Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь
— Неужели мы и вправду убьем его? — Дана чувствует, как мурашки бегут у нее по спине.
— Нельзя его оставлять. — Цыба отпивает глоток компота. — Сама посуди, Данка: сегодня тебя случай спас. В другой раз может не повезти.
— О родителях своих подумай. Ты же у них одна! — Таня берет ладонь подруги.
— Ты тоже одна.
— Сравнила член с пальцем! Да моей мамаше насрать, где я и что со мной. Ей лишь бы водка да мужик под боком, желательно не один. А твои не такие.
— Вы что, уговариваете меня? Напрасно. Я целиком на вашей стороне. Но нам надо поклясться, что никогда никто нигде никому не расскажет об этом. Иначе пойдут слухи, и мы все сядем.
— Я тут читал недавно статью про сицилийскую мафию. — Виталька интересуется разными вещами, они все знают это. — В общем, у них была такая традиция, что ли, — клятва вендетты. Например, гибнет их родственник, но они это так не оставляют. Идут на кладбище, ножом разрезают наискось ладонь, прикладывают руку к могиле и клянутся на крови отомстить. И эту клятву нарушить нельзя.
— Ну, мы же не сицилийская мафия. — Таня испуганно округлила глаза. — И не погиб пока никто. А идти ночью на кладбище страшно.
— Нам это не надо. Тут сама идея важна. Клятву на крови нарушить нельзя.
— Вечно ты, Виталька, что-нибудь эдакое вычитаешь…
— Не, Танюха, Виталька прав. — Цыбу заинтересовала вендетта. — Он дело говорит. А на кладбище мы не пойдем, у нас все живы. Пойдем к старой часовне в Цыганском поселке, там и поклянемся.
— Почему у часовни? — Дана удивленно поднимает брови.
— Ну, как бы там место святое считается.
— Правильно. — Виталька допивает компот и встает из-за стола. — Все согласны?
— Все. — Таня кивает. — Только давайте сначала посуду помоем, а то потом Данка половину перебьет.
Когда на фоне серого вечернего неба возникла темная громада старой часовни, они остановились. Только сейчас Дана осознала, что это не шутка, что они и вправду собираются убить Крата. Но страха не было. Перед глазами возникло сероватое, вечно хмурое лицо, которое не умело улыбаться. Дана попыталась вспомнить хоть что-нибудь хорошее об их будущей жертве, но память услужливо предлагала картинки одна другой страшнее: Крат с перекошенным от ненависти лицом, Крат убивает кошку — обдирает с нее живой шкурку, потому что Танкер сказал, что ему слабо. Она помнит, как отец сказал про него: «У Зинки растет волчонок. Вырастет, сгниет в тюрьме, только перед этим много кому-то горя принесет».
— Готовы? — Виталька достает нож.
— Давай, не томи. — Цыба берет нож и режет себе ладонь.
Они по очереди проделывают то же самое, потом прикладывают раны к холодной стене часовни.
— Повторяйте за мной: клянемся уничтожить нашего врага. Клянемся не говорить об этом никому никогда, и если нарушим клятву, пусть упадут на нас все беды, какие только есть на свете.
Они тихо повторяют за Виталькой слова клятвы. Потом Цыба заливает всем раны перекисью и бинтует ладони.
— Ну что, пошли?
Уже совсем стемнело, когда они добрались до «бункера». Оттуда слышались голоса. Виталька проскользнул к самому лазу, но быстро вернулся.
— Он там. Они скоро будут расходиться, подождем.
Ребята молча сидят за кустами сирени. Дана уткнулась в Виталькино плечо, ей спокойно и уютно. Виталькины пальцы в темноте перебирают ее волосы.
— Болит рука? — Он обнимает Дану за плечи.
— Болит…
— Потерпи. Через пару дней все пройдет.
Дана молча кивает. Она надеется, что маме не взбредет в голову позвонить.
«Скажу, что отключила телефон», — думает Дана.
— Вот он. — Цыба предостерегающе поднял руку.
Они насторожились. В скудном освещении Дана различает фигурку Крата. Он идет, пошатываясь, бормоча ругательства. Она прислушалась. Крат живописал, что он когда-нибудь проделает с Даной и куда при этом пойдут Виталька и Вадик. Досталось и Тане — за компанию. Дана всегда удивлялась, откуда в этом тщедушном тельце такие запасы злобы и ненависти ко всем на свете. Смутно она уже догадывалась, что некоторые люди просто такими рождаются — на горе и слезы остальным.
— Пошли. — Виталька подал знак. — Держаться в тени, фонари скоро закончатся.
— Куда он идет? Он не там живет! — Таня зябко поводит плечами.
— А черт его знает. Клея нанюхался и прет, не разбирая дороги.
