Элмор Леонард - Деньги - не проблема
Обзор книги Элмор Леонард - Деньги - не проблема
Элмор Леонард
Деньги — не проблема
Джеки Фарбер посвящается
1
Церковь стала могилой для сорока семи человеческих тел, истлевших в течение пяти лет на бетонном полу, хотя вовсе не здесь их прошила очередь из «Калашникова» или искромсал нож. Скамьи сдвинули в сторону, и тела мужчин, женщин и совсем маленьких детей собрали вместе. Черепа, позвонки, берцовые кости, фрагменты одежды, присохшие к мумифицированным останкам, лежали в ряд. У многих жертв недоставало конечностей — их растащили бродячие собаки.
Поскольку живые не переступали больше порога церкви, отец Терри Данн принимал исповедь во дворе своего дома, под сенью старых сосен и серебристых эвкалиптов.
— Простите, святой отец, ибо я согрешил. В последний раз я был на исповеди два месяца назад. С тех пор я согрешил с женщиной из Гисени, три раза. А больше ничего не делал.
Они тщательно прожевывали английские слова — подобное произношение, думал Терри, можно встретить только в Африке. Он накладывал на распутников епитимью: десять «Отче наш» и десять «Богородица Дева», кающийся читал что-то вроде покаянной молитвы, и Терри отпускал его с миром, напутствуя любить Господа и более не грешить.
— Простите, отче, ибо я согрешил. Я давно не был на исповеди, но не по своей вине, ведь не повсюду встретишь исповедника. Грех мой в том, что я украл козу в Нундо, чтобы накормить семью. Моя женушка потушила ее с картошкой и перцем.
— Вчера за ужином, — заметил Терри, — я сказал экономке, что тушеная козлятина нравилась бы мне гораздо больше, не будь она такой чертовски костлявой.
— Простите, отче? — смутился козокрад.
— Когда ее ешь, у тебя набивается полный рот мелких острых костей, — пояснил Терри и назначил грешнику десять «Отче наш» и десять «Богородиц». Это была привычная епитимья.
Некоторые приходили за советом.
— Благословите, отче, я еще не согрешил, я только думаю о грехе. Я видел одного из тех людей, что убили мою семью. Он вернулся. Один из милицейского отряда, хуту. Он вернулся из лагеря беженцев в Гома. Я хочу его убить, но не хочу идти в тюрьму и в ад тоже не хочу. Можете вы упросить Бога простить меня прежде, чем я его убью?
— Не думаю, что Он на это согласится, — отвечал Терри. — Самое лучшее, что ты можешь сделать, — сообщить об этом парне в комендатуру и пообещать свидетельствовать против него в суде.
Потенциальный убийца заметил:
— Отче, когда до этого дойдет? Я читал в «Имвахо», что в тюрьмах сто двадцать четыре тысячи заключенных дожидаются суда. Через сколько же лет дойдет очередь до того, который убил мою семью? В «Имвахо» пишут, что понадобится двести лет, чтобы всех их осудить.
— А парень этот крепче тебя? — спросил Терри.
— Нет, он хуту.
— Подойди к нему, — посоветовал Терри, — и вмажь ему по зубам со всей силы, камнем. Тебе сразу полегчает. А теперь покайся в том, что ты готов был сделать, и выброси это из головы.
Терри мог предложить только временное облегчение, но изменить их жизнь он никак не мог.
Кающиеся опускались коленями на скамью и видели его профиль сквозь затянутую марлей ширму. Преподобный Терри Данн, молодой человек с бородкой, сидел на плетеном стуле в белой сутане. По обе стороны ширмы взгляду открывался двор, заросший кустарником и сорняками, и дорога, что вела в деревушку Арисимби. Исповедь он обычно проводил только раз в неделю, а мессу служил в школе, несколько раз в году — на Рождество, на Пасху и по случаю чьей-нибудь кончины. Епископ Руандез из городка Нундо, расположенного в девяти милях вверх по дороге, прислал отцу Данну письмо с приглашением приехать и отчитаться о проделанной работе.
Он отправился туда в старом желтом микроавтобусе «вольво», который принадлежал еще его предшественнику, и оказался в кабинете епископа между африканскими идолами и плетеными корзинками, с кожаным диваном и креслами, покрытыми накидками в форме звездочек, с репродукцией на стене «Тайной вечери» Леонардо и фотографией, запечатлевшей епископа вдвоем со святейшим папой. Терри был в сутане. Епископ, одетый в белый свитер, спросил его, не пытается ли он учредить в лоне церкви новую секту. Терри ответил, что нет. У него были личные причины, не позволявшие ему работать полноценно, но он предпочел о них умолчать. Сказал он епископу следующее:
— Вы вправе связаться с руководством миссии Святого Мартина в заливе Сент-Луис, штат Миссисипи, и потребовать моей замены, но, если вы так поступите, дай вам Бог удачи. В наши дни молодые люди отнюдь не ломятся в двери семинарии.
