Аркадий Адамов - Черная моль (сборник)
– Звони в Москву. Доложи обстановку. Ярцев может приступать. И… узнай там, как Сергей.
Костя взглянул на часы: было два часа ночи.
В эту ночь в коридоре пятого этажа высокого здания на Петровке было людно: готовилась большая операция. Сотрудники, оживленно переговариваясь между собой, разгуливали по коридору, слышались шутки, смех. Настроение у всех было приподнятое, боевое: предстояла ликвидация опасной группы преступников итог многих месяцев напряженной работы всего отдела. Некоторые из сотрудников играли в шахматы, распахнув двери своих комнат, чтобы услышать приказ о выезде.
В кабинете Зверева находились Ярцев, следователи прокуратуры и старшие оперативных групп. Поминутно звонил телефон, и Зверев, выслушав очередной короткий доклад, каждый раз невозмутимым тоном говорил одно и то же:
– Продолжайте наблюдение. Можем приехать в любую минуту. Ждем сигнала из Сходни.
Геннадий посмотрел на часы. Было начало второго. Пора бы уже.
Снова зазвонил телефон. «Внутренний», – мгновенно определил Геннадий. Зверев снял трубку.
– Слушаю.
– Майор Зверев?
– Да. Кто говорит?
– Докладывает дежурный по МУРу Скворцов. Только что звонили из госпиталя. Туда прибыла машина «Скорой помощи» из Сходни. Доставлен раненый капитан Коршунов… – Голос дежурного неожиданно дрогнул.
– Но что… – Зверев перевел дыхание и глухо спросил, – что там произошло?
– Ничего пока неизвестно. Коршунов без сознания. Ждите звонка от Гаранина.
Зверев медленно опустил трубку и обвел взглядом толпившихся в дверях сотрудников.
– Ну? – нетерпеливо спросил. Геннадий. – Что случилось?
– При выполнении задания на Сходне тяжело ранен капитан Коршунов.
Тихо расходились по своим комнатам сотрудники. Не слышно уже было шуток и смеха. Люди переговаривались вполголоса, с еле сдерживаемой ненавистью. Предстоящая операция, продолжение той, на Сходне, теперь казалась всем особенно ответственной и особенно необходимой: враг был здесь общий, злобный, опасный, и у каждого из сотрудников невольно сжимались кулаки при мысли о встрече с ним сегодня ночью: «Ну, погоди же, гад!…».
Час спустя раздался наконец долгожданный звонок со Сходни, и немедленно все комнаты пятого этажа облетел приказ: «Пора!».
Две машины одна за другой промчались по пустынной, ярко освещенной улице и затормозили у дома, где жил Плышевский. Из подъезда вышел человек и, приоткрыв дверцу первой машины, тихо сказал сидевшему рядом с водителем Звереву:
– Дома. Спит. Там еще дочка. Больше никого.
– Ясно. Понятые есть?
– Так точно.
По знаку Зверева все вышли из машины и стали молча подниматься по лестнице.
На первый и второй звонок никто не ответил, только после третьего за дверью послышались торопливые шаги и испуганный девичий голос спросил:
– Кто там?
– Откройте, пожалуйста. Милиция.
– Милиция?!.
Девушка завозилась с замком, но, как видно, от волнения никак не могла с ним справиться.
В этот момент за дверью раздался спокойный мужской голос:
– Иди к себе, Галя. Я сам открою. Это – недоразумение.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Плышевский в домашнем халате и меховых туфлях.
– В чем дело, товарищи? – раздраженно спросил он.
– Я сотрудник милиции, вот мое удостоверение, – невозмутимо ответил Зверев. – А вот санкция прокурора на ваш арест, гражданин Плышевский, и на обыск в квартире.
Глаза Плышевского сузились, и он резко отчеканил:
– Не желаю смотреть ваши филькины грамоты. Я протестую. Ночью врываться в квартиры, хватать людей. Это произвол…
– Вы отказываетесь впустить нас в квартиру? – спокойно спросил Зверев. – Отказываетесь подчиниться постановлению прокурора?
– Да, отказываюсь! И повторяю: это произвол!
– Ну тогда мы вынуждены обойтись без вашего согласия, – хладнокровно заключил Зверев.
Он сделал шаг вперед, и Плышевский невольно отступил в сторону.
Войдя в переднюю, Зверев огляделся и, указав на одну из дверей, спросил:
– Это чья комната?
– Это комната дочери, – хмуро процедил Плышевский.
– А та?
– Та – мой кабинет.
– Квартира вся принадлежит вам?
– Повторяю: это комната моей дочери, ее собственная комната.
В этот момент в переднюю вышла Галя, торопливо застегивая на ходу платье. Она с вызовом посмотрела на отца и сказала:
– Нет, пусть обыскивают и мою комнату.
Обыск начался.
