Владимир Колычев - Постой, паровоз!
– Лежи, – чуть более мягко повторил милиционер. – А то натопчешь там. Сейчас бригада подъедет, самого топтать будут.
Оперативно-следственная бригада не заставила себя долго ждать. Следователь, оперативники, эксперты. Зиновия сразу взяли в оборот. Позволили ему одеться, провели на кухню, посреди которой в луже крови лежал обнаженный по пояс покойник. Перевернутые стулья, сдвинутый с места стол со следами вчерашнего пиршества. Чертовщина какая-то…
– Ты его застрелил? – грубо спросил оперативник с хищным, как у волка, взглядом.
– Застрелил? – ошарашенно пробормотал Зиновий.
– Да, из пистолета.
– Из какого пистолета?
– Из этого.
Ему показали пистолет, упакованный в целлофановый пакет. И указали на огнестрельную рану на груди покойного.
Над трупом склонился мужчина в белом халате. Зиновия отвели в комнату, посадили в кресло. Оперативник навис над ним и надавил волчьим взглядом.
– Ну что, колоться будем?
– Я не убивал…
– А кто это сделал?
– Не знаю…
Зиновий не видел, кто подошел к оперативнику. Зато услышал голос.
– Там у него кобура под пиджаком. И корочки наши…
Оперативник вышел из комнаты, а когда вернулся, у Зиновия возникло чувство, что его сейчас самого застрелят – столько злобы и ненависти было у мента в глазах.
– Ты хоть знаешь, кого убил? Ты сотрудника уголовного розыска убил! Ты моего коллегу убил!
От страха Зиновий сжался в комок.
– Говори, мразь, или я тебя сейчас по стенке!
– Не убивал…
– Ну, все, ты меня достал!
Оперативник сунул руку под пиджак и вытащил пистолет. Опасения оправдались – Зиновий в ужасе закрыл глаза. Но выстрела не последовало.
– Олег, не надо так, успокойся!
Опера обезоружили, но пока выводили из комнаты, он успел изрыгнуть проклятие и угрозу:
– Сволочь! Если не признаешься, гад, я тебя собственными руками!
Его место занял мужчина с благообразными чертами лица и гораздо более мягким взглядом. Представился. Следователь прокуратуры Степанков.
– Теперь представьтесь вы, – усаживаясь перед Зиновием на табуретку, спросил он.
– Нетребин. Зиновий Нетребин…
– Где работаете?
– Э-э, работал электриком в гостинице «Загорье». Уволился. Временно не работаю…
– Понятно. Эта чья квартира?
– Наташа здесь живет. Подруга моя.
– Где она?
– В том-то и дело, что не знаю.
– Она могла убить?
– Ну что вы!
Зиновий подумал, что Наташа с ее характером могла бы человека убить. Девушка она с характером, своенравная, и под горячую руку ей лучше не попадаться. Но разве же мог он свалить вину на нее?
– Кто еще был здесь, кроме Наташи?
– Ну, этот, который в кухне. Но я даже не знаю, как он появился.
– Кроме него, кто здесь еще был?
– Не знаю. Мы с Наташей спать легли, я заснул. Просыпаюсь, милиция, наручники на руках…
– Много выпили вчера?
– Да нет, совсем чуть-чуть…
– По вашему дыханию не скажешь, – усмехнулся Степанков. – И вид у вас похмельный. И часто у вас провалы в памяти случаются?
– Какие провалы? Я спать лег, не знаю ничего. Честное слово, не убивал.
– А ведь мы бы могли оформить вам явку с повинной. Вы хоть понимаете, что это может для вас значить? Пойми, парень, за убийство сотрудника милиции суд, как правило, назначает высшую меру наказания. Высшая мера – это расстрел. Пойми, у тебя только один шанс сохранить себе жизнь, и он заключен в явке с повинной. Даже чистосердечного признания будет мало. А явку с повинной мы можем оформить только сейчас. Даже в КПЗ будет поздно.
– Но я никого не убивал. И не знаю, кто это сделал.
– Ну, смотри, потом жалеть будешь.
Зиновий не знал, кто убил невесть откуда взявшегося оперативника. Может, Наташа это сделала, но валить на нее все шишки он не смел. И на себя вину брать не собирался. В конце концов, отчаявшись выбить признание, следователь распорядился отправить Зиновия в камеру предварительного заключения.
Глава 6
В КПЗ Зиновий провел четверо суток. В полной изоляции от внешнего мира. Ни допросов, ни свиданий. И у дежурного милиционера ничего не спросишь: ответ на любой вопрос только один – «не положено». Камера одиночная, а значит, нет никого, с кем можно было бы пообщаться.