С тех пор прошло несколько лет. Когда Терри уходил, епископ скорбно качал головой ему вслед. А Терри продолжал жить как жил.
Этим вечером скамеечка для молитвы стояла под тростниковым навесом, тянувшимся через весь двор от дома священника. Голос, звучавший чуть громче шума дождя, забормотал:
— Простите, отче, ибо я согрешил. — И продолжил с ходу: — Еще мальчиком я убил семерых человек, и еще мы убивали инъензи, тараканов. Я убил четверых в церкви, когда вы служили там мессу, и вы видели, как это произошло. Мы убили пятьсот человек в Нундо, потом пришли сюда и убили, я думаю, человек сто в этой самой деревне, прежде чем все разбежались.
Терри продолжал созерцать двор, спускавшийся к потемневшей от дождя глинистой дороге.
— И убили еще нескольких человек на шоссе у пропускного пункта, где мы останавливали водителей и проверяли документы. Некоторых мы уводили в кусты и там убивали.
Человек замолчал. Терри ждал. Этот парень не каялся в грехах, он хвастался содеянным.
— Вы меня слышите, отче?
— Продолжай, — сказал Терри, ему было интересно, к чему ведет этот тип.
— Могу сказать, что скоро умрут и другие. Откуда мне это известно? Я — ясновидящий, отче. В видениях Святая Дева велит мне делать это — убивать инъензи. Вот я все вам рассказал, а вам нечего ответить. Да?
Терри молчал. Голос, в котором временами слышались визгливые нотки, был смутно ему знаком.
— Да, нечего, — настаивал голос. — То есть вы обязаны сказать, чтобы я этого не делал, но вы никому ничего сообщить не сможете: ни советнику, ни в ПАР, — никому, потому что я говорю все это вам на исповеди, а у вас есть правило, которое запрещает разглашать услышанное. Вы слышите меня? Прежде чем убить, мы отрежем им ступни. Знаете почему? Вы там были тогда, значит, вы понимаете. И вы не сможете нас остановить. Слушайте, если мы увидим вас, когда придем, такого высокого, как вы, мы и вам тоже отрежем ступни.
Терри сидел на своем плетеном стуле и смотрел на дождь, на бледное небо, на туман, покрывавший горы. Эти парни и впрямь способны на такое. Они уже проделывали подобное, так что этот человек не просто болтает.
— Вы назначите мне епитимью? — спросил он.
Терри не отвечал.
— Ну хорошо, тогда я пошел.
Человек встал с колен, и секунду спустя Терри увидел, как он удаляется, увидел его тощие босые ноги, тщедушную фигуру в клетчатой зеленой рубашке и надетой от дождя потрепанной соломенной шляпе с обвисшими полями. Лицо его видеть не было нужды. Терри узнал его, как узнавал жителей деревни по их одежде, которую они надевали утром, если только не спали в ней. Он совсем недавно видел эту клетчатую зеленую рубашку, всего несколько дней назад…
Между палатками на ярмарке.
Этот самый тип в рубашке и трое его дружков пили банановое пиво из оловянного желоба, достаточно длинного, чтобы всем достало места. Присев на корточки и склонив головы, они потягивали густое теплое варево через камышовые трубочки, и пиво горячило их, и сонные глаза их засверкали, когда они проводили взглядами проходившего мимо Терри. Терри встретился глазами с парнем в зеленой рубашке, и тот сказал что-то приятелям, те засмеялись, а парень в зеленой рубашке громче всех, и его визгливый смех какое-то время сопровождал Терри, который остановился около человека, жарившего кукурузу на раскаленных углях. Звали его Томас, и одет он был в желтую футболку, которую Терри подарил ему несколько месяцев назад. Он спросил Томаса об этом парне с визгливым голосом, и Томас ответил:
— Ах, это провидец, Бернард. Он пьет банановое пиво, и Божья Матерь беседует с ним. Кое-кто ему верит.
— Что он сейчас говорит?
— Когда вы прошли мимо, он сказал: «Вот идет умугабо вамбайе иканзу», это он назвал вас «мужчина, который носит платье». Потом он добавил, что вы пришли купить продуктов для вашей потаскушки тутси, которая вам стряпает и которую вы трахаете, но не хотите, чтобы про это знали, потому что вы священник. Бернард сказал, что это Божья Матерь ему открыла все про ваши дела. Он еще добавил, что нисколько вас не боится. Оли эниамасва. Вашими родителями были животные.
— Я его даже не знаю. Чего он добивается?
