Татьяна Степанова - Врата ночи
— Ты там в суматохе даже стенды успел разглядеть и с ходу почтенного археолога записал в агенты влияния британского владычества, — усмехнулась Катя.
— У меня глаз алмаз, — парировал Кравченко. — И есть вещи, которые я печенкой чувствую. И хоть ты меня лентяем ругаешь, я все-таки чему-то учился, и даже в университете. А музей там и вправду забавный. Тебе бы там понравилось. Вы ж с Сережкой на всех этих дряхлостях люди повернутые. А там есть на что глянуть.
Катя промолчала. Но слова Кравченко запомнила.
Глава 5
ШЕДУ
А вскоре представился случай оценить все сказанное совершенно по-новому...
Впечатление было такое, словно она проходит под брюхом Троянского коня. От гигантской статуи веяло чем-то загадочным и недобрым. Катя запрокинула голову. ОН излучал надменность, невозмутимость и угрозу. Он одновременно стоял и двигался — вот-вот шагнет с гранитного постамента. Он не был похож ни на одно существо — земное или сказочное. Получеловек-полуживотное. У него было пять ног. Он был высечен из камня во времена, когда на пирамиды смотрели еще как на то, что выстроено недавно. Он был высечен из камня, но в нем было больше жизни, чем в создании из плоти и крови.
Однако, перед тем как Катя впервые увидела ее — эту огромную удивительную статую-барельеф, украшавшую вход в залы музея, произошло событие, о котором она часто потом размышляла. Разговор с Вадькой она и вправду запомнила. Но у нее и мысли не было отправиться туда, как вдруг... Она, как обычно, была на работе, время близилось к шести. Позвонили из бюро пропусков. Мещерский. Всю неделю он был катастрофически занят. И вообще Кате казалось, что после неудачи с обращением в милицию он ее избегает, а тут вдруг...
— Катюша, привет. Скоро освободишься?
— Привет. Уже домой собираюсь. Поднимаешься? Я сейчас закажу тебе пропуск.
— Нет, я машину на углу кое-как приткнул. Катя, знаешь, я подумал... Я тут за материалами на Пироговку должен заехать. Ты вроде говорила, что тебе было бы интересно взглянуть на... Одним словом, не хочешь подъехать со мной туда?
Катя не спросила «куда?». Странный какой тон у Сережки...
— Я через десять минут спущусь, — ответила она.
В машине Мещерский говорил сначала только «об этих проклятых уличных пробках». И правда, если бы не они, доехали бы за десять минут — от Никитского переулка, где помещался ГУВД, до Большой Пироговской было недалеко. Катя наблюдала за приятелем. Мещерский выглядел рассеянным, словно он поддерживал разговор только из вежливости, а сам о чем-то упорно думал. Кате показалось, что она правильно поняла, отчего он так неожиданно предложил ей проводить себя в институтский музей. Именно проводить, то есть быть с ним там рядом, там, где в прошлый раз он испытал столь сильное душевное потрясение.
— Алексей Владимирович (Катя поняла, что он имеет в виду Скуратова) звонил, сказал, в музейном фонде документы готовы. Все, что касается будущего маршрута нашей экспедиции, — ответил Мещерский на осторожный Катин вопрос, чем все же вызван их незапланированный вояж на Пироговку. — Я могу ознакомиться с данными путевых записей и ориентироваться по ним, как планировать нашу поездку. Там меня сотрудник ожидает, с которым они контактируют. Скуратов сказал: он уже информирован, что должен оказывать мне всяческое содействие.
Катя поддакнула: конечно, Сереженька, окажет. Затем, помолчав, выждав, спросила:
— Что-то случилось, да?
Мещерский глянул на нее в зеркало.
— Нет. С чего ты взяла? Я просто решил... Ты же сама хотела увидеть место. Ну, все, о чем я тебе рассказывал. Кстати, ах, я и забыл! Там ведь пропускной режим, а насчет твоего паспорта...
Катя вытащила из сумки служебное удостоверение.
— Этого достаточно?
— Н-нет. Лучше пусть это будет гражданский паспорт. Время есть, давай заедем за ним к тебе домой.
Катя, как фокусник, вытащила из сумки и паспорт. Перед тем как спуститься в главковский вестибюль, она достала его из сейфа. Ей показалось, что там, куда они отправляются, пока не стоит щеголять удостоверением сотрудника милиции.
Мещерский слабо улыбнулся, вздохнул. Он не сказал Кате (сообщил об этом гораздо позднее), что в тот день чувствовал себя как-то странно. Смутная тревога не давала ему покоя. Внешне все вроде было нормально. Он с самого утра работал в офисе, потом ездил в представительство авиакомпании на переговоры об аренде грузового самолета. А когда вернулся, туроператор сообщила ему, что звонил какой-то мужчина, спрашивал его. Он не придал этому никакого значения — мало ли кто это мог быть. В половине пятого в офисе снова раздался звонок. Мещерский снял трубку, спросил, кто это. Тишина. Он повесил трубку — мало ли кто ошибся. Но телефон через пять минут настойчиво зазвонил снова. И в трубке опять царило Молчание. Но уже без тишины — далеким нежным Фоном слышна была слабая мелодия, всего лишь несколько робких нот на флейте, словно где-то на линии позабыли выключить радио.
Институт показался Кате чрезвычайно солидным и весьма не бедным. По нынешним временам это была Великая редкость. Побывав совсем недавно в стенах Родного юрфака, Катя с горечью не могла не заметить, что бедность и неурядицы не обошли стороной даже МГУ, а тут...
Здание за изящной кованой чугунной оградой выглядело старым, однако хорошо отреставрированным особняком, надстроенным дополнительными этажами. В просторном вестибюле дежурила охрана. Охранники вежливо подождали, пока Мещерский наберет номер внутреннего телефона и свяжется с ожидавшим его сотрудником музея. Катя услышала, как Сережка позвал к телефону какого-то Валентина Белкина. И через пять минут за ними спустились. Это был высокий (если не сказать — долговязый) худощавый короткостриженый брюнет. По виду лет около сорока. Кате показалось — с явной военной выправкой. Ее это опять же крайне удивило: она ожидала увидеть ученого-востоковеда, сотрудника археологического музея, этакого бородатого чудака-интеллектуала б мешковатом растянутом свитере. А Валентин Белкин походил на вышколенного секретаря-референта, которого только крайние обстоятельства заставили снять строгий деловой костюм и остаться в рубашке цвета хаки.
— Это моя помощница, сотрудница, — Мещерский, как только они поздоровались, представил ему Катю с некоторой запинкой. — Ей очень хотелось увидеть экспозицию вашего музея. Можно?
Белкин широко и дружески улыбнулся.
— Конечно. Будем очень рады. Алексей Владимирович сказал, чтобы я ознакомил вас с картами и дневниками. Ну, а потом мы уже начнем обсуждать все детали. Одна лишь формальность, извините, ваши паспорта — будьте добры.
Катя отдала ему паспорт. Он передал его охранникам, те записали в журнал, вернули. В принципе ничего необычного, подумала Катя. Все учреждения и фирмы сейчас стараются подстраховать себя.
— Очень приятно, Екатерина Сергеевна, — сказал Белкин, с высоты своего роста с улыбкой глядя на Катю и на маленького Мещерского, — ну, прошу, музей на первом этаже. Вот сюда, за мной.
Он повел их по вестибюлю мимо лестницы (Катя заметила, что лифты в здании необычные — второй этаж был для них первым). Открыл высокую двустворчатую дверь, провел по какому-то коридору, свернул, снова открыл дверь.
— Пожалуйста, побудьте здесь. Ознакомьтесь пока с экспозицией. Мы с Сергеем вас ненадолго оставим. Катя оглянулась на Мещерского. Он напряженно вглядывался с порога в глубину открывшихся перед ними музейных залов. Катя поняла — это и есть то самое место. Странно, Мещерский словно бы пересиливает себя... Они ушли, она осталась одна. Музей был небольшой и вместе с тем обширный: три квадратных смежных зала без окон. Свет был неярким, каким-то «зимним». Все хотелось найти выключатель и включить дополнительное освещение. Первым делом Катя огляделась по сторонам. Стенды, витрины ее пока не интересовали. Она искала глазами подставку с видео. Но в первом зале видео не было. Катя быстро шмыгнула в следующий зал, и вот тут-то...
Вот тут-то ей и показалось: она только что прошла под брюхом Троянского коня. По обе стороны двери высились толстые каменные колонны. Нет, не колонны — Катя запрокинула голову, — ноги какого-то животного с мощными копытами. А над дверью — каменный свод, точнее...
Вход в следующий зал украшал грандиозный гранитный барельеф. Он выглядел слишком громоздким для этого помещения. Туловище гигантского быка и голова человека. Миндалевидные восточные загадочные глаза, лишенные зрачков, холодная усмешка чувственных губ, густая, завитая ровными рядами ассирийская борода, высокая царская тиара, надвинутая на лоб. Голова сидела на бычьем туловище. За спиной парусом надувались огромные каменные крылья. Катя смотрела на статую. Чуть отошла, вздрогнула от неожиданности. Показалось, человек-бык шагнул ей навстречу со своего постамента. У него было пять ног: Если смотреть спереди — он стоял, незыблемо и неподвижно, а если сбоку — шел стремительно и плавно. Скульптор специально выбрал этот прием, чтобы создать впечатление причудливой гармонии статичности и движения.
