Сергей Арзуманов - Миллиардер
Обзор книги Сергей Арзуманов - Миллиардер
Сергей Арзуманов
Миллиардер
— А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?
— Всех, — ответил арестант, — злых людей нет на свете.
— Впервые слышу об этом, — сказал Пилат, усмехнувшись, — но, может быть, я мало знаю жизнь…
— В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?
— Нет, я своим умом дошел до этого.
М. Булгаков «Мастер и Маргарита»Знаете ли вы, что такое миллион долларов? Это граница предельных мечтаний обычного человека. Арифметически точно выверенный предел мечты. А что вы скажете о десяти миллионах долларов на вашем счете? А о ста миллионах долларов? Знаете ли вы, что такое просыпаться с мыслью, что у тебя есть сто миллионов долларов?
Кого сделать богатым в одночасье, а кому не дать шанса высунуть свою голову никогда, судьба решает единолично. И судьбы миллионов переплетаются зависимостью с судьбами избранных.
АвторЧасть I
ВОСХОЖДЕНИЕ
E Pluribus Unum
Из многих единое
1
Когда я оглядываюсь на свою жизнь, я понимаю, что родился в том Месте и в то Время. Парад Планет пошел вспять, чтобы вопреки всему мироустройству я взгромоздился на крышу мира, да еще так, что этого почти никто не заметил.
Я всегда был предприимчив настолько, насколько это позволяла советская власть. Умение договариваться, решать вопросы мирно и бесконфликтно помогало моему движению вперед. Я был человек-коммуникатор — связующее звено между людьми разных взглядов и характеров. Я выигрывал на том, что сводил людей, неспособных договориться между собой. Во мне практически отсутствовало чувство стыда, я был не обидчив и развил в себе ценнейшее качество — не показывать удивления, что бы ни произошло.
После школы в 1978 году я поступил в Плехановский институт без особого труда. В 1983-м, после окончания экономического факультета с отличием, я был направлен по распределению в Новомосковск, на комбинат химических полимеров. Пять лет после института прошли спокойно. На комбинате меня все считали за своего, и, к моему удивлению, ни одна интрига меня не коснулась.
Но эти годы мы с Мариной жили впроголодь. Зарплаты всегда не хватало, я занимал у друзей и сослуживцев. Иногда деньги присылали родители. Мы часто с женой мечтали, сидя у телевизора, как я начну получать зарплату начальника и как мы будем откладывать деньги на сберкнижку, и каждый год что-нибудь покупать для семьи. И мы купим ей дубленку, а мне пальто.
Годы и месяцы шли, а я, к моему искреннему удивлению, оставался все также беден. Мой ум не приносил мне дохода. И я начал подозревать подвох, который от меня скрывала власть. Мои мозги, знания и умение договариваться в любых ситуациях — вовсе не гарантия благополучия. Я могу так и остаться в безвестности и уйти на пенсию с должности замначальника какой-нибудь пронырливой сволочи.
Такая перспектива не привлекала ни меня, ни мою жену.
— Влад, нам нужно перебираться в Москву, — в который раз жена заводила со мной беседу о переезде.
— Мариша, но ведь я жду повышения.
— Ты можешь и не дождаться, что тогда.
— А я уверен, нужно ждать.
Жена больше ничего не сказала и ушла на кухню. Мы часто заводили этот разговор для самоуспокоения, понимая, что переезд не возможен. Потом жена всегда тихо ложилась спать, а я еще долго бродил по дому и рассматривал свою библиотеку. Я не жалел денег на книги, особенной моей страстью были биографии великих людей.
Я — раб обстоятельств, а они — цари, императоры, предводители, полководцы — вершители судеб. Как далека моя жизнь от их жизни. Как ничтожен каждый мой день по сравнению с их делами…
Я женился на красивой и по странному стечению обстоятельств умной и обаятельной девушке, которая родила мне дочь и сына. Мы жили мирно и счастливо. Но мир вокруг нас начал меняться. Молодые и предприимчивые инженеры бросали сдыхающие заводы и уходили без оглядки в бизнес. Тогда не было страха, была только дерзкая мечта разбогатеть и затмить мир своим богатством. К началу 1992 года наш завод покинули все, кому было меньше сорока. Остался я один.
Марина постоянно заводила разговоры о том, что и мне пора уйти с завода и начать свое дело. Но я не поддавался, интуиция подсказывала мне, что грандиозные перемены застигнут меня именно здесь, на родном заводе.
