Саймон Толкиен - Последний свидетель
— Вчера вы говорили присяжным, что довольно хорошо ладили с леди Энн, — сказал он. — Можно ли верить этим вашим словам?
— Мы несколько раз с ней поспорили. Я бы сказала, это неизбежно, когда человек так часто бывает в доме на протяжении нескольких лет. Но в целом ладили мы прекрасно.
— И вы не возражали, не обижались, когда она подчеркивала, что вы не из их круга, и всячески давала понять, что вам не место в ее доме?
— Да, мне было обидно слышать это. Но затем она приходила, извинялась, и я ее прощала.
— Так просто прощали, и все?
— Ну, это было легко, ведь раскаивалась она вполне искренне. Меня даже восхищало такое ее поведение, ведь не каждый человек способен искренне просить прощения у другого. Наверное, ей было нелегко это делать.
— Нет. Как, наверное, и вам было нелегко забывать обиду и прощать леди Энн. Ведь она обзывала вас ядовитой змеей, я прав?
— Да, верно.
— И, услышав это, вы заводились и говорили: «Вы у меня за все заплатите, миссис Воображала». Ну, сознайтесь, было такое?
— Ничего подобного не было. Все это глупые выдумки.
— Такие же выдумки, как и утверждение Томаса о том, что он слышал, как вы называли жену своего нанимателя «миссис Воображала» в подвале лондонского дома в Челси, да?
— Да.
— Но не кажется ли вам странным такое совпадение, а, леди Робинсон?
— Да, выглядит так, мистер Спарлинг. Но только я не стала бы называть это случайным совпадением.
— Вот как?
— Они посовещались и придумали эту миссис Воображалу. Лично я такого выражения никогда не употребляла.
— Даже когда леди Энн оскорбляла вас, подчеркивала, что вы должны знать свое место?
— Но ведь она всегда извинялась, я уже говорила.
— Да, и вы принимали эти ее извинения. И даже по-своему восхищались ею. Вы вроде бы так и говорили?
— Да. Я не считала ее виноватой. В конце концов, это был ее дом.
— Вы восхищались леди Энн на протяжении довольно долгого времени, не так ли? Еще когда были маленькой девочкой и жили в Манчестере, верно?
— Знаете, это просто смешно!
— И восторгались заодно всеми этими модными английскими аристократками, чьи фотографии вырезали из глянцевых журналов и вклеивали затем в эти свои альбомчики. Сержант Хернс поведал нам здесь, будто бы их было свыше двух тысяч.
— Да, я всегда интересовалась модой. А что в том плохого, особенно когда молода?
— Нет, разумеется, ничего плохого. Но оправдывает ли интерес к моде примерку одежды другого человека, тем более без его разрешения?
— Нет, конечно. И мне не следовало этого делать. Просто тогда я не могла позволить себе такие наряды. Ну и очень хотелось посмотреть, как эти платья выглядят на мне.
— Был только один способ сделать так, чтоб они стали вам доступны. Стать леди Робинсон, верно?
— На что это вы намекаете, мистер Спарлинг? Хотите сказать, что я убила леди Энн из-за денег? Но вы же сами знаете, никаких доказательств тому нет. На мой банковский счет не поступило ни пенни. Вы же сами делали запрос. А что касается драгоценностей, то я здесь совершенно ни при чем.
— Я спрашиваю вас не о драгоценностях, леди Робинсон. Просто выдвигаю предположение, что вы хотели завладеть всем, что принадлежало леди Энн. Ее титулом, мужем, ну, и деньгами ее мужа.
— Но не ее драгоценностями.
— Пожалуйста, прошу вас, леди Робинсон, не спорьте с обвинителем, — впервые за все время утреннего заседания вмешался судья. — Просто отвечайте на его вопросы.
— Простите, ваша честь. — И Грета одарила старого судью одной из обольстительнейших своих улыбок.
— Ничего. Прошу вас, мистер Спарлинг, продолжайте.
Барристер полистал свои записи и сменил тактику.
— О чем вы говорили с полуночным визитером, который в апреле прошлого года пожаловал к вам в лондонскую квартиру? — спросил он.
— О деньгах. Я была должна этому человеку деньги. Ну и попросила его об отсрочке.
— Таким образом, встреча носила вполне деловой характер. Тогда к чему было назначать ее на столь позднее время, а, леди Робинсон?
— Я и не назначала. Мы встретились раньше, в городе, а потом он зашел ко мне, вот и засиделись. Просто я думала, этот визит сделает его более…
— Сговорчивым?
— Да. И он даст мне больше времени.
— И вы оказались правы? Он стал сговорчивей?
— Да. Согласился подождать еще.
— И сколько же вы задолжали этому человеку, леди Робинсон?
— Около десяти тысяч фунтов.
— Ну а теперь-то выплатили долг?
— Да, большую его часть.
— Каким же образом?
— Делала накопления, ну и муж немного помог.
— Помог, несмотря на то что вы лгали ему, отрицали, что встречались с этим человеком. Все это есть в протоколах вашего допроса. А мужу вы тогда солгали, сказали, что в Лондоне вас не было, что вы ездили в Манчестер навестить больную мать.
— Да, солгала. Мне было стыдно, что я задолжала столь крупную сумму.
— Вы солгали, поскольку не хотели, чтоб кто-либо знал о ваших встречах с человеком, который собирался убить леди Энн. Это и есть истинная причина, не так ли?
Выдвигая это обвинение, Спарлинг подпустил в голос и жесты агрессии, но все это не произвело на Грету ни малейшего впечатления. Она лишь улыбнулась Спарлингу, а затем спокойно и уверенно ответила на его вопрос:
— Нет, это не так, мистер Спарлинг. Я солгала, потому что мне было стыдно признаваться в этом долге. Просто не хотела, чтоб сэр Питер или леди Энн плохо обо мне думали.
— Вы говорили этому своему гостю: «Неужели не понятно, что я его еще не заполучила?»
— Нет, ничего подобного я не говорила. А про деньги могла сказать по-другому: «Неужели не понятно, что я их еще не получила?» Если помните, мистер Спарлинг, Томас не был уверен, какое именно слово тогда прозвучало: «его» или «их». Уверена, в ваших записях это есть.
— Так значит, речь тогда шла не о том, чтоб «заполучить» сэра Питера. Я правильно понимаю?
— Речь шла о деньгах.
— Но гостем вашим был человек, впоследствии убивший леди Энн. Томас его опознал.
— Он видел этого человека лишь со спины. Ну и потом человек, которого он видел ночью на улице, никак не мог проникнуть ко мне в квартиру.
— Это почему?
— Потому что дверь с улицы в полуподвальное помещение была заперта, и сама я поднималась в главные помещения дома по внутренней лестнице. Я всегда держала эту дверь запертой, опасалась грабителей.
— Но ведь ваш гость вполне мог ее и отпереть.
— Не мог. Потому что ключ был у меня.
— А вот об этом в прежних ваших показаниях нет ни слова, леди Робинсон. Почему?