Николай Леонов - Трактир на Пятницкой. Агония
— Спрячь, Николай, пригодятся.
— Вы что? — Панин покрылся румянцем. — За кого вы меня принимаете?
— Бери, красная девица. Деньги — вещь нужная. Сегодня вечером в трактире появится один человек. Лет около пятидесяти, маленький, щупленький. В пенсне со шнурком. Посади его за свой стол и передай эти деньги.
— Проверяете? — недовольно буркнул Николай и сунул деньги в карман.
— А ты как думал? Хочу точно знать, что у вас там делается. Почему Михаил не пришел?
— Говорит, не стоит рисковать.
— Тебе стоит, а ему нет?
— Я-то вне подозрений, — поняв, что проговорился, Панин замолчал.
— Так, — протянул Климов и встал. — Вот и добрались до истины, мальчуган. Значит, не такие они слепые. Если ты сейчас мне всю правду не расскажешь, я тебя назад не пущу. И Лаврова сегодня же вытащу и вечерним поездом отправлю в Киев. Понял? Выкладывай!
Возвращаясь в отдел, Климов вспоминал весь разговор с Паниным и пришел к выводу, что пока все правильно и ребята на верном пути. А что он, Климов, может сделать и чем может помочь им в выполнении задания?
Кто-то крикнул над ухом, Климов поднял голову и еле успел схватить под уздцы наезжающую на него лошадь.
— Ослеп, паря? — крикнул извозчик, откидываясь назад и натягивая вожжи.
Климов похлопал по горячей и пахучей конской шее.
— Орловский красавец, беречь надо. Отпусти шенкеля, живодер, и левую заднюю перекуй, — сказал он и опять похлопал по шелковистой шее.
— Советничек нашелся.
Климов проводил взглядом пролетку и вернулся к своим размышлениям.
«Без меня в отделе девять человек. Конова в сторону, только из яйца вылупился, а предатель — человек с прошлым. Сомова тоже в сторону: чуть не разбился, а если бы не проломил своими сапожищами налетчику голову, то заполучил бы ценного свидетеля. Остается семь. Каким он должен быть? Во-первых, хорошим служакой. Держаться, чтобы ни сучка ни задоринки. Таких четверо: Шленов, Лапшин, Яшин и… Зайцев».
Климов сунул в рот трубку. «Пожалуй, Зайцева надо отбросить: слишком умен, чтобы связываться с бандитами, должен понимать, что их удачи — дело временное. А если заставили? Нашли какие-нибудь старые грехи, шантажировали и заставили? — Климов вспомнил характеристику ЧК и покачал головой. — Да и слишком заносчив, ершист, а тот должен быть тише воды, ниже травы. Остаются трое». Климов понял, что загнал себя в тупик, так как в предательство кого-нибудь из этих троих он поверить не может.
В отделе никого не было, только в маленькой комнатушке, отведенной для чистки оружия, Климов нашел Шленова. Перепоясанный засаленным фартуком, он сидел на табуретке, держа в руках разобранный наган, что-то насвистывал в усы и, прищуриваясь, оглядывал стол, на котором были разложены различные пилочки, отверточки и другие инструменты.
— У Витуна наган барахлит, вот и мастерю помаленьку, — сказал он, увидев Климова.
— Ты у нас на все руки, Пахомыч, — сказал Климов, усаживаясь на подоконник.
— Садись сюда, Василий. Застишь, — Шленов выдвинул ногой табуретку, потом пошевелил пальцами и взял какую-то пилочку. Тоненькая пилочка прилипла к его пальцам, как к магниту, он ловко перехватил ее и стал подтачивать курок. — Молодежь известно, что про оружие знает: куда патрон сувать да за что держать, — бормотал он в усы. — А наган — он как баба, ласку и уход уважает, а не соблюдешь — продаст. Опять же, как баба, продаст в самый роковой момент.
Климов улыбнулся рассуждениям старика. Шле-нову перевалило за пятьдесят, и в отделе его считали стариком. Потом спросил:
— А откуда же ты всю оружейную механику знаешь?
— А чего мастеровой мужик не знает? Я тебе хошь швейную машину, хошь часы, хошь лисапед починю, — ответил Шленов и взял в руки иголку. — Удивляюсь я на твоего заместителя, Василий. Военный человек, а оружие не любит. Я давеча его наган чистил — он как положил его в стол, так и в руки не брал больше года. Так в том нагане разве что мыши не завелись. Я и спрашиваю: что же вы, господин хороший, так с оружием обращаетесь, народное добро опять же? — Шленов отложил инструменты, быстро собрал наган, щелкнул курком и любовно погладил. — А заместитель твой скривился и говорит: «Я свое отстрелял, Иван Пахомович, сейчас, наверное, с десяти метров в дом не попаду». А я считаю, что непорядок, — Шленов убрал инструменты и стал снимать фартук. — На нашей работе без оружия ходить не дело.
Климов ничего не ответил и пошел к себе в кабинет.
