Дороти Сэйерс - Медовый месяц в улье
– Не нужна ли вам помощь, миледи?
– Ой, Крачли, я не знаю. Вы сейчас свободны? Крачли объяснил, что привез пассажиров из Грейт-Пэгфорда на похороны, но сейчас они отправились обедать в “Корону” и в его услугах пока не нуждаются.
– Но разве вы не хотите пойти на похороны? Вы ведь в пэгглхэмском хоре? Викарий говорил, что будет служба с хором.
Крачли помотал головой:
– Я тут поругался с миссис Гудакр – по крайней мере, она на меня ругалась. Это все Кирк… проныра. Викариевой жене нечего нос совать в мои дела с Полли Мэйсон. Я пришел насчет оглашения брака, а миссис Гудакр на меня напустилась.
– Вот как, – сказала Гарриет. Ей и самой не очень-то нравился Крачли, но, поскольку он, очевидно, не знал, что мисс Твиттертон предала свои несчастья огласке, она решила не демонстрировать знакомство с темой. Мисс Твиттертон, вероятно, уже жалеет, что все рассказала. И, заведя об этом разговор с Крачли, она только усугубит унижение бедной женщины. Кроме того, в окне скорчился один из грузчиков, бережно укладывавший бронзовых всадников и прочие произведения искусства в ящик, а другой, стоя на стремянке, освобождал стены от расписных зеркал и явно нацеливался на часы.
– Очень хорошо, Крачли. Помогите рабочим, если нужно.
– Да, миледи. Мне вынести эти вещи?
– Да нет, пока не надо. – Она повернулась к человеку в окне, который поместил последнее страшилище в ящик и набивал крышку.
– Не могли бы вы не трогать пока остальную мебель в этой комнате? Муж придет сюда с похорон, возможно, не один. Нам понадобятся несколько стульев.
– Будет сделано, леди. Можно нам перейти наверх?
– Конечно. Да и эта комната нам нужна ненадолго.
– О’кей, леди. Пошли. Сюда, Билл.
Билл, тощий мужчина с усами, придававшими ему виноватый вид, послушно спустился со стремянки.
– Ладно, Джордж. Те кровати с балдахинами-то так быстро не разберешь.
– Вам нужна помощь? Вот этот человек – здешний садовник.
Джордж уставился на Крачли, который взял стремянку и перенес в центр комнаты.
– Там в теплице цветы какие-то. Нам про них особых распоряжений не дали, но сказали вынести всё.
– Да, растения придется отдать, и те, что здесь, – тоже. Но это будет позже. Крачли, пойдите осмотрите теплицу.
– И в сарае там полно всего, – сказал Джордж. – Там Джек, ему помощь не помешает.
Крачли снова поставил стремянку к стене и вышел. Джордж и Билл удалились наверх. Гарриет вспомнила, что на этажерке лежат табак и сигары Питера, и взяла их. Затем, будто пораженная молнией, побежала в кладовую. Ее уже опустошили. Она бросилась в погреб, словно за ней мчались фурии, и даже не успела вспомнить, что некогда лежало у подножия этих ступеней. Внутри была тьма египетская, но она зажгла спичку и наконец выдохнула. Все было в порядке. Две с половиной дюжины портвейна спокойно лежали на полках, снабженные запиской, написанной большими буквами: “СОБСТВЕННОСТЬ ЕГО СВЕТЛОСТИ. НЕ ТРОГАТЬ”. Поднявшись к свету, она столкнулась с Крачли, который входил в дом через заднюю дверь. При виде Гарриет он вздрогнул.
– Я проверяла, как там вино. Вижу, Бантер написал предупреждение. Но вы, пожалуйста, скажите тем людям еще раз, чтобы они и пальцем не трогали бутылки. Ни в коем случае.
Крачли широко улыбнулся, и Гарриет увидела, каким симпатичным он может быть. Причины опрометчивости мисс Твиттертон и Полли Мэйсон стали ей понятнее.
– Это они навряд ли сделают, миледи. Мистер Бантер сам с ними поговорил. Очень серьезно. Видать, сильно дорожит этим вином. Слышали бы вы, как он вчера бранился на Марту Раддл…
Гарриет пожалела, что не слышала, и с трудом удержалась, чтобы не начать расспрашивать очевидца, но сочла, что развязность Крачли вряд ли стоит поощрять. Кроме того, он был в ее черном списке, знал он это или нет. Она сказала с нажимом:
– Так проследите, чтобы они об этом не забыли.
– Хорошо. А бочку им, наверно, взять можно.
– Да-да, она не наша. Наше пиво только в бутылках.
– Очень хорошо, миледи.
Крачли снова вышел, так и не взяв то, за чем приходил. Гарриет вернулась в гостиную. Терпеливо и жалостливо она вынула фикусы из кашпо и сгрудила их на полу, как маленькое печальное стадо, присоединив к ним уродливый кактус, похожий на переполненную игольницу, и молодой каучуконос. К этим растениям она была на редкость равнодушна, однако их освящали сентиментальные воспоминания: над ними смеялся Питер. Ей пришло в голову, что она совершенно помешалась на Питере, раз его смех способен освятить фикус.
– И очень хорошо, – произнесла Гарриет вслух. – Помешалась так помешалась.
Она выбрала самый большой фикус и поцеловала его бесстрастный блестящий лист.
– А тебя, – радостно сообщила она кактусу, – я целовать не буду, пока ты не побреешься.
Вдруг в окне возникла голова, изрядно ее напугав.
– Простите, миледи, – сказала голова. – Там детская коляска в сарае, она ваша?
– Что? О господи, нет, – ответила Гарриет, ярко представив себе, что чувствовал Питер вчера вечером. (“Так и знал, что буду выглядеть идиотом”, – похоже, они оба на это обречены.) – Наверное, покойный хозяин купил ее на распродаже.
– Как скажете, леди, – сказала голова (предположительно Джекова) и удалилась, насвистывая.
Ее собственная одежда была упакована. После завтрака к ней поднялся Бантер – Питер в это время отвечал на письма – и стал свидетелем ее битвы с оранжевым платьем. Задумчиво понаблюдав с минуту, он предложил помощь, которая была с облегчением принята. В конце концов, наиболее интимные предметы были уложены раньше – хотя потом, увидев свое белье распакованным, она не могла припомнить, как завернула его в столько слоев бумаги, и удивилась тому, что она, оказывается, умеет аккуратно укладывать вещи.
Так или иначе, все было сделано.
В гостиную вошел Крачли с несколькими стаканами на подносе:
– Подумал тут, что вам они могут понадобиться, миледи.
– О, спасибо, Крачли. Это очень кстати. Да, наверное понадобятся. Поставьте их вон туда, хорошо?
– Да, миледи.
Уходить он словно бы не собирался. Помолчал, потом заговорил снова:
– Тот парень, Джек, спрашивает, что ему делать со всякими консервами и бутылками.
– Скажите, пусть оставит в кладовой.
– Он не знает, какие ваши, миледи.
– Все, что с ярлыком “Фортнум энд Мэйсон”. Остальное, скорее всего, здешнее.
– Очень хорошо, миледи… Можно ли спросить, вернетесь ли вы и его светлость сюда? Потом?
– Да, Крачли. Я уверена, что вернемся. Вы беспокоитесь о своей работе здесь? Конечно. Мы, возможно, уедем на время, пока тут все переделывают, но хотим, чтобы вы содержали сад в порядке.
– Спасибо, миледи. Очень хорошо. Повисла неловкая тишина. Затем:
