Джереми Камерон - Убили Винни
К девяти подъехал к бару, Рамиз уже должен был скоро быть, он всегда по воскресеньям к девяти туда приходил. Мандраж был, врать не буду. У нас с ним тогда напряженно было: я один раз лажанулся по-крупному…
Припарковался. Запирать не стал, а договорился с охранником: я ему тачку — он меня бесплатно внутрь пускает. Он ее ближе к закрытию кому-нибудь сотни за три толкнет, кому пешком в лом. Конечно, может так выйти, что копы ее раньше заберут, но он-то все равно ничего не теряет. Надо, конечно, чтобы человек умел машину без ключа заводить, но у Джоуи в основном такой народ зависает, кому это не проблема.
— А Рамиз там уже?
— Там.
— Скажи ему, что Ники пришел. Примет он меня?
— Спрошу, может, примет.
Он позвонил куда-то по рации, и мы стали ждать. Верней, он ждал, а я трясся.
Беда-то в чем? Я его полгода назад здорово обидел. Случайно, конечно: чтобы такое нарочно сделать, это уж надо совсем мозгов не иметь. Короче говоря, я его машину увел. Его собственную. В обед, на Леуча-роуд. Я не знал, конечно, что это его: он ее только накануне купил, да еще и поставил не на Коппермилл-Лейн, где сам жил, а за углом. Хотя, конечно, можно было догадаться: «ауди», автоматическое охлаждение, по крылу звезды с полумесяцами, антенна пять метров длиной и магнитола тоже нехилая. Бабули местные обычно в таких не рассекают.
А тут мы с Уэйном Сапсфордом и Винни. Ну естественно! Кого ж еще так угораздит! Дверь не заперта была, завели без проблем. Едем по Форест, открываем бардачок, а там четыре финки. Все, думаем, смерть наша пришла. Поехали в Хай-Бич, народ поспрашивали. Ну и какой-то парень, Джавед его звали, говорит — это Рамизова новая машина. Тут мы и приссали.
Я:
— Рамизова?
— Рамизова.
Уэйн:
— Рамизова?
— Рамизова.
И так еще минут пять.
Бывает, конечно, хуже, но реже.
Рамиз жил на Коппермилл-Лейн с родителями и двумя сестрами. Семья правильная, каждую неделю в мечеть ходили. Мать чайным клубом заведовала в Азиатском центре, отец водил автобус 97-А, маршрут Лейтон-Чингфорд через Уолтемстоу. Как у них Рамиз такой получился — вообще непонятно. Сестры — супер, я бы обеих с дорогой душой, только у них в семь вечера комендантский час. Глазки строят, а больше ничего. Тронешь — без уха останешься. У Рамиза фишка такая: уши резать. В нашем районе троим уже отрезал. В общем, короче говоря, лучше с ним дружить и машины его новые, день всего попользованные, не угонять.
Я потом полгода шифровался. А тогда, как узнал, по-быстрому тачку обратно откатил и оставил записку под дворником: «Рамиз, прости. Не знал, что твоя. Не хотел, честно». И тут же смылся от греха подальше. Потом как-то раз увидел его издали — рванул в сторону государственной границы. Я слышал, он мной интересовался.
Тут уже он сам вышел с пацанами.
— А, Ники Беркетт.
— Рамиз, здорово! Рад тебя видеть.
— С тебя литр бензина.
— Когда скажешь, я долги отдаю. Я еще и извиниться хотел.
— За этим пришел?
— Ну да. И еще тут…
— Что такое?
Пацаны его уже переминаются: то ли есть хотят, то ли никого еще за вечер замочить не успели.
— Да идея есть, может, тебе интересно будет. Просто мне самому не потянуть, там кто-то покруче нужен. Дело, в общем, личное, но деньги тоже неслабые. Вот думал, может, ты мне поможешь…
Он на меня так посмотрел, как будто я больной или заразный. Медленно так поднял глаза и взглядом меня по стенке размазал.
— Это я тебе помочь должен, да? Я — тебе?
— Понимаешь, кроме тебя, это никто не потянет просто. Я в районе никому даже не предлагал.
Он на меня опять так же посмотрел: все никак мне «ауди» простить не мог.
Потом вдруг передумал, улыбнулся.
— Ладно, давай обстановку, я подумаю. Пошли в бар, сядем, там все расскажешь.
Прошли в бар — он, я и его братва. Мы сели у стойки, а пацаны встали вокруг и сделали серьезные лица. В баре народу человек триста, шум, хай, кто продает, кто покупает. Рамиз здесь каждое воскресенье на неделю затоваривался. Брал почти даром — понятно, в общем. Он в основном на машинах номера перебивал и сам тоже угонял. Ну и крышевал тоже. Я ему предложил бакарди поставить. Согласился. Орет мне поверх шума:
— Давай говори.
Я ему в ответ ору:
— Я тебе все расскажу, как было.
— Давай все.
Тут мы помолчали немного: все-таки разговор серьезный. Потом я начал: выпрямился, прокашлялся и завопил.
— Знаешь, что Винни коцанули?
— Слышал. Сочувствую. Мы все сочувствуем.
Пацаны его тоже:
— Слышали, сочувствуем…
Они от нас метрах в пяти стояли, но мы так разорялись, что даже им слышно было.
