Гарольд Шехтер - Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По
Несколько секунд я лежал в состоянии крайнего смятения, не понимая, где нахожусь. Мало-помалу я узнал окружающее. Судя по тому, что в комнате стало намного темнее с тех пор, как я вошел, проспал я не меньше часа. День близился к вечеру. Вскочив с кровати, я накинул на себя одежду, бывшую на мне до сна, вышел на площадку и спустился вниз.
По контрасту с радостным щебетом, раздававшимся в доме ранее, сейчас в нем царила полная тишина. Войдя в теплую, ярко освещенную гостиную, я удивился, увидев одного лишь Барнума, который стоял у каминной полки, изучающе глядя на дагеротип сестер Элкотт, привезенный ими из Бостона для матери.
– А, вот и ты, По! – воскликнул он в ответ на мое приветствие. – Наконец-то вернулся из царства сна. Неплохо же ты вздремнул. Я уже собирался подыматься и будить тебя!
– Где все? – поинтересовался я.
– Там, в сарае. Спектакль вот-вот начнется. Еще кого-то поджидают.
– Вирджиния тоже там? – несколько встревоженно спросил я, представив, как Сестричка трясется в сыром, холодном сарае, ожидая, пока начнется пьеса.
– Конечно, где же ей еще быть? – сказал Барнум. Затем, заметив мою обеспокоенность, добавил: – Да ты не волнуйся. Ее накутали, как Поразительного Углика, моего настоящего аляскинского эскимоса. Миссис Элкотт об этом позаботилась. Слава Всевышнему, но твоя Вирджиния радуется как дитя. Такой задорной я ее еще никогда не видел.
– Уверен, ее воодушевляет то, что доктор Фаррагут нашел необходимые составляющие для ее лекарства.
– А как же иначе?! – сказал Барнум, беря меня под руку и проходя в переднюю. – Мне уже все подробно рассказали. Слава Богу, он нашел банку с этими – как его там, ну да ладно – всякими редкими травами. Так что теперь не успеешь и глазом моргнуть, как приготовит он свои замечательные пилюли и жена твоя мигом поправится.
– Горячо надеюсь, что вы правы, – сказал я.
– Какие могут быть вопросы! – ответил галерейщик, надевая пальто и касторовую шляпу, пока я накидывал толстый плац. – Это же чудо-человек. Сам видел! – Открыв дверь, он вышел на крыльцо, я последовал за ним.
Хотя вечерний воздух был очень холодным, низкие тучи, весь день нависавшие над землей, полностью рассеялись. Бесчисленные звезды усеяли небо, а яркая луна в третьей четверти заливала округу призрачным сиянием.
Спустившись с крыльца, мы с Барнумом обошли дом. Как только мы свернули за угол, перед нами показалось громоздкое строение, это и был сарай. Из приоткрытой двери струился теплый желтый свет, радостный детский гомон доносился из похожей на пещеру постройки.
– Что-то не видно двуколки доктора Фаррагута, – сказал я, когда мы шли по двору.
– Все возится со своими чудо-лекарствами, – ответил Барнум. – Хочет, чтобы все было чин-чином. Эти ученые гении – все одинаковые. Взять хотя бы профессора Эшола Селлерса, мое Интеллектуальное Чудо. Полгода почти усовершенствовал свой перпетуум-мобиле, установленный в Зале Технических Див. Но оно того и стоило. Одна из величайших диковинок моего музея – публика рвется, как на собачьи бои!
– Возможно, вы и правы, – сказал я. Пар от дыхания завитками таял в воздухе. – Однако надеюсь, что добрый доктор приедет до начала представления.
– Да я и сам думал, что он приедет пораньше, – сказал Барнум. – Ничего – обсудим все потом.
– Обсудим? – переспросил я.
– Пришла мне тут в голову одна мыслишка, – ответил галерейщик. – Маленькое деловое предложение.
– Ага! – воскликнул я, резко останавливаясь перед полуприоткрытой дверью сарая. – Так я и думал.
– Что думал? – спросил Барнум.
– Хотя я ничуть не сомневался в искренности вашего желания посмотреть, как мы поживаем тут, в Конкорде, я подозревал, что у вашего визита есть и, так сказать, подспудная цель.
– Ну, По, – сказал Барнум, – ты меня без ножа зарезал! – В льющемся из двери свете я увидел, что он потрясен. – Поверь, я думал только о тебе и твоей драгоценной супруге, когда решил отправиться сюда!
Заводить дела с доктором Фаррагутом мне и в голову не приходило! Только когда я его увидел, у меня и мелькнуло!
Несмотря на то что мне было крайне любопытно, какое именно дело собирался галерейщик обсудить со старым врачом, я не успел попросить растолковать мне все в подробностях, поскольку в этот момент я услышал, как жена кричит мне что-то из сарая. Опередив Барнума, я вошел внутрь, но остановился на пороге, обозревая сцену.
Вся задняя часть сарая пряталась в полутьме, зато передняя была ярко высвечена полудюжиной фонарей, некоторые из которых стояли на перевернутых деревянных бадьях, остальные же свисали с крючьев, ввинченных в массивные стропила. Укутанная в клетчатое шерстяное пальто, в шляпке из коричневой итальянской соломки, Сестричка примостилась на импровизированной скамье, смастеренной из грубо обтесанной доски, лежавшей на нескольких толстых поленцах. Рядом с ней сидела миссис Элкотт с дочкой Лиззи, чья неисправимая стеснительность мешала ей исполнять хоть какую-либо role24 в происходящем, кроме роли зрителя.
Остальная публика состояла из дюжины с небольшим мальчиков и девочек: одни сидели прямо на полу, другие – на охапках сена. Все без умолку, возбужденно болтали, наблюдая за последними приготовлениями на маленьком помосте в передней части сарая.
Одетые в живописные костюмы Луи, Мэй и Анна наводили последний глянец на нечто, изображавшее пещеру, сооруженную из сломанных ветром веток, куч тряпья, выброшенных за ненадобностью козел для сушки одежды, растений в горшках – словом, всякой всячины. В этих трудах им помогал коренастый лохматый молодой человек, в котором я сразу признал старого друга семьи Генри Торо. Стоя на перевернутом бочонке, зажав в зубах несколько толстых гвоздей, он приколачивал большое полотно, на котором маленькая Мэй изобразила милую лесную сценку, к одной из нижних балок.
Подойдя к скамье вместе с Барнумом, я тепло поприветствовал Сестричку и ее спутниц. Жена пылко пожала мою руку и произнесла несколько слов, неразличимых из-за все нараставшего шума, поднятого детской аудиторией.
Наклонившись к Сестричке, я попросил ее повторить то, что она сказала.
– Сказала, что ты выглядишь хорошо отдохнувшим после сна, – с улыбкой ответила жена.
Я признал, что отдых действительно придал мне сил.
– А ты, дорогая моя, как ты себя чувствуешь? Ты тепло оделась? Что-то пальцы у тебя холодные.
– Хорошо, Эдди, – ответила она. – Очень волнуюсь, как пройдет пьеса. Я долго ждала этого дня.
В этот момент Барнум тронул меня за плечо и, указав массивным подбородком в сторону сцены, спросил:
– А что это за парень с гвоздями во рту?
