Николай Свечин - Касьянов год
— Конечно. В расписке прямо сказано: если ссуда будет маленькой, не такой, какую хочет Кутик, то деньги возвращаются.
— Вот только почему она оказалась у оценщика? — усомнился питерец. — Логичнее было бы найти ее у займодавца.
— Да просто написали в двух экземплярах, — предположил киевлянин. — Этот достался покойнику.
Лыков подумал и спросил о другом:
— Можно ли верить доносу такого человека?
Асланов пожал плечами:
— А это уж вам решать, Алексей Николаевич. По мне, так все они жулики, кто занимается жилищным строительством.
— Давайте разделимся, — принял решение Лыков. — Вы продолжайте дознание по факту смерти оценщика. Теперь ясно, что она была насильственной. Потормошите агентуру: чьих рук дело? А я пойду в банки, в оба. Там где-то другой конец, я потяну за него.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие Алексей Николаевич!
Глава 4. Киевские банки и все, что вокруг них
Прежде чем идти в кредитные учреждения, Лыков попросил полицмейстера о консультации. Цихоцкий свел сыщика с господином Подгайным, заведующим строительным отделением городской управы.
— Михаил Онуфриевич, — обратился к нему питерец. — Введите меня в курс дела. Говорят, здесь развиты махинации с оценкой заложенного имущества. Все в банках покупается, можно халупу заложить, как дворец, если дать взятку оценщику.
— Не верьте, — отмахнулся тот. — Болтовня это, досужие разговоры. Наша управа давно навела в городском имуществе порядок.
— Неужто?
— Именно так, и зря изволите иронизировать, — обиделся Подгайный. — Главная статья дохода городского бюджета — оценочный сбор с недвижимых имуществ. У нас все строго! Городская недвижимость ежегодно переоценивается. Существует тридцать шесть видов жилья. У каждого своя величина налога, в зависимости от месторасположения, сохранности и доходности. Вот такие простыни составляем! До пятнадцатого апреля каждый владелец должен сдать в управу специальную ведомость. Там все, вплоть до списков жильцов с размером квартирной платы. Стоимость имущества определяют присяжные ценовщики, работающие от управы. Как же вы тогда переоцените его для банка? Тот сам ничего и делать не станет, а попросит нашу ведомость. Мы охотно сотрудничаем с кредитными комитетами.
— Но как же махинации?
— Я же говорю: досужая болтовня. Только тот, кто не знает городских порядков, может сочинять такую глупость.
— Странно. Хорошо, пойдем дальше. Говорят, жилищным строительством в Киеве заправляют евреи и все построено на гешефтах.
— Тоже вранье.
— Но вот тот же Шлейфер: сидит и в банке, и в кредитуемом им обществе.
— Прежде всего, Георгий Павлович Шлейфер не еврей, а природный немец. Кстати, так же, как и Михаил Федорович Меринг — отец его приехал в Киев из Саксонии. А немцы — нация аккуратная. Что же до двух кресел под одним человеком… И что тут преступного? Вон Анатолий Викторович Гудим-Левкович. Он председатель Киевского частного коммерческого банка и одновременно Южно-Русского промышленного банка. И все довольны.
— Гудим-Левкович? О котором мне говорил Трепов? А кем он приходится правителю канцелярии губернатора?
Цихоцкий весело хохотнул:
— Там не поймешь. Гудимов этих видимо-невидимо. Куда ни сунься, найдешь кого-нибудь из рода. Даже в Петербурге есть!
— Имеется один, — согласился надворный советник. — Павел Константинович, генерал-лейтенант. Управлял Кабинетом Его Императорского Величества, а в январе переведен в Госсовет. Но вернемся к банкам. Выходит, у вас тут все переплелось: одни и те же люди и выдают деньги, и получают их?
— Это кто же? — опять влез Цихоцкий.
— Да ваш Меринг. Он директор частного коммерческого банка, и он же председатель правления домостроительного общества. Сам себе ссуды подписывает? А второй — Шлейфер. В Городском кредитном обществе он председатель правления, а в домостроительном — директор-распорядитель.
Подгайный обиделся за земляков:
— Шлейфер — выдающийся архитектор. А Меринг — гениальный финансист. Вы хоть представляете, что он сделал для украшения Киева? Слыхали про усадьбу его отца?
— Только о ней и твердят который день, — ответил сыщик. — Но изложите и вы свою версию.
Он уже понял, что интересующее его дело связано с этой усадьбой, и решил собрать о ней побольше сведений.
— Что получить землю Мерингу-старшему помогли благодарные евреи, я знаю от губернатора. Давайте то, что не знаю.
