Сергей Белан - Ресурс Антихриста
Посетитель огляделся. С десяток забулдыг, как тараканы, забились по углам и блаженно посасывали пивко, начисто отрешившись от всех земных забот и проблем.
«Ну, с этими все ясно, — отметил про себя посетитель. — Эти ребята вне времени: переход от развитого социализма к начальному капитализму прошел для них незаметно между кружками пива…»
— Сколько лет, сколько зим! — кто-то сбоку хлопнул его по плечу, и он даже вздрогнул от неожиданности. Пришелец обернулся и увидел незнакомого ему мужчину лет сорока в опрятном сером костюме с открытым, не без признаков благородства, лицом.
— Вспрыснем нашу встречу?! — тем временем продолжал тот и, по-дружески, почти по-братски, обхватив опешившего клиента «Омута», попытался увлечь его к угловому столику.
— Гриф, отлетай! Это ко мне!
У мужчины благородной наружности вдруг тут же пропал всякий интерес к вновь прибывшему, и он послушно побрел в свой угол.
— Господин Верховцев, я рад вас лицезреть! Давненько ж мы не виделись!
— Здравствуйте, милорд! — радостно откликнулся тот, к которому обращались, направляясь к уютному закутку у стойки бара. — Ну, Джексон, тебя в этом полумраке сразу и не отыщешь!
Они скрепили приветствия крепким рукопожатием. Джексон придвинул Верховцеву пустую кружку и наполнил ее пивом из пузатого кувшина. Олег многозначительно глянул на тающую пену, и Джексон, поймав его взгляд, категорически заверил:
— Это пить можно. У меня всегда свежее…
Они сделали по паре глотков. Джексон первым прервал молчание:
— Как поживаешь, бывший борец с преступностью? С тех пор как ты переехал в Золитуде, твоя жизнь для меня сплошное белое пятно.
— Уже знаешь, что бывший?
— Знаю, но не знаю — почему.
— Понимаешь, не было сил видеть и терпеть этот бардак, — ответил Верховцев, отправив в рот пару соленых орешков. — Заменили все руководство, а ведь там были толковые мужики, поставили черт знает кого, откуда понабирали — не представляю. Главным критерием профпригодности фактически стало знание латышского языка, и я, офицер, прослуживший в органах десять лет, должен был слушать маразматический бред о том, что по-настоящему любить Латвию может только настоящий латыш. А без этой самой любви к Родине необходимой отдачи в работе быть не может. Словом, что там говорить — сплошной мрак!
Джексон неожиданно разразился веселым смехом.
— И это тебе смешно? — спросил Верховцев, насупившись.
— Да нет, меня рассмешило другое, — пояснил Джексон, прервав хохот. — Я просто поймал себя на мысли, что наиболее пламенные проповедники любви к родной Латвии в этой самой стране носят почему-то русские фамилии: Горбунов, Пантелеев, Андреев… Про латыша Одиссея Костанду я уже и не говорю. А в общем, все правильно: в России теперь объявились новые русские, в Латвии — новые латыши. Видишь, как все просто: оказывается, достаточно пришпилить к окончанию фамилии букву «с» и, как пел Высоцкий, «…ведь это же вроде другой человек, но он тот же самый». И много таких как ты ушли из органов?
— Да порядком. В основном те, кто семьей не связан, или было куда уйти.
— Ну, а ты куда подался, если не секрет?
— Да толком никуда. Зарегистрировал на свое имя частное детективное агентство «ОЛВЕР» по адресу собственной квартиры.
— «ОЛВЕР» — Олег Верховцев? — уточнил Джексон.
— Именно так. Ну, дал рекламу в газете со своим домашним телефоном месяца три назад. Периодически повторяю…
— Ну и как? — поинтересовался Джексон, приложившись к кружке.
— А никак. Серьезные фирмы, которые не желают обращаться к полиции, имеют свои силовые структуры и во мне, видимо, не нуждаются, а у простых людей, наверно, нет средств, чтобы оплачивать услуги частного детектива. Так что пока проедаю свои трудовые сбережения. Тут, на днях, встретил одного бывшего коллегу опера, так тот звал к себе в контору сторожить какой-то солидный объект. Дежурство сутки через трос. Надо подумать, а то прикрою свою лавочку, плюну на принципы и пойду к нему.
— Смотри. Но лавочку прикрывать не спеши, — посоветовал Джексон, доливая в кружки пива. — Кушать она не просит, а кое-какие перспективы вдруг да появятся, заказ на краденый автомобиль отломится или что-нибудь покруче. Но это, в общем-то, не главное. Тебе главное сейчас имя сделать, стабильную репутацию для фирмы. Я считаю, что любому человеку хотя бы раз в жизни должен выпасть его шанс, его великая удача. Тут важно не проморгать, не вытолкать ее за двери, когда она появится на пороге. Чем черт не шутит, может быть, ты свой шанс как раз и отловишь на ниве частного сыска. Пока тебе следует хвататься за любое предложение, это потом, когда встанешь на ноги, будешь уже выбирать, пришел, скажем, кто-то из неимущих слоев, ты его выслушай для информации, покивай и ласково в задницу — все, коммунизм кончился…
— Знаешь, Жень, простых людей как раз более всего и жалко, — заметил Верховцев.
