Георгий Тушкан - Друзья и враги Анатолия Русакова
Лика не знала приемов, но показала, как Анатолий перегнул локтем вниз правую руку нападающего через свое плечо и быстро рванул ее вниз, как заломил другому левую руку за спину и дернул кверху, как опрокинул первого бандита через себя, уложив его, почти бездыханного, на пол.
— Но как будто эти подробности могут сейчас помочь Анатолию! — рассердилась Лика. — Почему вы не требуете, чтобы сейчас же искали Русакова!
— Будем искать, гражданка! — заверил старший лейтенант бледную и взволнованную Лику. — Не беспокойтесь, и не такие задачи мы успешно решали. Травмы — тоже улика.
Силы покинули Лику. Она разрыдалась. Нина заботливо увела ее к себе, вызвала такси и отвезла домой.
8Веки Анатолия дрогнули, чуть приподнялись. В мутной пелене мельтешили пятна, неясные и расплывчатые. Но вот отчетливо вырисовались силуэты людей. Анатолий зашевелился.
— Ожил, — послышался голос издалека.
Электрическая лампочка, казавшаяся тусклым пятном света, приблизилась так, будто кто-то поднес фонарь к лицу. Анатолий зажмурил глаза. Только сейчас он ощутил мучительную колющую боль во всем теле. Он лежал на полу. Перед глазами торчали чьи-то желтые ботинки на толстой каучуковой подошве.
Анатолий посмотрел вверх. Против него сидел человек, неестественно вытянув левую ногу, опираясь руками и подбородком на перекладину костыля. Это был его злейший враг — Ленька Чума.
Руки Анатолия были связаны за спиной, их ломило от боли, особенно в локтях. Ноги тоже были связаны, ступни не чувствовались.
— Приветик! — сказал Чума.
Он оскалил в улыбке золотые зубы и приказал перевернуть Анатолия на спину. Но и в этом положении Анатолий не смог приподняться, сесть, — Что, не нравится, Мамона? Ну ничего, лежи, лежи… — Чума зло ткнул концом костыля в лицо юноши и рассек ему губу. — Ты с Корсаковым снюхался, думал— оценят? А чего ты для себя добился? Билета на тот свет?
Анатолий осторожно осмотрел столпившихся за спиной Чумы. Из пятерых он узнал троих, нападавших на него, и среди них Огурца. Анатолий не ответил.
— Тебя спрашиваю! — Чума больно ткнул концом костыля в грудь.
— Что получу, все мое! — сухими губами прошептал Анатолий и вдруг услышал, как где-то гудят и гудят телеграфные провода. Видно, гудит в ушах…
— Пробыл ты в Москве немного, а счет к тебе большой, — продолжал Чума. — Сам продался — это раз. Слышали мы, как ты активистом в колонии заделался — это два. За одно это тебе надо всадить пиковину в бок. — Чума снова больно ткнул юношу концом костыля в ребра. — На «Победе» троих наших хотел в тюрягу закатать и верное дело нам сорвал — это три. Бригадмильцем заделался — это четыре. Двоих моих сегодня покалечил — это пять. Подлипалой Корсакова стал, на меня его навел — это самый главный счет, мой тебе счетик… За ногу мою посчитаться надо… это статья особая.
И снова конец костыля ткнул юношу.
Анатолий стиснул зубы, думал: «Мерзавец! Перед своими выставляется… Спектакль… Разыгрывает из себя Ивана Грозного! Да и я хорош! Так подвести Корсакова. Помощничек… А ведь обещал сообщать, куда иду. Сам виноват».
Чума явно позировал перед ворами.
Костыль со стуком ударился об пол. Чума с гримасой боли, помогая обеими руками, медленно сгибал в колене раненую ногу и озлобленно продолжал:
— Тут и без тебя делов полон рот! Такие «тихари», как Корсаков, житья нам не дают. Ну, да мы тоже круто закрутим. Правилку над тобой устроим такую, что вся Москва ахнет. Припугнем «уважаемых граждан» так, что они и пикнуть не, посмеют, когда к ним в карман полезут. Нас бояться должны, тем мы и живем и жить будем. А тебе — амба!
— Нет, не будешь жить, — как мог спокойнее сказал Анатолий. — Когда тебя приговорят к расстрелу, вспомни меня, старая сволочь!
Чума презрительно ответил:
— Законов не знаешь, дурак! Нет больше для нас «вышки».
— Будет! Крышка будет всем вам и тебе, Чума!
«Если бы встать, если бы встать…» Анатолий чувствовал, что грозный Чума — трус в душе. Вот так бы и сказать ему, плюнуть бы в глаза.
— В справочном бюро за справку, где живет Анатолий Русаков, надо заплатить полтинник, а сколько ты мне заплатишь, чтобы узнать, за какую цену гражданин Русаков может купить себе жизнь?
Анатолий насторожился. Это было что-то новое…
— А ну, кыш отсюда! — приказал Чума.
Бандиты пошли к двери. Он вернул Огурца, приказал обыскать Анатолия.
— Обыскивали уже, оружия нет, — прогудел Огурец. Его длинные короткопалые руки тяжело свисали.