Между тем Крат переходит шоссе и идет в сторону заводского забора. Это хорошо освещенное место, поэтому четверка мстителей минует его стороной, стараясь не потерять из вида качающуюся фигурку Крата.
— Он идет в сторону садов! — Дана первой поняла, куда держит путь их враг.
— Вот и хорошо. — Цыба удовлетворенно хмыкает. — Своим ходом дойдет туда, куда нам и надо.
— Смотрите, с кем это он? — Дана указывает вперед.
Их враг уже не один. С ним рядом стоит кто-то высокий, или он на фоне Крата кажется высоким?
— Он говорил, что у него есть знакомый охранник на проходной. — Таня приглядывается. — Ну, так и есть, смотрите, дядька в форме охраны завода. Они всегда в это время патрулируют вокруг стены.
— Зачем?
— Черт их знает, зачем. Положено им.
— Ну и хорошо, что положено. — Виталька хмуро усмехается. — Если станут расследовать, этот мужик и скажет: Крат был нанюхавшись, шел один, никого вокруг не было — место освещенное, далеко видать.
— Точно. — Вадик сплевывает. — Это называется алиби.
— Нет, алиби — не то. Но Виталька прав, этот охранник нам только на руку.
Наконец охранник пошел своей дорогой, а Крат поплелся дальше. Дорога в сады проходила мимо заводского забора, с другой стороны стеной стояла посадка. Ребята осторожно пересекли шоссе и ринулись в посадку. Вот уже виден Крат, он идет медленно, как будто нехотя. Они замерли. Слышны шаги.
— Привет, Витек! Куда собрался на ночь глядя?
Голос принадлежит молодому парню из охраны. Дана видит его в свете прожекторов, натыканных по периметру стены.
— В сад, к Михею.
— Он сегодня там, ты прав. Бывай!
— Ага, пока.
Охранник продолжает свой путь, а Крат стоит, словно раздумывая, потом опять плетется вперед.
— Так мы до утра будем ползти. — Дана устала.
— Нам бы только до садов добраться, а там темень, и до рельсов совсем близко. — Цыба раздраженно сопит. — И правда, плетется, будто не своими ногами.
— Так он, поди, нанюхался. Или обкурился. — Таня хихикает. — У Витальки драп никогда не покупает, гордый, типа.
— Не гордый, а боится. — Виталька презрительно щурится. — Злопамятный, зараза! Помнишь, Данка, как мы его тогда отделали в общаге?
— Это когда переезжали? У меня шрам под коленом так и остался.
— А он помнит до сих пор, гнида такая. — Виталька снова обнимает Дану за плечи. — Ты замерзла?
— Нет. Просто как-то не по себе немного.
Виталька зарывается лицом в волосы Даны. Когда он услышал о том, что на нее напали, он решил, что сам убьет Крата, но природная осторожность взяла верх. Виталька ненавидел маленького ублюдка всей душой, только ему не хотелось в тюрьму. Он решил все обдумать. И вот теперь они это сделают. Единственное, о чем жалеет Виталька, — так это о том, что Данка уперлась и пошла с ними. Но спорить с ней бесполезно, он это знает. Они все знают.
Наконец Крат достигает границы света и тени. Вот он делает несколько шагов и вступает в темноту лесопосадки. Осталось пройти совсем немного, каких-нибудь триста метров, но идти приходится вслепую по узкой тропинке. Крат спотыкается, падает и грязно ругается.
— Помочь?
Голос из темноты звучит знакомо и ненавистно. Крат знает этот голос, но не может вспомнить, кому он принадлежит.
— Иди ты на…
— Зря ты. А у меня выпивка есть.
— Михей? Ты? Темно, как у негра в жо…. — Крат решает, что перед ним Михей.
— А ты и там успел побывать? Говорят, ты что-то особенное придумал?
— Я эту Кошку во все дыры поимею, а потом…
Крат снова спотыкается. Его поднимают заботливые руки.
— А Цыба тебе за это…
— Насрать на Цыбу. И на Танкера, ублюдка. Цыган он боится. Так и станут цыгане за Кошку подписываться.
— За Кошку не станут, а за Витальку подпишутся.
— Я с Виталькой разберусь по-своему. Стукну на него ментам — и сядет он.
— Ну и будешь сукой. На вот, выпей.
В руки Крата ложится бутылка.
— Пей, не сомневайся.
— Сколько?
— Сколько сможешь.
Крат икает от удивления. На какой-то миг в его сознании проскальзывает сомнение: а Михей ли это? Голос, который с ним говорит, совсем другой. Этот голос Крат ненавидит почти так же сильно, как и Кошку.
— Михей, это ты?
— А кто тут еще может быть?
— Не знаю.
— Пей, сейчас узнаешь.
Вожделенная емкость у него в руках, и Крат прикладывается к горлышку. Он не чувствует вкуса напитка, потому что привык к самогону, а эта бутылка куплена в магазине.
