Валентин Курицын - Томские трущобы
— Деньги есть. Оденусь вечером поприличнее и в театр должен тебе сказать, Кондратий Петрович, что я на ассигнованные тобой 50 рублей приобрел, между прочим, на толкучке черную пару, самого фешенебельного покроя. удовольствие это мне стоило 11 рублей, а вещь, как видишь, пригодилась.
— Вали, вали, Артемий! Уж я на тебя надеюсь.
— Дай мне на всякий случай билет-то, — добавил Залетный.
— На, возьми.
Егорин протянул ему билет.
— Ну, пока до свидания! Завтра утром я зайду, расскажу о результатах…
— Ладно, буду ждать!
Егорин проводил Залетного до кухни и еще раз напомнил ему об обещанных 5000 рублях, в случае удачного исхода. Залетный простился и вышел.
Егорин возвратился в комнату, присел к столу и глубоко задумался. В такой позе его застала жена, придя узнать о времени обеда.
— Чай, пора на стол собирать, — спросила она.
Егорин только с досадой отмахнулся и ничего не ответил. Анфиса Семеновна даже обиделась на такое внимание.
— Чего сидишь, как статуй какой. Ладно, что жена дура попалась: я по хозяйству, я в лавке день-деньской… тьфу! — И она хлопнула дверью.
Егорин молчал.
Часов около восьми вечера подъезд городского театра был ярко освещен. Из темноты ночи то и дело подъезжали экипажи всевозможных родов, начиная закрытыми колясками томской буржуазии и кончая обшарпанными дрожками ночных ванек. Два околоточных надзирателя, имея в своем распоряжении несколько городовых, энергично наводили порядок среди съезжающихся экипажей.
По тротуару чернели кучки пешеходов. Около театральной кассы была настоящая давка. Одним словом, открытие зимнего сезона, в смысле сбора, было вполне удачным.
Залетному пришлось долгонько-таки ожидать своей очереди у кассы, хотя пришел он рано. Было еще лишь полвосьмого. Наконец. Дошла очередь и до него. Он спросил билет в сталь. Дешевых билетов уже не было, и Залетному пришлось заплатить два рубля за стул в девятом ряду.
Раздевшись у боковой вешалки, Залетный вынул из кармана маленькое зеркальце, пригладил волосы и тщательно нафабренные усы и оправил галстук. В своей черной паре в манишке, приглаженный, с чисто выбритыми щеками, Залетный был вполне приличен и производил впечатление отставного чиновника, живущего на пенсию. Предъявив контролеру свой билет, он прошел по коридору и поднялся на бельэтаж. Ему попадались навстречу, обгоняли его разряженные шумящие шелковыми платьями дамы, корректные мужчины в наглухо застегнутых сюртуках — публика лож. Залетный скромно сторонился, держась по возможности в тени. Он поравнялся с ложей № 6. Эта ложа была наглухо закрыта.
— Очевидно, еще никого нет, — подумал Залетный, — хотя странно, сейчас начнется спектакль, музыка уже кончила играть… Пройдусь немного по коридору, подожду еще.
Но напрасно ждал Залетный, весь первый акт проходив около дверей заветной ложи. Никто не показался.
— Что, за черт, неужели, я проворонил. — Недоумевал Залетный. — Не заметил, как в ложу вошли, или, быть может она пуста и таинственный корреспондент, любезно приславший билет, не заблагорассудил явиться лично.
Громкие аплодисменты, долетевшие из зала, показали, что первый акт кончился. По коридору вновь двинулась публика. Залетный удвоил внимание, не спуская глаз с интересующей его ложи. Вдруг, к великому удивлению Залетного, дверь ложи отворилась, и оттуда вышел высокий представительный господин средних лет, с густой черной бородкой, в темных очках. Выйдя, он повернул направо, вниз к буфету. Шел он спокойно, не торопясь, видимо, не подозревал, что за ним следят. Залетный быстро догнал его и, спускаясь рядом по лестнице, успел хорошо рассмотреть внешность незнакомца. Судя по костюму последнего — черному сюртуку из модного шевиота, темно-серым брюкам английского покроя и по лакированным ботинкам — он принадлежал к числу людей из общества. Далее Залетному бросилась в глаза бриллиантовая булавка, искрящаяся на черном галстуке незнакомца из ложи № 6.
Да, видно, парень не из простых — икряный! — подумал Залетный, оценив по достоинству его внешний вид. Такое убеждение еще более укрепилось в Залетном, когда он по окончании спектакля, увидел дорогое пальто демисезон, в которое облекся незнакомец. Залетный поджидал его около выхода. Для старого сыщика ничего не стоило выследить свою жертву, тем более, что тот совершенно не обращал внимания на окружающих. Выйдя, он громко крикнул извозчика, уселся в крытую пролетку и приказал извозчику: «трогай прямо!»