— Охотно, — согласился Михаил Онуфриевич. — Начнем с азов. Старый доктор умер в восемьдесят седьмом году. И чтоб вы представляли, господин приезжий из столицы, похороны его проходили так. Отпевали почтенного человека сразу три священника: православный, лютеранский и еврейский. Слышали вы когда-нибудь о таком?
— Нет, — сознался сыщик. — Это в знак уважения?
— Конечно. Чтобы Федор Федорович точно попал в рай, хоть в какой-нибудь. Настолько киевляне были ему благодарны. Но помимо хорошей памяти он оставил и солидное состояние. А еще двух сыновей и дочку, не считая вдовы.
— Как поделили наследство?
— Деталей я не знаю. Одному брату достались загородные имения, он теперь сахарозаводчик. Дочке тоже отвалили капитал. А вот городская усадьба шесть лет назад отошла Михаилу. В ней насчитывалось более двадцати восьми тысяч квадратных сажен. Больше всего Меринг-старший купил у Трепова-старшего. Во время кампании по обрусению Юго-Западного края много что отобрали у поляков. Вот государь и подарил бывшему градоначальнику Петербурга огромный кусок между Шелковичной, Крещатиком и Институтской. Трепов был делец и прихватил еще семь тысяч сажен у жандармского дивизиона. На каком основании — это тайна, но беззаконий при государе-освободителе, сами знаете, было много. Так вот. Трепов продал свой участок доктору за сто двадцать тысяч рублей. А тот незаметно-незаметно прикупил все другие участки вокруг. И у аптекаря Эйсмана, и у графа Януша Ильинского, и даже бывшую усадьбу канцлера Безбородко. И появилось «киевское княжество». Старик не знал, что ему делать с таким количеством пустопорожней земли. Часть он отдал в аренду под цирк, еще часть застроил домами — это по улице Банковой. А потом взял да и помер.
Муниципальный служащий перевел дух и попросил у хозяина чаю. Цихоцкий распорядился. Сделав добрый глоток, Подгайный продолжил:
— Сначала наследники — они тогда еще совместно владели усадьбой — предложили управе застроить все новыми домами. Город получил бы за выдачу разрешения почти шесть тысяч квадратных сажен в собственность. Вопрос вынесли на заседание Думы, и она отказалась.
— Почему? Такое место!
— Гласные побоялись расходов. Мощение, ремонт и освещение новых улиц легли бы на городской бюджет. И тогда сыновья Меринга выставили усадьбу на продажу целиком, за миллион восемьсот тысяч рублей. Желающих с такими капиталами не нашлось. Затем по раздельному акту усадьба отошла в единоличную собственность Михаила Меринга. И он выступил учредителем Киевского домостроительного общества с уставным капиталом миллион восемьсот тысяч рублей. Общество купило у него весь участок. Точнее, часть дало деньгами, а часть — своими акциями. Уставная деятельность такая: покупка и аренда домов и земли, жилищное строительство.
— Вы говорите: общество купило. Откуда оно взяло деньги на это?
— Разместило свои акции, откуда же еще! Одна акция стоит тысячу рублей, обращаются они на бирже. Но контрольный пакет у группы деловиков, и сразу он был у них.
Лыков напряг память:
— Это те, о которых мне говорил губернатор? Петровский, Голубев, Марголин?
— Изначально они плюс сам Меринг четвертым. Но очень скоро Голубев вышел, а его место занял упомянутый Шлейфер.
— Так. Михаил Меринг предложил группе богачей создать общество, сброситься деньгами и купить у него землю для жилищного строительства, — стал уточнять сыщик. — Но сам остался в обществе большим акционером и даже председателем правления. Это ему как удалось? Продал и езжай кутить в Монте-Карло!
— Он же не все получил деньгами, часть акциями, — пояснил собеседник. — А председателем его поставили совладельцы.
— То есть он взялся застроить свои же бывшие земли?
— Да. Меринг — опытный финансист, служил с Витте. А строительными вопросами ведает Шлейфер, он профессиональный архитектор.
— Хорошо. Что общество сделало с землей?
— Оно разбило ее на участки. Всего получилось двадцать семь участков площадью от двухсот восьмидесяти до тысячи семисот квадратных саженей. Часть общество выставило на продажу, а часть стало осваивать само. Гостиницу «Континенталь», театр Соловцова и здание Южно-Русского промышленного банка поставили Меринг со Шлейфером. Ну и несколько доходных домов. Другие участки застроили покупатели. Платили по тысяче рублей за десятину. Всего на месте усадьбы вышло четыре улицы: Николаевская, Ольгинская, Меринговская и Новая. И одна площадь, Николаевская. Самые красивые сейчас во всем Киеве.