— Жалко?! — жестко переспросил Джексон. — А тебя, дорогой, когда выставили на улицу, многие пожалели? То-то! Не-ет, нынче филантропы не в моде. А, кстати, хоть кто-нибудь клюнул на твое объявление?
— Да позвонила на днях одна женщина… — неохотно начал Верховцев, — и то скорей от отчаяния…
— Ну и что у нее стряслось? Кошелек с последним латом потеряла?
— Джексон, ты неисправимый умник, — упрекнул Верховцев. — Да, потеряла она, но не кошелек, а мужа.
— А это еще банальней, — ухмыльнулся Джексон, принимаясь шелушить вяленую воблочку. — Сейчас столько мужичков в бега пускаются — прямо табунами, благо на границах бардак и концы спрятать где-нибудь на задворках бывшего Союза проще простого, никто никогда не найдет.
— Да тут совсем другой случай. Муж, моряк, пришел с моря после рейса, вроде все нормально и вдруг раз — исчез!
— «Вдруг» только случается ты знаешь что?.. А? Я думаю, ей следовало бы обратиться в полицию, а не в частное агентство.
— Ты не даешь мне договорить, — начал злиться Верховцев. — Она сразу же обратилась в полицию. Но дело в том, что это ее гражданский муж, они не расписаны, да и прописан он по другому адресу. В полиции ей сказали, что повода для розыска нет, дело, мол, обычное, поматросил да и бросил, он свободный человек и вправе жить где хочет, не ставя в известность своих, подчеркиваю, знакомых. Так что в розыск на него могут подать только близкие родственники, к примеру, родители, а таковых, как я понял, у него нет.
— Знаешь, Олежек, я уже давно обратил внимание на такой парадокс: в любой стране мира замужних женщин больше, как правило, чем женатых мужчин. Хотя бы взять твой случай — она звонит и заявляет: «Пропал муж!» А вот спросил бы ты его, этого пропавшего, женат он или нет, ответ, я думаю, предвидеть несложно.
— Наверно, ты прав, — согласился Верховцев.
— Так что это дело тебе без интереса. Прижился тот мужичок уже у другой бабенки, и голова не болит.
— Ну, я не отказал, на моем безрыбье… Попросил для начала фото мне принести, а там будет видно.
— Как знаешь, тебе вошкаться, я свое мнение высказал.
Какое-то время они молча пили пиво. Пока Джексон смаковал жирную спинку рыбки, Верховцев, между прочим, наблюдал в зыбком свете ночников за другими обитателями «Омута».
— Джексон, а вот тот мужик, что насчет меня обознался, ты его еще Грифом назвал: это его фамилия или кличка?
Джексон не спеша вытер губы салфеткой, усмехнулся:
— Во-первых, он вовсе не обознался, а во-вторых, не фамилия и не кличка, а, скорей всего, профессия.
— Это нечто для меня новенькое, — в голосе Верховцева чувствовался неподдельный интерес. — Я за годы службы по этой части ликбез прошел: щипачи, формазоны, скокари, медвежатники, из свеженьких профессий — кидалы, кукловоды… О грифах как-то не слыхал, не приходилось.
— Мало ли… — скептически бросил Джексон. — А приходилось ли нам еще несколько лет назад слышать о профессии «латыш»?
— А что, уже и такая есть? Или ты на ходу придумал?
— Ну, Олежек, ты как с луны свалился! Подумать можно, ты не в курсе дела, кто сейчас остался работать в госучреждениях, кто занимает места в министерствах, департаментах разных и в прочих великоважных державных институциях.
— Почему же, в курсе. Нацкадры.
— Верно, — кивнул Джексон. — На девяносто процентов они. А ты туда не влезешь ни под каким соусом, хоть тресни! И не потому, что умом не сподобился, а по одной лишь причине, что ты не есть гражданин этой страны, читай, латыш. Или я не прав?
— Не спрашивай, сам знаешь, — обронил Верховцев.
— Тогда закончу мысль. Вот и получается, что пятая графа фактически стала КПП любой престижной профессии. Не та пятая графа — о теплом месте чиновничка можешь и не мечтать! Поэтому, таким как мы, если и суждено работать, то слесарями, пекарями, проводниками задрипанных вагонов, в лучшем случае — подвизаться в бизнесе, а они будут работать латышами разных разрядов. Я не удивлюсь, если прочту в какой-нибудь трудовой: «латыш шестого разряда» или нечто подобное. Универсальная профессия, а профили у нее могут быть самые разные: одни будут зорко следить за тем, какая у тебя в паспорте печать: круглая, квадратная или треугольная, другие будут за бабки проверять у тебя знание государственного языка, третьи на таможне будут шарить по твоим сумкам в поисках контрабандного сала, четвертые бдительно контролировать, чтоб ты не утаил от госказны лишнего сантимчика, если таковой у тебя вдруг заваляется, а есть еще и пятые, и шестые, и седьмые, а замыкают этот длинный ряд «надцатые», которые осуществляют общее руководство. И при всем этом они будут тыкать в тебя пальцем и с огромным высокомерием изрекать, как ты изволил заметить сам, что только латыш по-настоящему может любить Латвию.