Где-то Зиновий слышал, что в камере предварительного заключения не положено находиться более трех суток. По истечении этого срока следователь должен предъявить обвинение либо выпустить на свободу. Срок уже истек, обвинение не предъявлено. Значит, он ни в чем не виновен, значит, его должны освободить. Так думал Зиновий, поэтому скрип тяжелой железной двери он воспринял как предзнаменование близкой свободы.
– Нетребин, на выход! – флегматично выдал дежурный милиционер.
– С радостью!
Зиновий всерьез рассчитывал получить назад свои вещи и пропуск на волю. И был удивлен, когда его под конвоем доставили в кабинет с табличкой «Оперуполномоченные». Там его ждал бородатый, с густыми бровями мужчина. Спокойный, как потухший вулкан. Но Зиновий нутром чувствовал, что этот вулкан мог в любую минуту пробудиться.
Это был следователь прокуратуры, которому поручили вести его дело. Его дело. Младший советник юстиции Горбунцов. Имя-отчество Зиновий прослушал. Такая суматоха в голове началась, что даже удивительно, как фамилию запомнил…
Следователь без предисловий предъявил ему постановление на арест. Зиновий понял, что никогда не сбыться надеждам на благополучный исход дела. И свободы не видать, и Наташу больше никогда не целовать. За убийство сотрудника милиции ему грозила высшая мера наказания. Суд мог приговорить его к расстрелу, но уже сейчас он чувствовал себя заживо погребенным.
– Эй, парень, очнись! – одернул его следователь. – Натворил дел – наберись смелости признаться в содеянном.
Он предложил ему сигарету с фильтром, налил стакан воды. Как будто этим можно было смягчить боль угодившей в капкан души.
– Но мне не в чем признаваться… – мотнул головой Зиновий.
– Хочешь сказать, что ничего не помнишь.
– Нет.
– Значит, в момент преступления ты находился в состоянии алкогольного опьянения. Только не думай, что это смягчает твою вину. Напротив, усугубляет. Так что давай соберись с мыслями и подробно изложи мне, как ты убивал капитана милиции Шипилова…
– Но я его не убивал.
– Да? Тогда объясни, почему на орудии преступления найдены отпечатки твоих пальцев?
– Я… Я не знаю…
– А я знаю. У кого был роман с гражданкой Слюсаревой?
– У меня.
– И не только у тебя. Ты знал, что гражданка Слюсарева, помимо тебя, встречалась с капитаном милиции Шипиловым?
– Нет. А разве она с ним встречалась?
– Ну, в общем, да. И ты его приревновал к своей возлюбленной. Так?
– Да не знал я о нем ничего!
– Ну, может, и не знал. Пока с глазу на глаз с ним не остался.
– Как я с ним остался?
– Очень просто. Ты уснул, а к твоей Наталье ночной гость пожаловал. В образе капитана Шипилова. Его моральный облик – дело десятое. А факт остается фактом – он был в доме у гражданки Слюсаревой. Она сама это подтверждает.
– Она что, видела, как я убивал?
– Нет. Но утверждает, что в ту ночь вступала в половую связь с гражданином Шипиловым. Ты спал в одной комнате, а они занимались этим в другой. Потом она отправилась в душ, а он – на кухню покурить. Одежда и оружие остались в комнате. Улавливаешь мысль?
Зиновий угнетенно мотнул головой. Не улавливал он ничего. Сознание отказывалось воспринимать эти бредовые фантазии.
– Хорошо, я помогу тебе вспомнить, – продолжал умничать следователь. – Ты не спал, ты видел, а может, и слышал, чем занимается твоя возлюбленная. Когда все закончилось, ты зашел в комнату, где находился пистолет, взял его и с ним прошел на кухню, где находился капитан Шипилов. Он пытался тебя остановить, вразумить, но ты все же произвел выстрел. Бросил пистолет на кухне и отправился спать…
– А Наташа что говорит?
– Она говорит, что слышала выстрел. Но к тому моменту, когда она вышла из душа, ты уже лежал на диване. Или спал, или притворялся, я не знаю… Она признается, что пришла в замешательство. В панике выбежала из дома. Думала, что ее в убийстве обвинят. К утру опомнилась, позвонила в милицию. Хотя это могли сделать соседи, которые слышали выстрел. Но это к слову… В общем, ситуация такая, гражданин Нетребин, все факты свидетельствуют против вас. А самой важной уликой является орудие убийства с отпечатками ваших пальцев. Так что, хотите вы признавать свою вину или нет, но отвертеться вам не удастся. Суд и без вашего признания примет доводы прокурора. А как вы думаете, какую меру наказания будет требовать прокурор? Лично я уверен, что высшую меру. Но выход у вас есть. Чистосердечное признание смягчит вашу вину…
– Не смягчит…
– Ну почему же? Если представить дело как убийство из ревности, то смягчит, – не совсем уверенно сказал следователь. – А если будешь упрямиться, то высшая мера тебе обеспечена.
