Артур Дойль - Долина страха
— Большое «P» с украшением над ним, а «e» и «n» поменьше? — спросил Холмс.
— Совершенно верно.
— «Пенсильваниа Смолл Арме Компани» — очень известная американская фирма, — сказал Холмс.
Мейсон уставился на моего друга, как деревенский лекарь на специалиста с Харли-стрит, одним словом разрешившего все трудности консилиума.
— Это очень кстати, мистер Холмс. Несомненно, вы правы. Удивительно, удивительно! Неужели вы можете удержать в своей памяти имена всех оружейных фабрикантов?
Холмс не пытался прервать поток красноречия.
— Без сомнения, это американское охотничье ружье, — продолжал Мейсон. — Я, кажется, где-то читал, что спиленными охотничьими ружьями пользуются в некоторых штатах Америки. Эта мысль уже приходила мне в голову, независимо даже от букв между стволами. Теперь очевидно, что человек, прокравшийся в дом и убивший его хозяина, был американец.
Мак-Дональд покачал головой.
— Вы, вероятно, заработались до переутомления, — сказал он. — Я до сих пор не уверен, что кто-нибудь чужой был в доме.
— А открытое окно, кровь на косяке, странная карточка, следы в углу, ружье?…
— Все могло быть устроено нарочно. Мистер Дуглас был американцем или долго жил в Америке, также и мистер Баркер. Вам совершенно не нужно вводить в дом американца, чтобы приписать ему все эти штуки.
— Эймс, дворецкий…
— На него можно положиться?
— Он десять лет жил у сэра Чарльза Чандоса и надежен, как скала. Он жил у Дугласа еще до того, как Дуглас снял усадьбу. Так вот, этот самый Эймс не видел в доме подобного ружья.
— Ружье старались скрыть. Поэтому и спилили стволы. Его легко можно было держать в любой коробке. Как он может клясться, что такого ружья не было в доме?
— Все же он никогда не видел ничего подобного.
Мак-Дональд покачал своей упрямой шотландской головой.
— Я все-таки далеко не убежден, что никакого ружья не было никогда в этом доме, — сказал он. — Я прошу вас рассудить, — чем больше он горячился, тем явственнее проступал в его речи абердинский акцент, — я прошу вас рассудить, что будет, если мы предположим, что ружье было кем-либо принесено в дом и что все странные шутки устроены человеком со стороны. О, господа, как неубедительно! И явно противоречит здравому смыслу! Я предлагаю вам, мистер Холмс, разобраться в том, что вы слышали.
— Хорошо, дайте ваши показания, мистер Мак — сказал Холмс судейским тоном.
— Человек этот — не вор, если он только вообще когда-либо существовал. История с кольцом и карточка указывают на предумышленное убийство из-за личных счетов. Прекрасно. Человек прокрадывался в дом с обдуманным намерением совершить убийство.
Он знает, — если он вообще что либо знает, — что столкнется с трудностями, так как дом окружен водой. Какое же оружие ему выбрать? Конечно самое бесшумное. Тогда бы он мог надеяться, совершая убийство — живо проскользнуть в окошко, перейти ров и благополучно вернуться. Но непонятно, зачем он принес с собой самое шумное оружие, какое только можно выбрать, прекрасно зная, что каждый человек в доме бросится на шум со всех ног и что это даст возможность обнаружить его прежде, чем он переберется через ров. Не так ли?
— Да вы основательно разобрали положение вещей, — задумчиво отвечал мой друг. — Необходимы очень веские доказательства обратного. Скажите, мистер Уайт Мейсон, когда вы исследовали внешнюю сторону рва, вы не нашли следов, оставленных человеком, вылезшим из воды?
— Никаких следов, мистер Холмс, но там есть каменная облицовка, которую надо бы еще хорошенько осмотреть.
— Ни следов, ни знаков?
— Пока ничего.
— Гм! Мистер Мейсон, вы не против того, чтобы мы теперь же отправились на место? Новая черточка, найденная там, хотя бы и незначительная, может оказаться очень важной впоследствии.
— Я только что хотел предложить это, мистер Холмс, но я рассчитывал познакомить вас со всеми фактами еще здесь. Я полагаю, что если вас что-нибудь поразит… — Мейсон с сомнением взглянул на своего коллегу-любителя.
— Мне уже приходилось работать с мистером Холмсом, — заметил инспектор Мак-Дональд. — Он понимает эту игру.
— Во всяком случае, у меня собственная система этой игры, — сказал Холмс, улыбаясь. — Я вхожу в дела, чтобы удовлетворить правосудие и помочь полиции. Если же когда-либо и действовал отдельно от официальных лиц, то лишь потому, что они отделялись от меня первыми. Но я не буду полиции ставить в счет ее ошибки. Теперь, мистер Мейсон, я буду работать, как хочу, и представлю свои выводы тогда, когда захочу.
— Мы очень благодарны, что вы нас почтили своим присутствием, и покажем вам все, что только сможем, — сердечно произнес Мейсон. — Вперед… доктор Уотсон, и когда дело окончиться, мы все рассчитываем на страничку в вашей книге.
Мы начали спускаться по живописной сельской дороге, окаймленной с обеих сторон рядами подстриженных вязов. Впереди возвышались два каменных столба, поврежденных непогодой и обросшие мхом. На них виднелись бесформенные обломки бывшие некогда каменными изваяниями прыгающих львов. Пройдя столбы, мы оказались в аллее из старых дубов. По обеим сторонам располагались газоны. Все это представляло собой один их характерных пейзажей сельской Англии. Потом — внезапный поворот, и перед нами возник большой низкий дом из темно-коричневого кирпича со старинным садом из тисовых деревьев. Когда мы подошли поближе, то увидели и деревянный подъемный мост и великолепный широкий ров, блестевший, как ртуть, на холодном зимнем солнце. Три столетия пронеслись над домом — годы рождений и кончин, сельских праздников и псовых охот. Странно, и теперь это мрачное здание бросало тень на веселые долины.
Холмс подошел к краю рва и заглянул в него. Затем он исследовал каменную облицовку и траву.
— Я хорошо смотрел, мистер Холмс, продолжал Мейсон. — Тут нет ничего, никаких следов того, что кто-нибудь карабкался. Впрочем, разве он должен был оставить след?
— Обязательно. Иначе быть не могло… Вода всегда мутная?
— Почти всегда такого цвета. Поток несет тину.
— Какая глубина?
— Около двух футов по бокам и три — посредине.
— Так что можно отбросить мысль, что убийца утонул, пересекая ров?
— Даже ребенок не смог бы в нем утонуть.
Мы перешли подъемный мост и были встречены длинным сухим, с некоторыми следами былой чопорности человека — это был дворецкий Эймс. Бедный старик был страшно бледен и дрожал от нервного потрясения. Бирлстонский полисмен — рослый меланхоличный человек с солдатской выправкой — стоял на страже у роковой комнаты. Доктора уже не было.
