Сергей Высоцкий - Среда обитания (cборник)
— Ну ладно, — перебил его Корнилов. — Расчёт расчётом, а предложение интересное. Поселим тебя где-нибудь поблизости…
— Надо в новостройке. Там никто никого не знает. Если проверять начнут, многого не разнюхают.
— Правильно, Семён, — одобрил Корнилов. — Сейчас приеду в управление, займусь твоей жилплощадью. Хорошо бы в Гавани. Там много домов сейчас сдаётся. Попросим недельки на две-три квартиру. Машина у тебя есть…
— Номера сменить надо.
— У тебя небось приметные номера? — усмехнулся полковник. — С нулями? Чтобы инспекторы ГАИ не слишком беспокоили?
— Игорь Васильевич, я ж на своей машине и по служебным делам разъезжаю…
— Ладно. Номера сменим. Только не рано ли планы строим? Согласится твой Жогин? Для него ведь это тоже рискованное предприятие.
Когда Бугаев вернулся в квартиру Жогиных, там вкусно пахло тушёным мясом.
— У нас обед готов, Семен Иванович, — сказала Люба, открывая майору дверь. — Покушайте с нами? — Глаза у нее были тревожные.
— Нет, Люба. Времени мало. Вот если стакан чаю?
Она тут же принесла в комнату чай, поставила розетку с вареньем, конфеты в простенькой стеклянной вазочке. Бугаев отхлебнул глоток чаю и почувствовал себя неуютно — Жогины смотрели на него выжидательно.
— Вы просили, чтобы я помог вам, — сказал Семён. — А я, нахал, хочу просить у вас помощи. У вас, Евгений Афанасьевич…
— Какой же? — глухо спросил Жогин. — Чтобы подсадную из меня сделать? Я в такие игры не играю.
— Да подожди ты, Женя, — остановила его жена. — Выслушай Семёна Ивановича.
— Я и так слушаю, — сердито сказал Жогин.
«Ну, что ж, — с огорчением подумал Бугаев. — Хуже было бы, если бы он согласился, а потом струсил или, не дай бог, двойную игру сыграл. По крайней мере, честно».
— Да нет, чего же слушать? — пожал он плечами. — Дело это добровольное, не каждый решится. А что касается вашей просьбы — думаю, что в два-три дня всё устроится. В управлении кадров одного северного треста наш товарищ работает. Пенсионер. Ни разу не отказывал. А с вашей-то квалификацией!
— Семён Иванович, — тихо сказал Жогин, — не могу я, поймите. Это я знаю, что ушёл навсегда! Они же меня своим считают. Не простят. Знали бы вы Лёву Бура!
«Про Лёву Бура я могу ему и сказать, — решил Бугаев. — Может быть, и на Север он завербоваться хочет, потому что Котлукова боится».
— Лёвы Бура нет, — Семён снова взялся за чай. Зачерпнул ложечкой варенья. Варенье было вишнёвое, без косточек. Бугаев посмотрел на Любу: — Моё любимое. Я думал, что так вкусно только моя мама варит.
Люба расплылась в улыбке.
Жогин напряжённо смотрел на Бугаева и молчал. Его состояние, видимо, почувствовала и Люба. Повернувшись к мужу, она спросила:
— Женя, ты что?
— Лёвы в Питере нет? — в голосе Жогина чувствовался такой пристальный интерес, что Бугаев теперь не сомневался: больше всего он боится Лёвы.
— Льва Котлукова совсем нет. Он умер.
— Ха… Лёва Бур просто так умер?
— Просто так никто не умирает… — Семён хотел сказать, что одни умирают от болезней, другие от старости, третьи от несчастных случаев, но Жогин перебил его:
— Вот и я о том же — Лёва Бур просто так умереть не мог.
— Евгений Афанасьевич, — Бугаев не удержался и положил в рот мармеладину. Всё-таки с утра ничего не ел. — А какая вам разница, от чего умер Котлуков? Его нет. В этом всё дело.
— Женя, а может, теперь-то ты и помог бы им? — она кивнула на Бугаева. — Теперь-то, а? — повторила она со значением. Чувствовалось, что она боялась Лёвы Бура ещё больше, чем муж. — Ведь если ты им поможешь, — продолжала она горячо, — то ведь и с тебя всё спишется. Всё, что было. И забыть можно будет на вечные времена. И никто больше приходить к тебе не будет. Не будет справки наводить про всех этих подонков.
«Вот режет, — с интересом слушал Семён Любу. — Логика хоть и женская, а доходчиво».
— Вы что, и правда Котлукова боялись? — спросил он.
Жогин бросил на него короткий взгляд исподлобья и не ответил. Спросил сам:
— Что нужно? Узнать, кто звонил? Где хазу держат? Для этого заказ нужно брать. А я-то думал, чего это они от Лёвы приветы передают, а за инструментом ко мне обращаются!
— От вас, Евгений Афанасьевич, требуется только одно — познакомить меня с кем-то из них. Инструмент — это уже моя забота. Так что «подсадной» не вы будете, а я.
Жогин с удивлением смотрел на Семёна.
— Да как же я вас сведу? Я и сам его ни разу не видел. Только по телефону.
Бугаев ободряюще кивнул:
— Об этом мы с вами быстро договоримся. Главное, улыбайтесь почаще да не держитесь так напряжённо…
14Бугаев вошёл в ресторан слегка расхлябанной походкой человека, который знает, что он уже пьян, но всеми силами старается доказать окружающим обратное. Старик гардеробщик сидел у барьера и что-то торопливо ел из белой мисочки, запивая чаем. В пустом гардеробе одиноко висела его старенькая фуражка с потемневшим золотым околышем.
