Уилки Коллинз - Лунный камень
Что же касается заблудшей моей тетушки, то форма, въ которой слѣдовало теперь проявиться моей благочестивой настойчивости, представилась мнѣ весьма ясно.
Приготовленіе чрезъ посредство моихъ духовныхъ друзей не удалось, благодаря собственному нежеланію леди Вериндеръ. Приготовленіе посредствомъ книгъ не удалось, благодаря богопротивному упорству доктора. Быть по сему! Что же теперь попробовать? Теперь надлежало попробовать приготовленіе посредствомъ записочекъ. Другими словами, такъ какъ самыя книги были присланы назадъ, то слѣдовало сдѣлать выписки избранныхъ отрывковъ различнымъ почеркомъ, и адресовавъ ихъ тетушкѣ въ видѣ писемъ, однѣ отправить по почтѣ, а другія размѣститъ въ домѣ по плану, принятому мною наканунѣ. Письма не возбудятъ никакихъ подозрѣній; письма будутъ распечатаны, а однажды распечатанныя, быть-можетъ, и прочтутся. Нѣкоторыя изъ нихъ я сама написала: «Милая тетушка, смѣю ли проситъ вашего вниманія на нѣсколько строкъ?» и пр. «Милая тетушка, вчера вечеромъ я, читая, случайно напала на слѣдующій отрывокъ и пр.» Другія письма были написаны моими доблестными сотрудницами, сестрами по Материнскому Обществу Дѣтской одежды и пр. «Милостивая государыня! Простите участію, принимаемому въ васъ вѣрнымъ, хотя и смиреннымъ другомъ….» «Милостивая государыня! позволите ли серіозной особѣ удивить васъ нѣсколькими шутливыми словами?» Употребляя такіе, и тому подобные образцы вѣжливыхъ просьбъ, мы воспроизвели всѣ безцѣнные отрывки въ такой формѣ, что ихъ не заподозрилъ бы даже зоркій матеріализмъ доктора. Еще не смерклись вокругъ насъ вечернія тѣни, какъ я уже запаслась для тетушки дюжиной пробуждающихъ писемъ, вмѣсто дюжины пробуждающихъ книгъ. Шесть изъ нихъ я тотчасъ распорядилась послать по почтѣ, а шесть оставила у себя въ карманѣ для собственноручнаго распредѣленія по всему дому на завтра.
Вскорѣ послѣ двухъ часовъ я снова была уже на полѣ кроткой битвы, и стоя на крыльцѣ у леди Вериндеръ, предлагала нѣсколько ласковыхъ вопросовъ Самуилу.
Тетушка дурно провела ночь. Теперь она снова въ той комнатѣ, гдѣ свидѣтельствовали ея завѣщаніе, отдыхаетъ на диванѣ и старается немного соснуть.
Я сказала, что подожду въ библіотекѣ, пока можно будетъ ее видѣть. Въ ревностномъ желаніи поскорѣе размѣстить письма, мнѣ и въ голову не пришло освѣдомиться о Рахили. Въ домѣ было тихо; концертъ давно уже начался. Я была въ полной увѣренности, что она съ своею компаніей искателей удовольствія (и мистеромъ Годфреемъ, увы! въ томъ числѣ) была въ концертѣ, и ревностно посвятила себя доброму дѣлу, пока время, и обстановка была въ моемъ распоряженіи.