Чума никому не верил. Он приказал при себе снова обыскать Анатолия. Огурец плюхнулся на колени, вывернул карманы пиджака и брюк пленника, вытащил записную книжку, носовой платок.
— Встряхни, — приказал Чума.
Огурец встряхнул.
— Прячь обратно. Где остальное?
Огурец молча показал пальцем в угол за головой Анатолия. Чума поднял костыль, поворошил вещи, спросил, были ли деньги.
— Сорок три рубля! — ответил Огурец, стоя на коленях. Он еще раз провел пальцами по всему телу Анатолия и сказал: — Все!
— Нет, не все, — усмехнулся Анатолий. — Было еще пятьсот рублей.
— Взял пять листов? — спросил Чума.
— Ну, взял… Так он же меня стукнул головой… — Гони обратно! — крикнул Чума.
— Как — обратно? Мамоне? Зачем?
— Не твое дело! Вертай — и все тут!
Огурец неохотно вынул пачку из своего кармана.
— Положи, откуда взял. И все отобранное клади обратно.
Огурец стал засовывать вещи в карманы Анатолия.
— И электрический фонарик? — спросил он.
— Сказано, все — значит, все, кроме ножа! — зло крикнул Чума.
Огурец обиженно засопел и сунул в карман Анатолия фонарик, папиросы.
— Ну, как, Мамона, будешь пить со мной? Разговор есть.
— Как же я буду пить, если руки связаны?
— А ну-ка, Огурец, развяжи ему руки, а будет шебаршить, всади в него пять раз по девять грамм.
— Не боишься шум поднять? — усмехнувшись, спросил Анатолий.
— А чего бояться — не услышат, — усмехнулся и Чума.
Анатолий понял, что и этим Чума хочет произвести на него впечатление.
Огурец разрезал веревки. Анатолий с трудом сел на полу. Кисти рук побагровели, онемели. Голова кружилась. Юноша начал быстро растирать руки, а затем и ноги, чтобы восстановить кровообращение. Он незаметно взглянул на стол — нет ли там ножа, можно ли схватить бутылку и запустить в лампочку? Чума перехватил его взгляд, пересел к столу, приказал Огурцу приподнять Русакова, усадить и привязать к стулу, оставив свободными только руки.
— Не надо привязывать, я же обещал. — Анатолий даже попытался оттолкнуть Огурца.
— Обещала кошка не трогать мышку, да забыла.
Огурец молча обвил туловище Анатолия веревкой, прикрутил к спинке стула и изо всех сил затянул узлы.
— Полегче, полегче, — стараясь говорить шутливо, запротестовал юноша. — Вздохнуть же нельзя! — Он напружинил мускулы, стараясь ослабить веревки.
— Один раз обдурил меня, хватит! — зло пробормотал Огурец.
Анатолий узнал в нем парня, который подсел к нему в «Победу» на Пятницкой возле кинотеатра, а потом приходил с Цыганом к школе. Анатолий попробовал двинуть ногами и не смог. Ножи и бутылки Огурец отодвинул от него подальше.
— Бутылку оставь, — приказал Чума, — в случае чего… — Он многозначительно подмигнул.
Огурец вышел.
9— Хочешь мировую? — вдруг спросил Чума.
Анатолий молчал. Он продолжал растирать кисти рук, пожалуй слишком старательно и долго.
— Долго ты думаешь играть в молчанку? — рявкнул Чума.
Он налил два стакана водки, один подвинул Анатолию. Тот стакана не взял, а принялся растирать ноги, стараясь незаметно ощупать узлы. Нет, без ножа не освободиться…
— Ты веревки брось!
— Я ноги массирую, затекли.
— Ну кому ты шарики вкручиваешь? Вор, даже молодой, должен быть психологом. Без этого работать нельзя. А я старый волк, так что меня не проведешь. Подними руки на стол.
Анатолий положил руки на стол.
— Вот так-то лучше! Слушай! Парень ты не дурак. Характер у тебя что надо. Мои лопухи — люди примитивные, и такой, как ты, помощник очень подошел бы мне, чтобы их в струнке держать. Объясню почему. Даже поговорка такая есть — старый молодого не понимает. Раньше молодые воры были полуграмотные болваны, деревня, а теперь вор грамотный стал. Молодые меня, я их плохо понимаем. Вот мне и нужен надежный помощник, чтобы молодых так держал. — Чума сжал кулак. — Я тоже задумал воров организовать, как в ю-эс-ей, так Соединенные Штаты по начальным буквам называют. Трудное дело, очень трудное. Да и время нелегкое. Счета к тебе большие предъявлены, а будешь мне помогать, самому ни воровать, ни грабить не придется. Будешь только планы составлять да командовать. «Положенное» воры сами будут нести тебе. Заживешь припеваючи. Сел на «ТУ-104» и айда пьянствовать в Сочи. Где-нибудь на работе будешь числиться. Первым своим корешом сделаю. Наш воровской закон беречь будешь. Захочешь жениться на своей, как ее? Через год разрешим. По рукам?