— Слышал, кто его?
— Нет.
Странновато это, что он совсем уж ничего не слышал. С другой стороны, может, если он обозлится, что ему не доложили, можно будет его на них натравить?
— Как это до тебя не дошло?
— Да вот так. Я в чужие дела не лезу.
— Там, между прочим, народ серьезный.
— Кто это?
— Ну Эрол Ньюс.
— Знаю, крутой.
— Мики Дресслер еще.
— Знаю, очень крутой.
— И Эндрю Окема.
— Этого не знаю.
— Я тоже.
— И народ у них есть?
— До хрена народу. Слышал, разборки были в «Кашпо» и в «Бочке»? И квартиру на Уолтера Сэвилла они раскурочили.
— Значит, их двое крутых и еще какой-то третий, у них до хрена народу, и они у нас беспорядки устраивают. Так? Что им тут надо?
— У них тут большая точка, хороший героин. Приехали, сбросили, уехали. Это вообще Брайана территория, но он типа не интересуется. Ронни Гуд тоже вдруг в отпуск собрался. Ты понимаешь, что получается? Являются к нам, беспорядки, как ты говоришь, устраивают, детей наших на иглу сажают, а потом смылись — и все. Детей защитить некому, честь района — псу под хвост.
Как я понял, у него была какая-то фишка насчет чести и порядка в районе.
— Один твой Винни, значит, вступился?
— Нет. Врать не буду. Он туда сдуру полез, халявы захотелось. Вот они его для примера и…
Рамиз присвистнул. То есть мне так показалось: мы всю дорогу орали, но свиста я не услышал. Видимо, это было негромко. Может, решил приемчик на вооружение взять. Хлебнул бакарди. Пацаны его тоже хлебнули и сделали вид, что думают.
— А что я с этого буду иметь?
— Два момента. Во-первых, я тебе дело подкину — хорошие деньги. Очень даже хорошие.
Молчит.
— Во-вторых, честь сохранишь. Если ты сейчас район вычистишь, ты тут хозяином будешь, с тобой никто и близко не сравнится. И на улице порядок наведешь — хоть за детей, за семью волноваться не будешь.
Сидит молча. Я понимал, что про «во-первых» распространяться нельзя, а то он меня пошлет. Надо было как-то вытянуть из него обещание. Тут главное было «во-вторых». Без денег, конечно, он бы ничего делать не стал, но основное была честь.
Он допил бакарди и встал. Смотрю — к нему уже какая-то блондинка идет, грудью колыхает. Это у него, значит, следующее по плану.
Он мне кричит:
— Во вторник в девять встречаемся в «Стандарте». Я подумаю, скажу, что решил. Идет?
— Идет. — Я весь из себя серьезный: типа честь района на кону. — Я тебе должен.
— Ты мне ничего не должен, кроме литра бензина. Я еще ничего не решил, во-первых, а во-вторых, если решу, все равно ты мне ничего не должен. Если надумаю — займусь. Дело это, про которое ты говорил, — там все точно?
— Верняк.
Тут он ушел с блондинкой, а я остался думать, где теперь найти ему обещанное дело.
ВэндсвортЭто еще не самая плохая тюрьма. На севере такое творится, что у нас тут по сравнению — салон красоты. Но все равно весь день в стенку смотреть — спятишь. Надо как-то выживать.
Хуже всего, когда оставляют на доследование. В некоторых тюрьмах двадцать три часа в сутки сидишь в камере. Плюс еще не знаешь, осудят тебя или нет и какой срок дадут. От этого еще поганей. Если на доследовании, то лучше всего, когда в тюрьме забастовка. В тюрьму не принимают, и тебя сажают в камеру при участке. Тогда хорошо: всю ночь телек смотришь, пиццу тебе заказывают. Но это, конечно, где как, в Гримсби, например, они и слова такого не знают.
После суда — либо в Вэндсворт, либо в Пентонвилл, и опять сидишь. В Пентонвилле еще нормально, а в Вэндсворте с тобой как с подонком обращаются. Даже посетителям хамят. Работы никакой, только если уж ты какой-нибудь шеф-повар или начальству зад лижешь, а так опять сиди и смотри в стенку. Хорошо хоть дурь есть. Раньше с этим делом лучше всего было в Брикстоне: все на доследовании, каждый день посетители, дым стоит — по коридору не пройдешь. Теперь в Вэндсворте и Пентонвилле тоже на доследование сажают, так что все нормально. Крэка тут больше, чем на улице. Я лично не употребляю, а все равно: часто надышишься — голова тяжелая. Но надо сказать, трава здесь сейчас неплохая.
Потом опять же пьянка по выходным. Не так, конечно, как в Лартине или в Паркхерсте, — где с большими сроками сидят, там народ отрывается будь здоров, — но, в общем, нормально. Правда, надо осторожно: от самопала иногда ослепнуть можно, но мне лично от обычной выпивки хуже бывало. Старые зеки говорят, раньше самогон делали в бачках и помойных ведрах. Кошмар. Теперь всегда можно достать дурь, поэтому самогон пьют, только если он по-человечески сделан. Дрожжи можно на кухне достать. Вообще, все, что надо, достать можно, кроме хмеля. Жаль, конечно: с хмелем крепче получается, но в тюрьме его никак не добыть.
