Найо Марш - Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)
Таким образом, первый ленч на борту судна был для пассажиров еще и первой возможностью познакомиться со всем командным составом судна, за исключением тех, кто нес вахту. За длинным столом в углу с глуповатым видом восседало несколько поколений молодых людей. То были механики, электрики и их помощники.
Аллейн прибыл первым из своих товарищей по столику, и капитанский стюард проявил о нем максимум заботы. Супруги Кадди, которые, как правило, ни на шаг не отходили друг от друга, смотрели в его сторону долго и пытливо. Мистер Макангус тоже, только не столь откровенно. В невозмутимых взглядах миссис Кадди, которые она время от времени направляла в сторону объекта своего интереса, сквозило острейшее любопытство. Ее маневры напоминали сигналы, посылаемые с берега маяком и хорошо видимые в море именно благодаря их прерывистости.
Мистер Кадди прятал любопытство за рассеянной улыбкой, а мистер Макангус косил глаза в сторону волнующего его объекта, при этом стараясь не поворачивать головы.
Мисс Эббот удостоила Аллейна одним-единственным внимательным взглядом и больше в его сторону не смотрела. Мистер Мэрримен взъерошил волосы, вытаращил на Аллейна глаза и набросился на меню. Отец Джордан одарил его дружелюбным взглядом и с улыбкой повернулся к своим сотрапезникам.
В эту минуту на сцене появилась миссис Диллинтон-Блик, вся цветущая от косметики, вся пышущая женственностью. За ней шли капитан, Обин Дейл и Тимоти Мейкпис.
Капитан представил Аллейна в качестве «мистера Бродерика, который присоединился к нам только сегодня».
Мужчины обменялись соответствующими для данного случая любезностями. Миссис Диллинтон-Блик, казалось, и так уже распустившая все свои лепестки, позволила распустить еще несколько. «Постойте же, — говорила она всем своим видом. — Вы еще не знаете, что я из себя представляю. О, вы будете от меня в восторге».
Она сосредоточила внимание на Аллейне. Ее глаза сияли, губы блестели, маленькие ладошки, завершавшие по-рубенсовски пышные руки, весело порхали.
— А ведь я вас выследила! — воскликнула она. — Это был такой ужас — вы карабкались на борт. По той страшной лестнице! Скажите, ведь это на самом деле страшно или же я себе просто нафантазировала?
— Это на самом деле страшно, — кивнул Аллейн. — Ничего вы себе не нафантазировали. Я буквально трясся от страха.
Миссис Диллинтон-Блик разразилась каскадом смеха.
— Значит, все так, как я и думала. И у вас хватило смелости? Если бы передо мной стоял выбор: идти на дно или же карабкаться по этой ужасной лестнице, я бы предпочла броситься в пасть акуле. И не смотрите на меня с таким превосходством, — изрекла она, обращаясь к капитану.
Такой он ее себе и представлял: очаровательная женщина, позволяющая в разговоре невинного рода шалости. И хоть на сердце у капитана скребли кошки, он все равно приосанился.
— Мы заставим вас карабкаться по лестнице как заправского матроса, — поддразнил ее капитан. — Когда вы пожелаете сойти на сушу в Ляс-Пальмасе.
Обин Дейл улыбнулся Аллейну, а тот ему подморгнул. Да, конечно же, миссис Диллинтон-Блик ждал грандиозный успех. Трое мужчин, один из которых знаменитость, а два других весьма привлекательны на вид — все трое одаривают ее своим вниманием. Они хотят сказать, что в Ляс-Пальмасе ее, правда, заставят?.. Ну да, так она им и поверила!
Перед глазами Аллейна промелькнул целый ряд образов эпохи рококо.
— Не волнуйтесь, — сказал он, улыбаясь миссис Диллинтон-Блик. — Кажется, мне кто-то говорил, что, если море неспокойно, вниз спускают сетку. Такую, какой пользуются работающие на трапециях циркачи, если у них пошаливают нервишки.
— И вы туда же.
— Однако, уверяю вас, таков обычай. Не правда ли, сэр? — обратился Аллейн к капитану.
— Истинная правда.
— Нет, это неправда! Мистер Дейл, они меня обижают.
— Не волнуйтесь, я с вами, — сказал Дейл. Этой фразой он обычно подбадривал у камеры робких. С миссис Диллинтон-Блик он разговаривал так, будто они давнишние друзья, правда, с той особой почтительностью, которая отличала все его программы и которая вызывала у Аллейна, как и у восьмидесяти процентов телезрителей мужского пола, непреодолимое желание дать ему коленкой под зад. За капитанским столиком то и дело звучал смех. Миссис Кадди так часто и так подолгу смотрела в ту сторону, что один раз даже пронесла мимо рта вилку.
У остальных пассажиров возникло ощущение, будто они не принимают участия в чем-то важном. Две женщины кипели негодованием на миссис Диллинтон-Блик: мисс Эббот за то, что та морочила голову трем мужчинам одновременно, а миссис Кадди за то, что трое мужчин потеряли из-за нее голову. К тому же в улыбке мистера Кадди появилось нечто странное. Джемайма Кармайкл удивилась, как это миссис Диллинтон-Блик может быть столь легкомысленной, но тут же обозвала себя притворщицей. Новый пассажир, призналась она самой себе, принадлежит к разряду мужчин, способных заставить любую девушку городить чепуху. Она почувствовала, что на нее смотрит доктор Мейкпис, и к своему величайшему негодованию покраснела. Остальное время ленча она посвятила вежливой беседе со вторым помощником, который оказался очень застенчивым уэльсцем, и с офицером связи, который всех без исключения дичился, что, говорят, свойственно почти всем людям этой профессии.
После ленча Аллейн направился в свое жилище. Один из иллюминаторов, а также дверь лоцманской рубки выходили на мостик. Отсюда Аллейну был виден нос судна, как стрела нацеленный в пространство, и покрытая серповидными волнами поверхность моря под этой стрелой. При иных обстоятельствах он мог бы получить от путешествия огромное наслаждение. Аллейн распаковал чемоданы, подморгнул фотокарточке жены и спустился вниз, где ознакомился с расположением пассажирских кают. Они были на одном уровне с салоном и располагались по обе стороны коридора, соединяющего правый борт с левым. Сейчас все двери, за исключением одной, в крайнюю с левого борта каюту, были закрыты. Эта крайняя каюта напоминала цветочный магазин. Среди моря цветов стоял Деннис, сосал палец и был явно погружен в какие-то размышления. Аллейн понимал, что Деннис, которого он видел впервые, в дальнейшем может ему очень пригодиться. Он задержался у этой двери.
— Добрый день. Лоцманскую рубку обслуживаете вы?
Разумеется, Деннис уже знал об Аллейне. Он поспешил к двери, приветливо улыбнулся и сказал:
— Вообще-то нет, но буду иметь удовольствие обслуживать вас, мистер Бродерик.
Аллейн дал ему пять фунтов.
— Что вы, сэр, не стоит, — сказал Деннис и положил ассигнацию в карман. Затем сказал, указывая на цветы: — Все никак не могу решить, сэр. Миссис Диллинтон-Блик просила расставить цветы в столовой и в салоне, а я не знаю, какие куда поставить. Такое богатство коричневых тонов. Что вы скажете насчет салона, сэр? Там грязно-розовая обивка.