— От щедрот шеф-повара? — спросил Семён и дурашливо подмигнул гардеробщику. Старик равнодушно отмахнулся от него и продолжал невозмутимо поглощать еду. Бугаев остановился у большого зеркала. «Ничего себе рожа, — ухмыльнулся он удовлетворённо. — Только вот проборчик мой ни к чему». В это время дверь в зал открылась, и в вестибюль вышел крупный мужчина с красным потным лицом.
— Где тут заведение? — спросил он у гардеробщика.
Старик молча показал ему вилкой на портьеру в углу.
Бугаев демонстративно поплевал на ладони и стал приглаживать волосы, стараясь избавиться от пробора. В оставленную приоткрытой дверь была видна часть зала, и Семён сразу же заметил в дальнем углу сидевшего боком к дверям Жогина. Рядом с ним, лицом к выходу, сидел молодой парень. «Похоже, пришёл один», — отметил Бугаев. Слегка качнувшись, он повернулся от зеркала и пошёл в зал.
На эстраде рассаживались оркестранты. Бугаев остановился у дверей и огляделся, отыскивая свободный столик. Краем глаза он успел заметить Володю Лебедева, сидевшего за столиком в углу с какой-то молодой парочкой.
Откуда-то сбоку возник высокий мужчина в лоснящемся чёрном костюме. Наверное, метрдотель.
— Желаете поужинать? — спросил он Бугаева.
— Желаю.
— Вы один? Или ожидаете друзей?
— Или, — сказал Бугаев. — Хочу крепко поужинать. Но друзей не ожидаю.
Метрдотель подвёл Семена к пустому столику, снял с него карточку с надписью «столик заказан».
— Прошу вас. Сейчас подойдёт официант.
Семён сел вполоборота к столику, за которым расположились Жогин с парнем. Парень был невзрачный, тусклый, с плоским лицом. Если бы не мягкая рыжинка в волосах да прыщи, едва прикрытые пушком бакенбардов, его внешность плохо поддавалась бы описанию.
Пока Бугаев тоном загулявшего пижона выспрашивал у официанта, чего бы ему заказать повкуснее, да требовал хорошего коньяку, а официант вежливо объяснял, что хороших коньяков сегодня нет, он с удовлетворением почувствовал на себе взгляд жогинского соседа. «Клюй, рыбка, большая и маленькая. Лучше бы большая, но что-то по морде не похоже».
Оглушающе, так, что задребезжали фужеры, грянул оркестр. Потом пухлый певец в серебристом костюме вяло спел две цыганские песни.
Официант, почувствовав, что его клиент горит желанием гульнуть, развернулся довольно быстро. Нашлась и бутылка марочного коньяка. Низко склонившись к Семёну, официант шептал ему, одновременно ловко раскладывая на столе закуски:
— Попросил у буфетчика. Коньяк из его энзе. Только для вас. И боржомчик. Пришлось этикетки содрать, чтобы не привлекать внимание…
Слушая вполуха шёпот официанта, Бугаев начинал тревожиться, думая о том, что время идёт, а Жогин сидит за своим столиком, словно истукан, даже головы не повернёт. Может, не видит его?
Молоденькая, с приятной доброй мордашкой певичка запела любимую песню Семёна про то, как кружатся над городом жёлтые листья. «Не прожить нам в мире этом без потерь, без потерь, не уйдёт, казалось, лето, а теперь…»
— А теперь, а теперь! — подпел негромко Семен. С соседнего столика на него шикнула полная блондинка, но в это время певичка, задорно пританцовывая на эстраде, прибавила темп: «…Листья жёлтые над городом кружатся». Оркестр грянул громче. Посетители начали вставать из-за столиков и потянулись к небольшому пятачку перед эстрадой. Танцевать.
— Семён Иванович! — услышал Бугаев голос Жогина и обернулся. Жогин приветственно махал ему рукой.
— Жека, кирюха! — с неподдельной радостью крикнул Бугаев. — Давай сюда!
Жогин посмотрел на своего соседа и развёл руками, словно бы говоря: неудобно, я тут не один.
— Давайте оба! — силясь перекричать оркестр, позвал Бугаев. Но Жогин, наверное, не расслышал и только ещё раз развёл руками. Семён видел, как парень, наклонившись к Жогину, быстро спросил его о чём-то. Наверное, поинтересовался, что ещё за знакомый тут выискался. Жогин начал объяснять, и по его жестам Бугаев понял, что характеристику он выдаёт ему самую лестную. «Ну, артист, — подумал Бугаев. — Разыгрывает всё как по нотам». Он всегда считал, что тюрьма и колония из любого человека делают артиста. Не могут не делать, потому что в заключении каждый час, каждую минуту, лавируя между тюремным начальством и прожжёнными, способными на всё рецидивистами, человек вынужден лицедействовать. И всегда, когда Семёну приходилось иметь дело с побывавшими за колючей проволокой людьми, держал он в голове это казавшееся ему немаловажным обстоятельство. За что не раз получал замечания от Корнилова, считавшего, что настоящего человека никакая тюрьма не превратит в лицедея. «Настоящие люди в тюрьму не попадают», — всегда говорил в свою защиту Семён. Но он был молод и задирист. И не имел такого опыта, как его непосредственный начальник.
