Колин Маккалоу - Слишком много убийств
Стерлинг был ростом чуть выше среднего, с густыми каштановыми волосами и правильными чертами лица, однако внешность его не располагала к себе: отчасти из-за высокомерной и самодовольной манеры держаться, отчасти из-за совершенно безжизненных глаз. «Нет, Стерлинг никогда не отрывал крылья бабочкам, — подумал Кармайн, — он просто не замечал их существования. В его мире нет ни красок, ни жизни, ни радости, ни горя. Одна всепоглощающая гнусная страсть. Поистине он чудовище. Арест, похоже, совсем его не трогает; для Стерлинга важнее, что у него отняли Марка Шмидта и кошелек для мелочи».
— Думаешь, он убивал раньше? — спросил Эйб. За годы совместной работы сержант привык полагаться на мнение шефа.
— Тебе известно об этом случае больше, чем мне, Эйб. Что думаешь ты? — встречным вопросом ответил Кармайн.
— Мне кажется, нет. Он платил молодым парням, чтобы те позволяли себя пороть плетьми. Марк Шмидт — его первое убийство. Стерлинг долго готовился к преступлению, собирал инструменты и материалы — тридцать килограммов гигроскопических кристаллов в том числе.
— Как по-твоему, он стал бы убивать еще?
Эйб на минуту задумался, потом покачал головой:
— Вероятно, нет. По крайней мере, пока ему хватало Марка Шмидта. Допустим, труп утратил для него привлекательность — например, тело разложилось слишком сильно… Нет, Стерлинг не стал бы торопиться, а дождался бы подходящую жертву, даже если бы для этого потребовалось много времени. Он не скрывает, что Марк жил у него пол года. Вообще-то он ничего не скрывает. Настаивает только, что парень умер естественной смертью, а он не мог перенести разлуки с ним. — Эйб досадливо махнул рукой. — Хорошо, что он сумасшедший — по-настояшему сбрендил. Его не будут судить, не захотят поднимать лишнего шума.
— Что ж, дело раскрыто, Эйб. Если это тебя утешит, ты поработал на славу, именно так, как требовал случай. — Кармайн посмотрел сержанту в глаза. — Сможешь сегодня заснуть?
— Вряд ли, но это пройдет. Лучше потерять сон, чем человеческое обличье.
Из управления назад в пустой дом. Кармайн поднялся в спальню, постоял перед большой, хорошо заправленной кроватью — он был аккуратным человеком и ни в чем не выносил беспорядка. Родившийся в католической семье и получивший соответствующее воспитание, религию Кармайн оставил в прошлом; его работа и его интеллект восставали против астрономического множества головоломных загадок, скрывавшихся за понятием «вера» — того, что он не мог ни понять, ни почувствовать. Конечно, Джулиан будет учиться в школе Святого Бернарда вместе со своими братьями, которые у него появятся, и в этом есть определенная логика: детям нужно прививать этические и моральные принципы. А что станет с их «верой» потом, когда они вырастут, это их дело.
Даже сейчас, стоя перед пустой кроватью, Кармайн не чувствовал в доме пустоты, словно его жена, сын и прочие обитатели оставили здесь свои незримые духовные отпечатки. Вот только переносить одиночество от этого становилось труднее, а не легче. Сколько времени и сил он вложил в эту комнату, когда Дездемона доверила ему заниматься интерьером! Пусть все будет просто, без излишеств, сказала она, но не скупись на цвета; она благоговела перед его чувством цвета. У Кармайна была припасена старинная китайская трехстворчатая ширма: черная парча с серебряными нитями, черный рисунок на белом фоне — встающие из тумана горные вершины, хвойные деревья, искривленные ветром, маленькая пагода с ведущей к ней извилистой лестницей в тысячу ступеней. Кармайн повесил ширму над кроватью, а стены выкрасил в светло-лиловый и персиковый цвета — так, чтобы ни мужское, ни женское начала не доминировали. Дездемона любила комнату и, когда забеременела, принялась вышивать покрывало в тон ширме. Рождение Джулиана оторвало ее от этого дела, и теперь покрывало, спрятанное в кедровом комоде, как шутила Дездемона, дожидалось следующей беременности. Если у них родится много детей, то когда-нибудь оно будет закончено. А пока постель застилали светло-лиловым покрывалом с персиковым узором.
Преисполненный отчаянной тоски по Дездемоне, Кармайн спустился в кухню, где тетя оставила ему соус для макарон. Мать все еще была слишком занята самобичеванием, чтобы беспокоиться о насущном, однако его сестры, тети и кузины не позволяли ему голодать. Дверь в башню Софии была заперта; владелице орлиного гнезда сейчас тоже приходилось нелегко, — как она сообщила своему кровному отцу по телефону, Майрон был на грани нервного срыва. Кармайн, справедливо разгневанный, тут же позвонил другу и сделал тому суровое внушение: как, мол, не стыдно заставлять нервничать ребенка, и хватит уже распускать нюни. «Чертова Эрика Давенпорт! — в сотый раз подумал Кармайн, засыпая в кипящую подсоленную воду лапшу феттуччине. — Из-за нее пришлось расстаться с родными и близкими».
Со стороны входной двери послышались голоса; в замке повернулся ключ. Кармайн неподвижно застыл у плиты, остатки лапши высыпались в кастрюлю. Дездемона! Это голос Дездемоны! Ноги капитана от неожиданности приросли к полу.
— Так и думала, что он все еще на Сидар-стрит, — говорила кому- то Дездемона, — и наверняка забыл сходить в магазин. — Потом прокричала таксисту: — Спасибо, сэр! Я справлюсь.
Будто фрегат на всех парусах, Дездемона вплыла на кухню; на левой руке Джулиан, брюки и блузка измяты с дороги, раскрасневшаяся, с сияющими глазами.
— Кармайн! — воскликнула она, тормозя на полном ходу. Чудесная улыбка вмиг преобразовала ее простое лицо. — Милый, ты похож на рыбу, брошенную на дно лодки.
Кармайн закрыл рот и обнял жену вместе с ребенком у нее на руках; его ресницы увлажнились, пока он искал ее губы своими губами. Джулиан, стиснутый родителями, поднял крик и вернул их к действительности. Кармайн взял сына на руки и расцеловал его личико.
Дездемона подошла к плите.
— Лапша с соусом из моллюсков, — сказала она, заглянув в миску и кастрюлю. — Наверняка дело рук тети Марии. Тут хватит для нас обоих. — Она забрала Джулиана у отца. — Если ты не против, вначале я его покормлю, искупаю и уложу баиньки.
— Как тебе разница во времени, малыш, не мешает? — спросил Кармайн у сына.
— Не беспокойся, — сказала Дездемона. — Я специально не давала ему спать в полете. Остальные пассажиры были этому не особо рады.
— Как ты добиралась из аэропорта?
— Поймала лимузин из Коннектикута. Я не решилась сообщить Майрону, что лечу домой. Он не поймет.
И она унесла Джулиана, шепча ему на ухо какую-то ласковую бессмыслицу. Призраки дома исчезли.
Глава двенадцатая
