Татьяна Степанова - Улыбка химеры
— Нет, выходили поодиночке. Сначала я Филиппа увидел Валерьевича.
— Когда именно? Поточнее, пожалуйста. Как только зашли в вестибюль или позже?
— Как зашел... Нет, как только снова зашел после того, как встретил приехавшего посетителя. Я ему помог раздеться, показал, где у нас обменник, и тут увидел...
— И, значит, Филипп Салютов из туалета выходил, — уточнил Никита, — или входил туда?
— Выходил.
— А он вас видел?
— Нет, не думаю.
— И куда же он потом направился?
— Поднялся по лестнице.
— А эта дама — Жанна Марковна, она ведь, кажется, сотрудник казино?
— Главный менеджер игорного зала, — уточнил Китаев настороженно.
— Ее я увидел позже, когда... когда еще раз зашел в вестибюль после того, как встретил очередную машину с клиентами, — ответил Песков.
— А дама вас видела? — спросил Никита. Швейцар неопределенно пожал плечами.
— И куда же она направилась?
— Кажется, обратно в зал. Не помню, я отвлекся.
— На что? — быстро спросил Колосов.
— На что-то. Не помню. А... на камеру. Заметил, что монитор выключен. Включил, а он рябит.
— Эта камера, что просматривает? — спросил Никита у Китаева. — Напомните мне, пожалуйста.
— Часть вестибюля от входа до лестницы, где гардероб и двери в туалет.
— А сами туалеты?
— За кого вы нас принимаете? — обиделся Китаев.
— Когда же камера сломалась?
— Не знаю, кажется, еще днем.
— Так, ладно. А что произошло потом? — спросил Колосов у швейцара.
— Я стоял за стойкой, ждал Михеева. Тут из зала вышел посетитель, зашел в туалет. С минуту пробыл там и выскочил как ошпаренный. Кричал, что у нас там кто-то застрелился.
— Сколько времени прошло с того момента, как оттуда вышла эта ваша сотрудница... Как ее фамилия, кстати?
— Басманюк, — подсказал Китаев.
— И тем, как обнаружили труп Тетерина...
— Минут семь, — нехотя ответил Песков, — может, даже меньше.
— А вы за это время в туалет входили? — Нет.
— А из вестибюля отлучались?
— Да, на пару минут, очередную машину встретить.
Колосов встал, обогнул стол, взял пистолет «ТТ» (Китаев не соврал) и проверил обойму. Все патроны были на месте. Он проверил предохранитель и поднес дуло к губам. Пистолет пах смазкой и... Или это почудилось, или все же был и другой запах — запах пороха.
— С Тетериным у вас какие были отношения? — спросил он Пескова.
Тот, наверное, в десятый раз пожал широкими плечами и сухо ответил:
— Нормальные, рабочие.
— Ну, спасибо, можете идти. А оружие мне придется пока у вас изъять.
Песков четко, по-военному повернулся и вышел за дверь.
Промаршировал...
Колосов сел на свое место. Пистолет Пескова он завернул в крахмальную салфетку, взятую с прибора.
— Это какое-то недоразумение, — произнес Китаев, — что он тут нам наплел? Очумел, что ли? Или пьян?
— Видите, оказывается, один свидетель у нас все же есть. — Колосов выглядел скорее обрадованным, чем грустным.
— Да что он тут плел про Филиппа, про Жанну? — повысил голос Китаев. — Что ей-то делать в мужском туалете?
— Она курит? — спросил Никита.
— Да, — ответил Салютов.
— А ваш сын, Валерий Викторович? — Нет.
— Пожалуйста, пригласите его подняться сюда к нам, — Колосов обратился к Китаеву.
Китаев, в свою очередь, глянул на Салютова. Тот смотрел в окно. Китаев отошел к буфетной стойке, уставленной нетронутыми закусками, там стоял и телефон. Он позвонил, сказав, чтобы отыскали Филиппа Валерьевича и пригласили его к отцу.
— Сколько вашему сыну лет? — спросил Никита Салютова.
— Двадцать пять.
— Молодой, — Никита констатировал это словно бы с сожалением.
Глава 7
ФИЛИПП
— Кстати, — продолжил он, — а где еще у вас работают камеры наблюдения, кроме вестибюля?
Китаев нахмурился: подобные сведения являлись секретом службы охраны.
— Просматриваются внешний подъезд, автостоянка, Большой зал, бильярдная, зал игровых автоматов, ресторан, бары, — ответил сам Салютов.
— А здесь наверху? — поинтересовался Колосов.
— Нет.
— Лестницы, кухни, служебные помещения?
— Лестницы.
— Ясно. Я бы попросил до выяснения обстоятельств представить нам пленки со всех камер, которые сегодня вечером работали и не были по каким-то причинам сломанными.
Салютов кивнул: хорошо. А лицо Глеба Китаева еще больше помрачнело. Он хотел что-то возразить, но тут открылась дверь и вошли двое мужчин. Один был высокого роста, крепкий, хорошо сложенный блондин с очень короткой и стильной стрижкой. Лицо его было бы почти красивым, если бы не перебитый нос. Одет он был совсем не в стиле «Красного мака» — в свитер из грубой шерсти и жилет из защитной плащевки со множеством карманов на груди, какие предпочитают путешественники и военные корреспонденты.
Его спутник был ниже ростом, моложе, субтильнее: узколицый, бледный, худощавый парень, облаченный в длинное, до пят, супермодное зимнее пальто из альпаки с внушительным бобровым воротником, который болтался на его узких плечах словно меховой хомут. Салютов кивнул на него Колосову:
— Мой сын Филипп.
Никита хотел спросить: а кто же это другой с ним? Личный шофер, телохранитель? Потому что блондин в жилете путешественника был весьма похож на человека именно этих профессий. Но Никита не успел удовлетворить любопытство: Глеб Китаев весьма бесцеремонно и молча начал теснить парня за дверь. Блондин, однако, уперся. Неизвестно, чем бы закончилось это молчаливое противостояние людей, равных по силе, если бы не раздраженный приказ Салютова:
— Да скажи ты ему, чтобы он убрался! Тут у милиции к тебе серьезные вопросы!
От этого резкого окрика Колосову стало как-то... «Не по себе» — это было неточно. Просто его поразило, как был способен меняться голос этого человека. Он никак не мог понять, что же стало причиной этой внезапной перемены, этого почти истерического выброса злости и раздражения. Неужто только то, что эти молодые парни поднялись сюда вместе, вдвоем?
— Подожди меня за дверью, пожалуйста, — тихо сказал Филипп Салютов.
Его спутник повернулся и молча вышел. Китаев плотно закрыл за ним дверь и прислонился к ней спиной.
— Присаживайтесь, Филипп, я начальник отдела убийств ГУВД области майор милиции Колосов Никита Михайлович. Вот мое служебное удостоверение. — Никита говорил медленно, словно давая собеседнику время на раскачку. — Вы уже, я думаю, в курсе здешних печальных событий. Хочу в связи с этим задать вам несколько вопросов.
— Мне? Я, между прочим, давно совершеннолетний, — Филипп Салютов сел за стол, расстегнул пальто, сдвинул в сторону мешавшие приборы, сразу нарушив четкую симметрию сервировки, — мы могли бы с вами, майор, и вдвоем поговорить. А то тут у вас прямо суд инквизиции. Я могу в панику впасть от смущения.
— Да здесь же все, кроме меня, для вас свои — отец ваш и вот Глеб Арнольдович. Думаю, они не лишние тут. Вы, Филипп, когда в казино приехали?
— Вечером.
— Поточнее?
— Где-то около семи.
— А с какой целью?
— Сегодня поминки по Игорю, моему брату.
— Вы приехали один?
— С Легионером.
— А это кто такой?
— Конь в пальто.
Никита смотрел на Салютова-младшего. Под пальто у него была надета какая-то несуразная толстовка из светло-серой фланели. Совсем не подходящая ни к этому дорогому пальто с бобром, ни к стилю «Красный мак», ни к самой фамилии Салютов.
Спереди у пояса на фланели виднелось что-то темное — то ли складки ткани, то ли пятно... «Если он носит пистолет за поясом под пальто, то это могут быть пятна смазки, — подумал Колосов машинально, — если, конечно, носит... А если стрелял он, на одежде могли остаться следы пороховых газов. Хотя при использовании глушителя это вряд ли...»
— Это мой товарищ. Друг, — помолчав, добавил Филипп.
— Конь? А пальто у вас, Филипп, красивое, крутое, — Никита подался вперед, — где, интересно, такие носят — в Париже?
— На вьетнамском рынке у дедушки Тинь Дао. — Филипп пошевелился, и Никита увидел, что пятно на толстовке было совсем не пятном, а орнаментом из крупных латинских букв FENDI. Страшненькая толстовка оказалась фирменной вещью.
— Что вы делали, пока ожидали родственников? — спросил Никита. — Играли?
— Я вообще не играю. Не игрок, что ж тут поделаешь. В баре сидел.
— Пили?
— Пиво.
— С другом, который Легионер? — Угу.
— Он что, у вас работает?
— Нет, мы просто друзья.
— Хватит паясничать. Можешь ты хоть на минуту бросить свои фокусы? — вмешался Салютов.
— Могу, папа. Конечно.
Никита выслушал реплику отца и реплику сына — что это? Что они делят? Или это отголоски старого семейного скандала?
— Что-нибудь можете сообщить по поводу убийства? — спросил он.
— Я? Нет, вряд ли.
— Ну, какие-нибудь мысли-то у вас есть, может, подозрения?
— Ой, какие тут мысли? Убит старичок Сан Саныч. Надо же, какая неприятность для фирмы.
