Кирилл Казанцев - Очарованная вдова
Хриплоголосый тип приложил руку к груди и несколько манерно поклонился, выражая тем самым преданность своему хозяину.
12
Анна и тот самый неизвестный мужчина сидели в беседке, стоявшей неподалеку от могилы Владимира Тверского, и мирно беседовали. Все подозрения вдовы насчет загадочного незнакомца, как и приступ ужаса, охвативший ее на кладбище, оказались напрасными. Мужчина сказал, что его зовут Денис Карбалевич, и сообщил, что когда-то сидел вместе с Володей в одной колонии. Анна не видела в нем ни малейших признаков агрессии и согласилась на разговор.
— Да, мне с вашим мужем довелось чалиться в одной зоне, — проговорил Денис так неспешно, словно тщательно подбирал каждое слово. — Время было еще то. Иногда думаю об этом, и одолевают сомнения. Не знаю, хотел бы я вернуться в те годы или же нет. Зона, сами понимаете, не сахар. Но вот благодаря Володе у меня имеются и светлые воспоминания о том времени.
Тверская внимательно смотрела на него, стараясь ничего не пропустить.
— Извините, а вас за что в тюрьму посадили? — спросила она. — Я по рассказам Володи знаю, что многие тогда попадали на зону за участие в организованных преступных группировках. Хотя хватало и дутых дел. Как, например, у моего мужа. Его просто подставили. Он оказался в нужное время в нужном месте.
— Нет! — Карбалевич грустно ухмыльнулся. — Я не имел абсолютно никакого отношения к тем группировкам, даже косвенно никак с преступным миром не был связан. Впрочем, преступником при желании можно счесть кого угодно.
— Это как-то связано с вашей тогдашней работой? Или же какой-то несчастный случай произошел? — Аня не могла удержаться, на нее накатила волна любопытства.
Мужчина поднял на нее свои грустные серые глаза, и на мгновение они блеснули невероятно живым огоньком.
— А вы очень проницательны, — заметил он и пояснил: — На момент моего ареста, то есть в самом конце девяностых годов, я был офицером ВДВ, начальником разведки полка, прошел в свое время почти все военные конфликты, которые полыхали на Северном Кавказе. Северная Осетия, Чечня… Да вы понимаете. Я знал обо всем этом не понаслышке. Но где бы мне ни приходилось бывать, я всегда помнил, что такое офицерская честь. Мне было не просто неприятно, а даже дико наблюдать за тем, как персоны высокого ранга наживались и на простых солдатах, и на самих военных конфликтах. Был у нас один генерал, который воровал все, что только видел. Вагонами с Кавказа разное добро вывозил. Однажды на совещании комсостава нашего полка он взял да с пафосом ляпнул что-то там про офицерскую честь. Дескать, надо ее блюсти, не запятнать и так далее. Я тогда, прошу извинить за выражение, просто охренел от этого наглого двуличия, попросил разрешения обратиться и в присутствии всех высказал ему в глаза все, что думал о нем, и о реальном состоянии его чести. Я старался подбирать приличные выражения, но смысл моих слов все равно был один. Как может шлюха призывать кого-то блюсти целомудрие? Еще раз пардон за мой французский. Сослуживцы сидели с каменными лицами. На роже у генерала застыла нагловатая ухмылка. В тот день он ничего мне в ответ не сказал, как-то перевел стрелки, а совещание закрыл. Меня многие негласно поддерживали, но присоединиться боялись. А реакция этого подлеца в генеральских погонах долго себя ждать не заставила. Вопреки моим должностным обязанностям, меня отправили инспектировать какие-то склады. Там мне в еду подмешали крепкое снотворное. Пока я был без памяти, люди генерала подчистую вымели все содержимое складов. А на следующий день приехала комиссия из Москвы. Обнаружилась пропажа. Я ни сном ни духом. Меня за ушко да на солнышко. Мол, это я решил воспользоваться служебным положением и разворовал склады. За это, собственно, и сел, лишившись воинского звания и наград.
— Так почему же вы за собой этого генерала не потащили? — спросила Тверская, увлекшись перипетиями рассказа Дениса.
— У меня ничего на него не было, — признался тот. — Следствию нужны улики. Даже если бы я их и имел, то меня бы все равно вряд ли послушали. Дело сшили по заказу генерала и довели его до логической точки. В общем, упрятали меня за решетку почти на пятнадцать лет. Я и поверить не мог, что сумею выдержать весь этот срок. Володя, с которым я уже на самой зоне познакомился, вселил в меня уверенность и постоянно поддерживал во мне присутствие духа. Крепко мы с ним сдружились тогда. Было о чем поговорить, порассуждать. У него ведь на все своя особенная точка зрения имелась. Он как-то неожиданно, очень своеобразно смотрел на окружающий мир и на все то, что в нем творится. Я после разговоров с ним даже зону стал иначе воспринимать. Это трудно объяснить, но, в общем и целом, мне стало намного легче находиться там. Хотя все равно лиха пришлось хлебнуть изрядно…
— Погодите-погодите, — остановила его Анна. — У Володи в одной песне были строки: «На созвездие Малой Медведицы сквозь решетку ты смотришь, мой друг». Это о вас, да? Ведь так получается?
