Валерий Смирнов - Ловушка для профессионала
— Даже если он в аж восьмом классе? — округлились глаза наследника то ли от такого смелого предположения, то ли от моего обещания.
— Даже если он аж в девятом, — отрезал я.
— Хорошо, — безоговорочно подчинился сын и тут же спросил: — Папа, а что такое пидарас?
— Кто тебе сказал, что это плохое слово?
— Училка.
— Запомни, не бывает плохих или хороших слов. Это и твоя училка должна понимать. И такого слова «пидарас» нет. Есть слово «педераст».
— А что это такое? Кто этот педераст?
— Больной человек. Педерастия — это просто болезнь, психическое отклонение от нормы.
— А, так это, когда мужики друг друга трахают…
— Нет, Гарик. Педерастия — это вовсе не то, а склонность к малолетним, независимо от их пола.
Я замолчал и понял, что разговариваю с ним, почти как со взрослым человеком. И правильно делаю. Лучше я займусь его просвещением, чем другие. Во всяком случае, о траханье он узнал еще в первом классе и тут же просветил Сабину, поведав, откуда дети появляются на свет.
— Папуля… — решил продолжить Гарик этот вечер вопросов и ответов, но внезапно влетевший в гостиную Воха заставил его замолчать. Таким я еще заместителя коммерческого директора не видел. Обычно невозмутимый Воха бежал с перекошенным лицом, и, прежде, чем я хоть что-нибудь понял, в кончики пальцев ударил жар. Инстинкт бросил адреналин в кровь еще до того, как Воха произнес всего одно слово:
— Рябов…
Я инстинктивно протянул руку к коротковолновому передатчику, зажатому в пятерне Вохи, но тут же одернул ее — если бы Сережа решил связаться со мной, Воха не исполнял обязанности телефонистки в такой необычной манере.
Поэтому, стараясь не показать волнения, я рывком поднялся из кресла и сорвал с себя халат.
— Говори, — как можно спокойнее бросаю Вохе, быстро переодеваясь.
— Ранен, в нескольких километрах отсюда. Я уже… Там ребята… Быстрее.
— Не дергайся, — сухо бросил я, хотя очень хотелось вести себя естественно, взвыть и сломя голову выскочить из дома, однако не имею на это права. Руководитель не должен показывать подчиненным, что его может выбить из колеи обычного поведения даже такое событие.
— Гарик! — бросил я вслед умчавшемуся сыну, но уже явственно было слышно, как хлопнула дверь его комнаты. Пока я надел плечевую кобуру, Гарик благополучно вернулся в гостиную, воинственно размахивая своей никелированной хлопушкой «вальтер».
— Едем! — руководил Вохой мой наследник. — Мы им сейчас…
Я влетел в пиджак и по привычке заорал на Гарика.
— Я тебе поеду. Ты остаешься в доме за мужчину. Будешь маму защищать.
— Ну да, — не сдавался Гарик, — ты сам говорил — она своими нудностями любого в могилу отправит.
Мне очень хотелось выдать Гарику затрещину, но для этого уже не хватало времени. Вдобавок у ребенка такой боевой порыв, что, того глядишь, начнет месть за дядю Сережу с папаши.
В гостиную вбежало еще два бойца в униформе моей фирмы.
— Что там? — спросил у них Воха.
— Порядок, — односложно ответил один из них.
— Остаетесь здесь, — скомандовал заместитель коммерческого директора, набирая ход к двери.
Я сел за руль «Волги», несколько машин послали отражение фар в боковое зеркальце моей тачки.
— Скорее, — впервые в жизни попытался руководить мной Воха.
— Заткнись! — бросаю в ответ, врубая дальний свет.
Мы мчались по вечерней трассе не больше пяти минут.
Фары выхватили из темноты лежащий мотоцикл, метрах в двадцати от него, развернувшись боком, стояла рябовская «Волга», а чуть дальше несколько машин перекрыли движение на трассе.
Рябов сидел у переднего колеса машины, его безвольно опущенная рука сжимала пистолет-пулемет «узи». Стоящий перед ним на коленях Саша неумело бинтовал грудь прямо по пиджаку, и в свете фар повязка отчетливо набухала кровью.
В машине рядом с водительским сидением скрючилась женщина, узнать которую невозможно. Наверное, только из-за такой страшной картины одного из моих бойцов рвало на обочине рядом с «Волгой» — у пассажирки Рябова было снесено полголовы.
— Что делать? — продолжал высказывать необычное волнение Воха.
— Рябова в мою машину. Соедини меня с генеральным менеджером немедленно. Саша, за руль.
Я сидел на заднем сидении, прижимая к груди голову Рябова, и мой палец, придавивший его артерию, улавливал слабое биение пульса.
— Гони в город, Саша, — бросил я, когда на переднее сидение плюхнулся Воха, протягивая мне трубку радиотелефона.
Наконец-то генеральный менеджер подал свой голос:
— Говорите…
— Какой хирург лучший в нашем городе?
— А что такое? — тут же начал гнуть свою линию поведения генеральный менеджер, однако я высказался вполне конкретно:
— Быстро говори, иначе я лично тебе яйца оторву, без его помощи.
— Кононенко! — тут же выпалил собеседник.
— Где он работает?
— В больнице железнодорожников. Это…
— Молчи. Лучшая больница в городе она?
— Нет. Лучшая больница, конечно же, у водников.
— Кононенко должен уже ехать туда, — скомандовал я и отбросил телефон.
— Воха, пару ребят к менеджеру. Только толковых, чтобы привезли доктора без наручников. Трассу убрать. Сбор команды у больницы водников. Саша, ты все понял?
Саша по своему обыкновению молчал, бросив взгляд в зеркало заднего обзора, в котором вспыхивали огоньки фар машин охраны.
Я не имел права этого делать. Но рисковать жизнью Сережи не собирался. Поэтому решил подстраховать действия генерального менеджера, если тот по каким-то причинам не сумеет уболтать лучшего хирурга города. В конце концов — риск всего лишь составная часть моей профессии, человек, отдавший приказ ликвидировать Рябова и его агента, на мой след выйдет по-любому, даже если не учитывать, что телефон генерального директора концерна «Олимп» явно на прослушивании.
— Котя, — без предисловий пытаюсь объяснить ему ситуацию, однако Гершкович тут же выдал:
— Чего тебе надо от мирового правительства? Тем более, как мне сказали, ты уже разъезжаешь на шерифской машине…
— Котя, Рябов ранен. Мне нужен врач…
— Понял, — серьезным тоном ответил Гершкович. — Куда ты его направил?
— В больницу «Водник».
— Я сейчас по-быстрому организую звонок. Кононенко не откажет. Его даже, может быть, раньше тебя в больницу привезут, если, конечно, он дома.
Воха припал к коротковолновому передатчику, а я теснее прижал к груди голову Рябова, чувствуя, что пульс Сережи начинает замедляться. Прикладываю руку к его ране, словно могу остановить этим кровь, и мелю в ухо раненого:
