Георгий Тушкан - Друзья и враги Анатолия Русакова
— Во-первых, Милич, не хамите и поднимите деньги с пола. Вы сами снесете их в административную комиссию исполкома и предъявите нам расписку об уплате штрафа. Во-вторых, извинитесь и обещайте не употреблять похабных слов.
— А я вообще могу бросить школу.
— Упрашивать не будем, — отрезал Зубавин. — А если будете продолжать упорствовать, передадим этот акт, как заявление всего класса, в суд. Подписывайтесь, товарищи!
— Нет такого закона, чтобы за «выражения» судили, — вдруг окрысился Милич, — обожгетесь!
— Ничего… Нет, так будет… А привлечем мы вас за хулиганство, за оскорбление граждан и нарушение общественного порядка. Такая статья есть.
— Мало этого! — раздались голоса. — Надо общественный суд устроить над ругателями. В газете пропечатать, с карикатурой. Сообщить на работу. После второго замечания гнать из школы! — Советы так и сыпались.
Анатолий воспользовался тем, что все занялись Миличем, и отвел Шелгунова в сторону.
— Продолжим разговор. Только покороче и поскорее.
— Я знаю хату, где бывает Чума. Там его можно накрыть, — сказал Шелгунов, уставясь в пол.
— Именно для этого сообщения тебя и отпустил Чума?
— Зачем ты так?.. Он отпустил, чтобы я пригласил тебя будто бы к себе, а на самом деле заманил на воровскую «хазу». Я должен сказать тебе, что можно поймать Чуму, а это дело секретное и обговорить его можно только вдвоем.
— Вот гадюка! Хитро! Так ведь то же самое ты и предлагаешь мне сейчас.
— Сейчас я предлагаю без подвоха. Честно! И мне и тебе он поперек горла, жить не дает. Я знаю, ты бригадмилец, тебе в милиции поверят. Только дело надо делать быстро. Чума увертлив. Ну как? Рискнем?
— Согласен… А как вы условились?
— Скажи ему день и час, когда ты придешь на ту квартиру.
— А если припрет не он, а его бандиты?
— Черт! Может и так быть. Я знаю хату, где он часто ночует. Вот бы там накрыть!
— Это где же?
— В Сокольниках. Улицу знаю, а номер дома не помню. Я только покажу дом, а сам в дело вязаться не стану. Поймаете Чуму — меня в дело не путайте. Только так! Сейчас Чума в отлете, а заявится — скажу тебе.
В классе стих шум голосов. Милич извинялся, не глядя на Людмилу. Соня быстро шла к Антону, не сводя сердитых глаз с Анатолия.
Когда после занятий все расходились, Милич не утерпел и сквозь зубы сказал Анатолию:
— Я тебе, Мамона, все припомню!
— Передай своим дружкам, чтобы не попадались мне на глаза! — рассердился Анатолий. — Распустились! Да и ты, «студент прохладной жизни», подтянись.
На улице Анатолий догнал Шелгунова с Соней.
— Так как же здоровьице нашего с тобой благодетеля? — спросил Анатолий. — Речь идет о нашем общем друге, чума бы его забрала! — пояснил он Соне.
— Хорошо бы его на курорт отправить, давно пора… Забежим. — Антон кивнул на «забегаловку».
— Зачем вы нервируете Антона? — напустилась Соня. — Его, когда нервничает, всегда тянет к водке. Пошли! — Соня властно повернула и повела Шелгунова через дорогу.
Шелгунов жалко улыбнулся, пожал плечами и покорно дал себя увести.
Анатолий поспешно шел по улице. Единственным его желанием было поскорее найти телефон-автомат. Нельзя терять ни минуты. Сообщение Шелгунова очень серьезно.
Конечно, оба они не справятся с Чумой и его компанией. Поскорее бы найти Корсакова.
Анатолий позвонил по условленному номеру и попросил дежурного передать Валентину Петровичу, что есть важные новости. В тот же вечер он подкараулил на кухне жену Корсакова и сказал ей то же самое.
На следующий вечер, часов в двенадцать, Антонина Алексеевна постучала в дверь Русаковых и вызвала Анатолия. Валентин Петрович сидел один перед шахматной доской, переставлял фигуры и немилосердно дымил.
— Вот, шахматные задачки решаю, этюды… Крепкий орешек сейчас попался… Это занятие, понимаешь ли, и отдых, и мозговая тренировка. Интересно разгадать замыслы противника за несколько ходов вперед, обмозговать варианты, расставить ловушки. Не увлекаешься шахматами? Зря. Советую… Ну, Анатолий, выкладывай свои новости.
Анатолий рассказал о серой «Победе» с пассажиром Чумой, о том, что Леня Ушков заметил слежку за ним, Анатолием, наконец, о самом главном — о предложении Шелгунова.