Залетный успел, однако, заметить номер экипажа и, в свою очередь, взяв извозчика, поспешил вслед за уехавшим. Миновав две-три улицы, преследуемый остановил своего возницу, расплатился, и далее пошел пешком.
Его примеру последовал и Залетный. Он шел шагах в двадцати сзади, зорко всматриваясь в темноту и нащупывая револьвер, взятый на всякий случай.
Улица была пустынна… Все спало мертвым сном…
Вдруг Залетный почувствовал на своей шее железные тиски чьих-то рук: чей-то властный голос раздался над самым ухом:
— Молчи! Не то — пришью!..
18. Томский Шерлок Холмс в опасности
— Попал, — промелькнуло в голове нашего злосчастного сыщика. — Конец твоим земным странствиям!
Он даже не пробовал сопротивляться.
— Завяжи ему глотку, да покрепче! — скомандовал вполголоса один из нападавших. Другой быстро исполнил его приказание. Рот Залетного был крепко стянут какой-то тряпицей. — Надевай теперь мешок! — продолжал суровый повелительный голос.
На голову Залетного накинули нечто вроде колпака, чем лишили его возможности что-либо видеть.
— Слушай, — еще раз предупредили Залетного, — если тебе дорога жизнь, помни одно: молчание, и не сопротивляйся. Иди, куда тебя поведут!
Вздох облегчения вырвался из груди Залетного. Он понял, что люди, подкараулившие его, не хотят его смерти.
Только бы живу остаться, — думал Залетный, покорно передвигая ноги, слегка подталкиваемый в спину чьим-то крепким кулаком.
Перед этим его тщательно обыскали, отобрали револьвер, но не взяли кошелек. Последнее обстоятельство окончательно успокоило Залетного.
Не простые, стало быть громилы… должно быть, это из шайки — начал понимать Залетный.
— Ну, шагай шире. Не бойся, не споткнешься! — поощрял Залетного его невидимый конвоир.
Они подошли к экипажу, стоящему за углом, в переулке.
На козлах его чернела молчаливая фигура кучера. В глубине пролетки сидел тот самый незнакомец, которого выслеживал Залетный.
— Сцапали? — спокойно спросил он у подходивших.
— Готово дело! — ответил один из них.
— Свяжите ему руки!
— В один момент! Ну-ка, кавалер, пожалуйте ваши лапки.
Залетный беспрекословно подчинился этому приказанию. Ему завернули руки за спину и крепко связали их бечевкой.
— Подсадите его в пролетку, — нетерпеливо крикнул господин, сидящий в экипаже.
— Поскорее вы, возитесь!.. Время идет!
Залетный был поднят, как перышко, рослым широкоплечим парнем и грубо втолкнут под верх пролетки. Экипаж занырял по грязи.
Чужая крепкая рука плотно обхватила Залетного за талию. В рытвинах и на поворотах, при каждом сотрясении экипажа, Залетный беспомощно мотался из стороны в сторону. Голова его стукалась о зад пролетки, в висках стучало… Дышать было под колпаком трудно. Сколько времени продолжалось это утомительное для Залетного путешествие, он определить не мог. Также не имел он представления и о том, куда, в каком направлении его везут. Смутно только соображал, что едут они, часто меняя улицы. Наконец, пролетка остановилась. Сильные руки вынули Залетного из экипажа и поставили на землю. Злополучный помощник Егорина даже шатался от усталости.
Вот попался в кашу! Дернула меня нелегкая связываться! — упрекал себя Залетный, весь разбитый и полузадохнувшийся.
— Шагай за мной! — последовало новое приказание.
Залетного повели в дом. Он смутно слышал бряцание засовов, стук отпираемых дверей, неясные, сдержанные голоса…
— Шагай осторожнее — здесь лестница! — предупредили Залетного.
Он медленно передвигал ноги, ощупывал ступеньки, поддерживаемый за руки. Насчитал 16 ступенек.
Еще раз хлопнула дверь.
— Сними с него колпак! — расслышал Залетный.
Яркий свет, при быстром переходе из темноты ослепил на минуту его глаза. Наконец, когда первое резкое впечатление сгладилось, он увидел себя стоящим среди большой, богато убранной комнаты. В углу пылал камин, бросая красноватый отблеск на громадную медвежью шкуру, разостланную на полу. На письменном столе горела лампа под голубым абажуром.
Другая лампа с белым матовым стеклом на резной ореховой подставке освещала какую-то картину в массивной позолоченной раме. На стенах комнаты, оклеенной обоями, дорогими и атласными, было развешано самое разнообразное оружие, начиная с тунгусской рогатины и кончая винтовками Винчестера и Зауэра. Искусно препарированное чучело орла широко раскидывало крылья под мягким турецким диваном, стоящим у противоположной стены комнаты…