В этот вечер Климов решил устроить себе выходной. Панина он видел, налетчики сейчас переживают тяжелые дни, и им не до работы, а он, Климов, тоже человек. Приняв такое решение, он побрился, надел лучшую рубашку, на всякий случай сунул в карман маленький браунинг и отправился в Сокольнический парк.
Вечер был теплый, но не душный, и парк был переполнен, как муравейник. На открытой террасе Климов выпил пару кружек пива, попыхивая трубкой, посидел с полчаса, бездумно разглядывая гуляющих, выслушал громкоговоритель, который срывающимся на бас женским голосом сообщил, что и где ожидает отдыхающих, и пять раз повторил, что сегодня самый последний день, когда можно посмотреть мировой боевик «С черного хода» с участием очаровательной Мэри Пикфорд.
Климов принял все эти сообщения к сведению и отправился в биллиардную, где два часа гонял шары с местным «жучком». «Жучок», нахваливая посредственно играющего Климова, продул ему партию и предложил удвоить ставку, а увидев, что партнер — калач тертый, стал выигрывать подряд, пока Климову это не надоело. Расплатившись с хозяином заведения и с «жучком», Климов выбрался на свежий воздух и увидел, что уже поздно и гуляющих поубавилось.
Тогда он направился к своему любимому развлечению — качелям. Проходя мимо тира, Климов услышал дружные аплодисменты и присоединился к зрителям, а когда увидел стрелка, протолкался ближе и встал за широкой спиной высокого военного.
У барьера стоял Зайцев, точнее, он стоял не у барьера, а отступя шага на три. Винтовку «монтекристо» он держал в одной руке, словно пистолет, и, широко расставив ноги, медленно поднимал ее вверх. Климов понимал в стрельбе толк и знал, что так держать винтовку может только очень опытный стрелок. Судя по реакции зрителей, огорченной физиономии хозяина, пузатому кофейнику и флаконам одеколона, стоящим на барьере, было ясно, что заместитель стреляет удачно.
Раздался выстрел — и на стене тира улыбающийся молотобоец опустил свою кувалду на голову пузатого и коротконогого буржуя. Все захлопали, а хозяин поставил на барьер чашку с привязанной к ней плиткой шоколада.
— Стреляй еще, товарищ. Закрой эту буржуйскую контору, — закричал белобрысый парень. — Я неделю назад полполучки прохлопал.
— Последний, — сказал Зайцев, заряжая винтовку.
— Больше не попадет, рука не выдержит, — уверенно сказал военный, стоявший перед Климовым.
Зайцев брезгливо улыбнулся и стал медленно поднимать винтовку. Все затаили дыхание, а спокойный женский голос произнес:
— Я не видела, чтобы Владимир промахивался.
Климов скосил глаза и увидел модно одетую женщину. Что-то неуловимо знакомое было в ее лице. Ударил выстрел, и по реакции публики Климов понял, что Зайцев не промахнулся. Продолжая стоять за спиной военного, Климов увидел, как заместитель подошел к барьеру, положил винтовку, отвязал от чашки плитку шоколада, потом подошел к женщине и, взяв ее под руку, сказал:
— Пошли, сестра.
«Конечно, сестра, — подумал Климов, глядя им вслед, — как это я сразу не понял?… Чтобы так стрелять, надо тренироваться, а Шленов говорил… Зачем же Зайцев врет? И выправка, и морду брезгливо воротит — типичный петлюровец. А характеристика ЧК? Все равно надо проверить».
На следующее утро Климов первым делом написал в управление запрос, чтобы ему прислали личное дело заместителя.
Глава пятая
Серый
Игорь Рыбин родился на воровской малине, а его мамой была та самая воровская «мама», которая укрывала беглых, принимала у деловых левый товар, поила водкой околоточного, а в праздники носила подарки приставу. Игорь не изучал блатного языка, как не изучал русского или любого другого, он говорил на языке своего дома и очень удивился, когда случайно выяснил, что большинство людей говорят иначе. В двенадцать лет Игорь попался на краже, был бит в участке и больше месяца болел. Мать он ненавидел даже не за то, что она его вырастила вором, а за глупость, жадность и неумение стать чем-то большим, чем воровская «мама». Однажды он обобрал ее дочиста, ушел из дому, и на Хитровке появился налетчик Серый. Кличку Игорь получил за цвет лица, густо усыпанного темной сыпью пороховых точек: в детстве ковырял патрон. Серый не признавал никаких законов, даже воровских, за что был неоднократно бит, но быстро вставал на ноги и с изощренной жестокостью расправлялся с врагами. Наконец с ним решили разделаться, но Серый сел. И сел он так прочно, что даже неразбериха, возникшая в уголовной тюрьме в дни Февральской революции, не открыла дверь камеры Серого.
![Николай Леонов - Один и без оружия [Трактир на Пятницкой. Агония]](/uploads/posts/books/147565/147565.jpg)