— Ты не ошибся. Чума действительно приехал, но на месте не сидит. А насчет Шелгунова — что ж… Парень хочет отделаться от Чумы, — сказал Корсаков. — Чума — опытный волк, и я не думаю, чтобы он всерьез полагался на этого Шелгуна — такая у него кличка. Отказываться от его помощи не следует, но сам или с ним ни в коем случае не суйтесь.
— Валентин Петрович! Может быть, вы меня жалеете? Я готов идти на эту квартиру.
— Не требуется… Снова извещай дежурного, куда идешь. Если кто станет спрашивать обо мне, говори, что я в отъезде. А о личности интересующегося сообщи.
Анатолий уже был у двери, когда Корсаков сказал вдогонку:
— Надо лечить Шелгунова от алкоголизма. Так и до беды недалеко…
Шелгунов появился в классе только через два дня, был навеселе. Уже не таясь, при всех громко бахвалился, что он с Русаковым поймает короля бандитов.
Анатолий оттащил его в сторону, строго сказал:
— Ты бы, чудак, держал пьяный язык за зубами. Антон вспылил, полез драться.
При очередной встрече с Корсаковым Анатолий с беспокойством сообщил об этом случае.
— С Шелгуновым — никаких дел, — сказал Валентин Петрович. — Начал он лечиться от алкоголизма?
— Черт его вылечит!
— Вот так представитель коллектива! Да возьмитесь всем классом Поинтересуйтесь. Помогите!
Анатолий смутился и сказал:
— Послезавтра поговорю с Зубавиным… А завтра в школе занятий нет, и мы совершим комсомольский рейд в «чертову читалку».
— Обязательно пригласи лейтенанта Хлопунова.
— Зачем? Ведь мы пойдем не как бригадмильцы, а в порядке комсомольской инициативы, от райкома. Подумаешь, «читалка»!..
— Не спорь! Хлопунов не помешает.
— Валентин Петрович! А как же с Чумой? Ведь дни идут!
— Экий торопыга! Сколько раз повторять — учись, работай, ходи в кино, гуляй с Ликой, занимайся своими подопечными.
— Валентин Петрович! — взмолился Анатолий. — Опять улизнет Чума. Я серьезно.
— А я серьезно говорю: извещай моего помощника, куда идешь. Ты не всегда аккуратен. Так нельзя. Не разглашая оперативной тайны, могу сказать тебе, как бригадмильцу, одно: невод заброшен.
10В этот вечер состоялось заседание райкома комсомола. Анатолий вернулся с заседания поздно, чрезвычайно возбужденный. За ужином он быстро ел, время от времени восклицал:
— Не ожидал… Очень интересно получилось… Ну и заварили!.. Вот и думай… Правильно… Право на самооборону нужно!.. И смертную казнь за убийство… А секретарь райкома партии хвалил меня!
— За что? — спросила Ольга Петровна.
— Сказал, что депутат Кленов советовался с ним по поводу письма, которое он написал с помощью комсомольца Анатолия Русакова и намерен направить в Центральный Комитет партии. Письмо, — сказал он, — пошло и встречено положительно. Вот!
— А я так боялась!
— Все отлично. А когда он говорил о влиянии буржуазной идеологии и психологической войны, которую ведут против нас, я ввернул про «чертову читалку»…
— Сынок! Ты уже поел, и теперь расскажи мне все, все по порядку.
— Это невозможно! Столько было всего говорено. И начальник отделения милиции, и председатель суда, и райпрокурор рассказали столько…
— Но ведь ты был на комсомольском собрании, при чем здесь они?
— Ах, мама, а разве охранять общественный порядок должна только милиция. Слова «моя милиция меня бережет» и неправильные и вредные, — ты сам себя охраняй и сам не проходи мимо, когда требуется твоя помощь.
— Так собрание было в райкоме партии?
— Да нет же, в райкоме комсомола. Одних секретарей комсомольских организаций, фабрик, заводов, учреждений было человек полтораста, а то и больше. Еле успевали записывать сказанное в их адрес, чтобы, когда продолжится заседание, доложить о выполнении задания.
— Ничего не понимаю. Разве заседание не окончилось?
— В том-то и дело, что Сергей его не «закрыл», а перенес. Заседание будет продолжаться через три дня. А за это время все секретари комсомольских организаций должны будут со своим активом совершить комсомольские рейды по клубам, кинотеатрам, танцплощадкам, подвалам и чердакам, общежитиям, прогуляться по некоторым улицам. Намечено потолковать со злостными хулиганами и тунеядцами, навестить самые неблагополучные семьи.
— И все за три дня? Оказывается, не один ты у меня торопыга.
— Ах, мама, это лишь начало. Пусть проверят, как их комсомольцы проводят время. «Недопустимо, — сказал секретарь райкома партии, — когда юноша или девушка с комсомольским билетом могут быть в школе хорошими, а на улице плохими. Что это за половинчатые комсомольцы? Где же ваше влияние, комсомольские вожаки?» Ну и дал он им жизни!