В кабинете за письменным столом расположился следователь прокуратуры, он вел протокол обыска, тщательно записывая все изъятые ценности, которые аккуратно складывались сотрудниками на низкий круглый столик у дивана: хрусталь, серебро, картины, антикварные изделия.
Плышевский сидел в кресле у окна и, закинув ногу на ногу, с презрительной усмешкой наблюдал, время от времени бросая едкие замечания:
– Советую переписать все книги. Они ценнее, чем эти безделушки. Только без грамматических ошибок.
Ему никто не ответил.
– Конечно, милиционерам это недоступно.
Сотрудники молча продолжали работу. Но Галя не выдержала. Она вскочила с дивана и со слезами на глазах гневно крикнула:
– Замолчи! Постыдился бы!…
– Спокойней, девушка, – остановил ее Зверев. – У гражданина просто шалят нервы. Это понятно.
– А я не могу спокойнее! – запальчиво ответила Галя. – Как он смеет!…
Обыск продолжался. Всем было ясно, что изъятыми ценностями дело не ограничится.
Уже в пятом часу утра один из сотрудников подал Звереву записку.
– В передней, за плинтусом, – доложил он.
Зверев развернул записку. Вся она была заполнена двумя столбиками непонятных цифр и обрывков слов:
«уг. мат. дв. 4 (1,7+1,8+3,5+4,25),
3. ст. (3,1+2,4),
дв. пр. 4 (1,9+3,8+2,7+4,1),
кук. 4 (4,0+3,2+3,2+2,5),
под. 7 (3,8+3,1+4,4+1,8+3,6+1,3+1,6),
я. ст. пр. 2 (3,7+4,31)»
и т. д.
Внимательно рассмотрев записку, Зверев показал ее Плышевскому.
– Что это означает?
– Понятия не имею, – пожал плечами тот. – Откуда вы ее взяли?
– Не имеете? – Правый глаз Зверева насмешливо прищурился. – Ладно. Разберемся сами.
– Пожалуйста, – презрительно скривил губы Плышевский. – Нат Пинкертоны с трехклассным образованием…
Зверев, ничего не ответив, вышел из комнаты и подозвал одного из сотрудников. Вдвоем они закрылись на кухне.
– Понимаешь, в чем дело? – спросил Зверев. – Это же явная шифровка!
Обыск между тем продолжался.
В комнате Гали скатали разложенный на полу большой ковер, и лейтенант Арбузов с трудом вытащил его в коридор. Сквозь открытую дверь кабинета он поймал на себе пристальный взгляд Плышевского.
Арбузов снова возвратился в комнату.
Через минуту Плышевский как бы нехотя поднялся со своего места и с безразличным видом прошелся несколько раз по кабинету, потом вышел в переднюю и, мельком заглянув в комнату дочери, той же ленивой походкой возвратился в кабинет. Никто, казалось, не обратил на него внимания.
Но лейтенант Арбузов, дождавшись, когда Плышевский ушел, весело подмигнул товарищу и чуть слышно прошептал:
– Видал? Занервничал, сукин сын! Давай-ка разберемся с этим паркетом.
Одна за другой были тщательно обследованы планки паркета. Все они оказались наглухо вделанными в пол, все… кроме трех, которые под сильным нажимом ноги еле заметно «дышали». В ход были пущены инструменты.
Когда планки были вырваны, под ними оказалось глубокое оцинкованное пространство, доверху набитое стопками сберегательных книжек и толстыми пачками денег. Среди них оказались и доллары.
К нижней стороне одной из планок была прикреплена пружина, соединенная с шестеренкой, с которой сцеплялась другая шестеренка – коническая, и от нее уже уходил под пол стальной тросик. Его путь был скоро обнаружен. Тросик проходил под полом, затем под наличником двери и кончался в передней, у вешалки. Один из болтов, на которых она висела, оказался фальшивым, в его гнезде обнаружили отверстие для ключа. Механизм тайника был теперь ясен.
На стол перед следователем были вывалены сберкнижки и деньги.
Галя, забившись в угол дивана, с ужасом наблюдала за всем происходящим. «Боже мой, боже мой, откуда это все?… – словно в бреду беззвучно шептала она. – Откуда?… Прятал, все прятал!… Вор!… Вор он!… Мамочка, бедная, ты даже не знала, с кем ты жила… и я не знала… Нет, нет, я здесь не останусь… я уйду… я буду сама работать… я ни к чему здесь не притронусь…» Галя со стоном закрыла глаза. В этот момент она невольно подумала о Михаиле. Где он сейчас?
Выложив на стол последнюю пачку денег, Арбузов взглянул на посеревшее лицо Плышевского и с необычной для него суровостью сказал:
– Ваша первая карта бита, гражданин Плышевский.
Плышевский криво усмехнулся.
– Что-то уж очень вы стараетесь. Сразу видно, что вас я не поил коньяком, – и он насмешливо взглянул на Галю.
