен, они хранили память: хорошую и дурную, видели и помнили много разного, и отсюда хотелось бежать, и побыстрее.
В комнате все было по-прежнему: и часы на подзеркальной полке, давно остановившиеся, и ковер на полу, и сервант с материным хрусталем, и письменный стол с квадратными тумбами. Левая внешне ничем не отличалась от правой, и только знающий человек мог обнаружить под столешницей кнопку, которая открывала потайную дверцу. Егор нырнул под стол, встал на колени и выгреб из левой тумбы начинку – деньги, несколько толстеньких пачек, перехваченных резинкой, и маленькую коробочку из розового бархата. Поставил ее на ладонь, открыл, покрутил так и этак, и грани драгоценных камней слабо засветились в полумраке, на столешницу упали разноцветные зайчики. Кольцо из розового и белого золота с бриллиантовой каемкой и сапфировыми вставками в виде цветов – Егор сам ювелирку не носил, но тут невольно залюбовался, как и тогда, в салоне. Кольцо сразу пришлось ему по душе, и он купил его, решив сделать Вике сюрприз. Представил, как она обрадуется, увидев это чудо вместо простого обручального, и понял, что ради такого случая никаких денег не жалко. До свадьбы хранил его в тайнике, даже в страшном сне не помышляя, что придется забрать раньше.
Егор спрятал коробочку вместе с деньгами в пакет и открыл плоский ящик, что прятался на дне. Пахнуло металлом и порохом, матово блеснула темная сталь – это был отцовский «стечкин». Егор и наведывался в квартиру ради него, проверял, чистил, а то и брал в тир пострелять под руководством Павлова. Руки давно не дрожали, ствол был отлично пристрелян и содержался в идеальном порядке, хоть сейчас пали. Егор переложил его в поясную кобуру, прихватил два полных запасных магазина, закрыл сейф и выбрался из-под стола. Дверца захлопнулась с тихим стуком, и Егор невольно передернулся: этот звук он уже слышал – так падает земля на крышку гроба. Стало не по себе, Егор поднялся, пристроил кобуру на ремень, прикрыл ее полой куртки, но та оказалась коротковата.
«Плевать». Он подобрал пакет с деньгами, сунул под рубашку, огляделся, и вдруг накрыло предчувствие – больше он сюда не вернется. Родной дом точно отдал ему последнее, стал ненужным, чужим. Чувство было столь сильным, что Егор чуть ли не бегом кинулся к двери, потянулся к замку, и тут будто за шкирку дернули – он услышал за створкой тихие голоса. Ну, подумаешь, голоса, может, люди мимо идут по своим делам и говорят о своем, а говорят неразборчиво потому, что дверь толстая, но Егор все же остановился. Голоса стихли, Егор прижался щекой к створке, прислушиваясь к тишине, и тут ручка дрогнула, по двери прошла вибрация – кто-то дергал дверь с той стороны. По хребту скользнул холодок, Егор отошел на шаг, снова вернулся – за дверью были как минимум двое, они бубнили что-то невнятное, потом раздался звонок мобильника.
Слов он не разобрал, да и не старался, вернулся в комнату и осторожно выглянул в окно. Там у подъезда клином – носом к входу – стояли две иномарки, белая и синяя, дверцы открыты, внутри каждой Егор разглядел троих. «По твою душу», – екнуло внутри, он отошел, постоял в пыльном полумраке, вернулся в коридор. Нет, эту дверь, как и любую сейфовую, например, сломать можно, но уйдет куча времени, и Егор пока в безопасности и одновременно в капкане – его выкурят моментально, едва сообразят, что птичка в клетке. И как быстро – он даже мысленно похвалил преследователей, – опоздали всего на какую-то четверть часа. И снова, как недавно на пустыре, накатила злость – это поработал кто-то из своих, близких, кто знал его как облупленного. Снова крутанулся в голове вихрь догадок и предположений, накатила злость на самого себя, вспомнились слова Павлова: ты обязан быть параноиком, иначе тебе конец. Егор это напутствие всегда пропускал мимо ушей, а зря, оказывается. Кстати, Павлов знал Егора с детства и запросто мог сдать его неведомому пока преследователю, за что и получил в подарок растяжку. «А вот и паранойя». Егор прислушался к голосам за дверью: те звучали тише, ручка больше не дергалась, но люди не уходили. Будут следить сколько потребуется, это и кошке ясно, и выхода иного нет, кроме как выйти и положить их всех из «стечкина», а потом тех, кто ждет внизу – патронов хватит. Но этот крайний вариант хорош как разновидность самоубийства, отложим его на потом. Есть еще тропка, как-то он прошел по ней, давно, и мозгов тогда было поменьше, дури больше, но другой дорожки не осталось.
Тогда Егор поругался с отцом, и тот запер сына дома. А выйти надо было позарез, просто вопрос жизни и смерти. Было это в классе седьмом, и Егор, злой на весь мир, легко провернул ту аферу. Потом признался разъяренному отцу и перепуганной матери, как все было, получил законных люлей, но дома его больше не запирали. Что интересно, страха тогда ну ни грамма не было, зато сейчас аж в глазах темно и коленки подрагивают. Можно хватануть грамм сто для храбрости, но лучше не надо, хотя говорят, что дуракам и пьяным везет.
– Ума нет – считай, калека. – Егор открыл кухонное окно и перегнулся через подоконник. Здесь он, никуда не делся, гараж с шиферной крышей, обильно заросшей травой и мелкими кустами, стенки покосились, и кирпичи из них вываливались наружу. Хозяева бросили гараж лет десять назад, а то и больше, и теперь он потихоньку разваливался, от него дурно пахло, а рядом частенько появлялись подозрительные, мутные личности. И тогда он был гораздо выше или так показалось?
Егор встал на подоконник, глянул под ноги и невольно зажмурился. Третий этаж – невелика высота, но все ж оторопь берет. И тут вспомнил себя самого, обиженного на весь мир, злого до бешенства, как едва не оторвал штору, когда, взгромоздившись на это самое место, примеривался к прыжку. И прыгнул в точности, как сейчас, зажмурив глаза и поджав колени.
Крыша казалась крепкой только с виду, она тошно хрустнула под ногами и куда-то подевалась. Егор больно ударился обо что-то локтем, вскрикнул и ощутимо грохнулся наземь, вернее, в кучу прелой дряни, от которой воняло перегноем и тухлятиной. Сверху еще сыпались острые обломки покрытия, Егор перекатился на бок, вскочил и налетел на что-то мощное, основательное, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, на холодильник, такой же древний, как и сам гараж. Повсюду валялось тряпье, мятые банки и бутылки, обрывки картона, рядом Егор заметил шприцы. Вонь от всей этой дряни поднималась несусветная, Егора едва не вырвало, пока он искал выход. Добрался до висевшей на одной петле калитки, пролез в щель меж створкой и стеной, огляделся. Все как обычно, и никому дела нет, что из притона выбирается очередной наркоша в драных штанах и грязной куртке. Егор постоял немного, выждал, когда успокоится дыхание, а сердце перестанет биться где-то в горле, кое-как привел себя в порядок и пошел как ни в чем не бывало по тротуару, прикрывая ладонью кобуру со «стечкиным». Она приятной тяжестью висела на боку, придавала уверенности, и Егор расстегнул ее, когда подошел к дому, где жил с Викой.