Я пересидел всю перестройку. К началу 1991 года мы были банкротами. Продукция лежала не отгруженной на складах и под открытым небом. Спасались мы тем, что выпускали полиэтиленовые пакеты для магазинов.
К концу 1991 года завод стал выходить из кризиса исключительно за счет пакетов. Начали поступать заказы на пакеты с эмблемами и рекламой. Я стал главным дизайнером, разработчиком и маркетологом.
В начале 1992 года меня наконец утвердили в должности заместителя генерального директора. Карьера по советским меркам сногсшибательная. В тридцать два года я второй человек на крупном заводе. Директор уже далеко пенсионного возраста, и через два-три года я вполне смогу занять его место. Зарплата моя выросла в два раза, и летом мы с семьей поехали в Сочи в правительственный санаторий «Россия».
Мои бывшие одноклассники уже зарабатывали неденоминированные миллионы и покупали себе «мерседесы» и банки. Волшебное время вседозволенности, когда все зарабатывали на всех и никто не был в проигрыше. Как это получалось, теперь уже не ясно. Но тогда казалось, что так будет всегда. Умный и предприимчивый поведет за собой глупых и наивных. Волшебное время вселенского бизнеса, бирж, акций, ваучеров, проходимцев, авантюристов, идеалистов и брокеров.
В том же, 1992 году по протекции директора я попал в президентскую программу по обучению молодых российских руководителей за границей и на год уехал в Голландию. В Гаагском институте всемирного менеджмента я обнаружил две стороны одной странной медали. Наше советское образование оказалось лучше всех, но языковая подготовка хуже всех.
На те гроши, что мне платили в виде стипендии, я нанял преподавателя английского и французского. Уже через месяц занятий я понял главное: два этих языка есть фактически одно и то же, только с разным произношением. Я овладел обоими языками за полгода и первый семестр магистратуры сдал на «отлично».
Уже через две недели обучения я оказался в постели с боливийкой, которая училась со мной в одной группе. По мне пронесся ураган латиноамериканской страсти и южноамериканского умения. Мне открылась такая правда, от которой чуть не повредились мозги. К тридцати двум годам своей жизни я познал больше тридцати женщин и был уверен, что знаю многое. Но то, что творила в постели Изабель, повергло меня в шок. Я понял, что среднеевропейская женщина знает о сексе столько же, сколько бельгиец о потенциальных последствиях спирта двойной очистки в морозную ночь близ Диканьки.
Там, в Нидерландах, я купил себе первый дорогой костюм, двубортный «Черутти» за триста долларов. Тогда для меня это имя ничего не значило. Я просто понял, что костюм мне нравится, и купил его. Это были последние деньги, но в новой нарождающейся экономике России этот костюм должен был окупиться тысячу раз.
Несколько лет спустя я стал владельцем маленького ателье на аристократической окраине Милана. Ателье оказалось в моих руках по странному стечению обстоятельств. Мне срочно понадобился фрак для приема в честь русских ученых-физиков, который устраивал Нобелевский комитет в королевском дворце Стокгольма.
Новость застала меня в Милане вечером. «Сесна» уже была арендована на семь утра. На фрак — всего одна ночь. Я нашел старую тэйлорскую мастерскую. Заносчивый владелец, разбуженный мной, сообщил, что сам Папа не позволил бы себе такой наглости и дождался бы утра. То, что я оказался русским, его не удивило, эти русские бесцеремонны и нахальны. Однако за пятьдесят тысяч долларов он сошьет мне фрак, подняв с постели всю свою мастерскую.
Он полагал, видимо, вызвать у меня удивление, но к тому времени я уже стал воспринимать деньги как безотказный инструмент воздействия на человека и их количество меня мало волновало. Однако я все же поинтересовался, почему фраки так дороги нынче, пусть и по ночному тарифу. На что он сообщил мне, что ночной тариф здесь ни при чем. Ателье его в закладе, дела идут из рук вон плохо, молодые и энергичные модельеры шьют костюмы-fusion, которые носит молодежь, а истинные джентльмены куда-то исчезли. Он должен банку пятьдесят тысяч долларов, и раз сумасшедшему русскому нужен фрак ночью, есть шанс покрыть свои долги. Ситуация оказалась сложной. Меня однозначно загнали в угол, но из этого угла я должен выйти с еще большим достоинством, чем я туда зашел.