— Мне бы хотелось, чтобы именно обо мне, — чуть смущенно заметил Карбалевич. — Но, скорее всего, это собирательный образ, где есть лишь частичка, взятая от меня.
— Понятно, — задумчиво протянула женщина. — И как же вам там дальше пришлось? Володя ведь явно раньше вас на волю вышел.
— Ну да. — Мужчина вздохнул. — Когда он откидывался, мне было не по себе. С одной стороны, я был рад, что он наконец-то окажется по ту сторону линии охраны и колючки. С другой — меня донимало ощущение, будто я теряю часть своей души. На прощание он мне пожелал держаться и не терять себя. Казалось бы, всего пара обычных слов, а для меня они были очень важны. В моральном отношении. Ну а то, что Тверской меня с воли грел, — это вообще отдельная страница. Помощь была неоценимая. Я ведь после его выхода на волю практически не вылезал из штрафного изолятора. Зона ведь красная была. Вы знаете, что такое красная зона?
— В самых общих чертах, — в некотором замешательстве ответила женщина, стесняясь, что вдова известного русского шансонье может не знать такой элементарщины.
— Тут все просто, — охотно, не замечая ее замешательства, стал объяснять Карбалевич. — В красной зоне царят чисто ментовские порядки. Это жизнь по правилам, соблюдение которых доведено до абсурда. Дотошное, мелочное соблюдение режима, внутренних приказов и инструкций. Каждый день построения. Шествия на работу чуть ли не под музыку. Причем отказаться работать невозможно. Передвижение только строем и в строгой одинаковой робе черного цвета с шаблонными бирками. Любое, даже самое мизерное нарушение в девяноста девяти случаях из ста ведет к наказанию. А они предусмотрены разные. Могут лишить права получать передачи с воли, не разрешить свиданку, если кто приедет проведать. Плюс штрафной изолятор или же помещение камерного типа — внутренняя тюрьма зоны. В конце концов, могут усилить режим или удлинить срок. И вот если бы не Володя, меня так и мурыжили бы по всем ментовским правилам. Может, я и загнулся бы там. Володя спас меня. Он нанял и оплатил очень толкового адвоката, который сделал все возможное и невозможное, чтобы мне скостили срок. Хозяин, то есть начальник колонии, зубами скрипел, когда был вынужден официально объявить мне о том, что срок моего заключения сокращен на три года, а большинство внутренних наказаний снято.
— Но ведь потом вы вроде не общались с моим мужем, — заметила Тверская. — По крайней мере, я вас никогда раньше не видела, иначе наверняка запомнила бы.
— Мы общались еще несколько лет после моего освобождения, — объяснял Денис. — Виделись, наверное, раз десять. У меня была идея-фикс вернуть Володе деньги, которые он потратил на адвоката. Но, как вы догадываетесь, Тверской даже и слушать об этом не хотел. Мол, сделал то, что считал нужным по дружескому зову сердца. Мои предложения вернуть деньги он называл обидными. На том мы и порешили, но потом стали общаться меньше. Во-первых, он в Москве был, а я все мотался между Нижним Новгородом и Волгоградом. Никак нигде толком осесть не мог. Прямо как перекати-поле. Какие-то случайные знакомые, временные женщины, разные дела. Во-вторых, вскоре Володя вышел на совершенно другой уровень, стал любимцем миллионов людей, настоящей звездой. Нет, он не зазнался. Но с его плотным рабочим графиком и всем остальным не получалось даже по телефону поговорить. Потом он сменил свой номер и адрес. Вот так потихонечку судьба нас и разбросала. Но я ни в коем случае на него не обижался. Жизнь переменчива…
Аня с огромным интересом слушала рассказ недавнего незнакомца. Она не понимала, чем именно, но собеседник очень сильно располагал к себе. Женщина готова была поверить на слово всему, что говорил этот человек, хотя в свете всех недавних событий ей логично бы было поберечься, не допускать ничего подобного.
Однако она не сомневалась в правоте рассказчика. Все, что он поведал ей о Владимире, целиком и полностью соответствовало тому, каким она видела своего мужа с момента знакомства и до последнего дня его жизни.