Полученныя поутру письма къ тетушкѣ, въ томъ числѣ и шесть пробуждающихъ, отправленныхъ мною наканунѣ, лежали нераспечатанными на библіотечномъ столѣ. Очевидно, она чувствовала себя не въ силахъ заняться такою кучей писемъ. Я положила одно письмо изъ второй полдюжины отдѣльно на каминѣ, чтобъ оно возбудило ея любопытство своимъ положеніемъ въ сторонѣ отъ прочихъ. Второе письмо я съ умысломъ бросила на полу, въ чайной. Первый слуга, который войдетъ сюда послѣ меня, подумаетъ, что тетушка обронила его, и тщательно позаботатся возвратить ей. Засѣявъ такомъ образомъ поле нижняго этажа, я легко вбѣжала на верхъ, чтобы разсыпать свое милосердіе въ гостиныхъ. Только что я вошла въ первую комнату, какъ на крыльцѣ дважды стукнули въ дверь, — тихо, спѣшно и осторожно. Прежде чѣмъ мнѣ пришло въ голову отступать къ библіотекѣ (въ которой я обѣщала дожидаться), проворный молодой лакей поспѣшилъ въ переднюю и отворилъ дверь. «Не важное дѣло», подумала я. При тетушкиномъ состояніи здоровья, посѣтителей обыкновенно не принимали. Но къ ужасу и удавленію моему, постучавшійся оказался исключеніемъ изъ общаго правила. Голосъ Самуила подо мною (повидимому, отвѣтивъ на кое-какіе вопросы, которыхъ я не разслыхала) несомнѣнно проговорилъ: «пожалуйте на верхъ, сэръ». Вслѣдъ затѣмъ я услыхала походку — мужскую походку — приближающуюся къ гостиной. Кто бы могъ быть этотъ привилегированный посѣтитель мужскаго пола? Почти вмѣстѣ съ этимъ вопросомъ мнѣ пришелъ въ голову и отвѣтъ: «Кому же быть, какъ не доктору?»
Будь это иной посѣтитель, я позволила бы застать себя въ гостиной. Что же необыкновеннаго въ томъ, что я соскучилась въ библіотекѣ и взошла на верхъ ради перемѣны? Но самоуваженіе преграждало мнѣ встрѣчу съ лицемъ, оскорбившимъ меня отсылкой назадъ моихъ книгъ. Я скользнула въ третью комнату, сообщавшуюся, какъ я выше сказала, со второю гостиной, и опустила портьеру у входа. Переждать минутки двѣ — и наступитъ обычный исходъ подобныхъ случаевъ, то-есть доктора проводятъ въ комнату больной.
Я переждала минутки двѣ и болѣе двухъ минутокъ; мнѣ слышалась безпокойная ходьба посѣтителя изъ угла въ уголъ.
Я слышала какъ онъ разговаривалъ про себя; мнѣ даже голосъ его показался знакомымъ. Не ошиблась ли я? Быть можетъ, это не докторъ, а кто-нибудь другой? Мистеръ Броффъ, напримѣръ? Нѣтъ! Неизмѣнный инстинктъ подсказалъ мнѣ, что это не мистеръ Броффъ. Кто бы онъ ни былъ, но все-таки онъ продолжилъ разговаривать съ самимъ собой. Я крошечку раздвинула портьеру и прислушалась.
Я услыхала слова: «сегодня же сдѣлаю это!» А голосъ, произнесшій ихъ, принадлежалъ мистеру Годфрею Абльвайту.
V
Рука моя выпустила портьеру. Но не думайте, — о нѣтъ, не думайте, — чтобы страшно-затруднительное положеніе мое было главною мыслью въ моемъ умѣ! Братское участіе, принимаемое мною въ мистерѣ Годфреѣ, было такъ ревностно, что я даже не спросила себя: отчего бы онъ не въ концертѣ. Нѣтъ! Я думала лишь о словахъ, — поразительныхъ словахъ, — только что сорвавшихся у него съ устъ. Онъ сегодня же это сдѣлаетъ! Онъ сказалъ съ выраженіемъ грозной рѣшимости, что сдѣлаетъ это сегодня. Что же, — о! что такое онъ сдѣлаетъ! Нѣчто болѣе недостойное его чѣмъ то, что онъ уже сдѣлалъ? Не отступится ли онъ отъ самой вѣры? Не покинетъ ли онъ наше Материнское Общество? Не въ послѣдній ли разъ мы видѣли ангельскую улыбку его въ комитетѣ? Не въ послѣдній ли разъ мы слышали его недоступное соперничеству краснорѣчіе въ Экстеръ-Галлѣ? Я была до того взволнована при одной мысли о столь ужасныхъ превратностяхъ въ судьбѣ такого человѣка, что, кажется, бросилась бы изъ своего тайника, именемъ всѣхъ дамскихъ комитетовъ въ Лондонѣ умоляя его объясниться, какъ вдругъ услыхала въ комнатѣ другой голосъ. Онъ проникъ за портьеру; онъ былъ громокъ, онъ былъ смѣлъ, онъ былъ лишенъ всякой женственной прелести. Голосъ Рахили Вериндеръ!
— Зачѣмъ вы сюда зашли, Годфрей? спросила она:- отчего вы не пошли въ библіотеку?
