Жорж Сименон - Мегрэ ищет голову
Женщина в том же платье, что утром, обслуживала двух посетителей, по виду служащих; она не вздрогнула, узнав Мегрэ и его спутника.
– Что будете пить? – спросила она.
– Белое.
За стойкой, в бачке из оцинкованного железа, стояло несколько незакупоренных бутылок этого вина. Очевидно, время от времени приходилось спускаться в погреб и наполнять их из бочки. Рядом со стойкой пол не был покрыт красными плитками, и виднелся люк, приблизительно метр на метр, который вел под землю.
Мегрэ и Лапуэнт не стали садиться. По замечаниям, которыми обменивались люди, стоявшие рядом с ними, они поняли, что это не служащие, а санитары, идущие на ночное дежурство в больницу Св. Людовика на той стороне канала. Один из них спросил у хозяйки тоном завсегдатая:
– Когда вернется Омер?
– Вы же знаете, он мне никогда об этом не говорит. Ответила она без замешательства, тем же безразличным тоном, каким утром говорила с Мегрэ. Рыжий кот все так же сидел около печки, от которой, казалось, и не отходил.
– Да, придется теперь полиции поискать голову! – сказал тот, кто задал вопрос.
Говоря это, он наблюдал за Мегрэ и его спутником. Может быть, он видел их утром у канала?
– Ее ведь не нашли, а? – продолжал он, обращаясь прямо к Мегрэ.
– Пока нет.
– Вы надеетесь, что ее найдут?
Молчавший санитар не выдержал и спросил:
– Вы не комиссар Мегрэ?
– Он самый.
– Я так и думал. Я часто видел ваш портрет в газетах.
Женщина по-прежнему хранила спокойствие и, казалось, не слышала.
– Чудно, что на сей раз на куски разделали мужчину! Идем, Жюльен? Сколько с меня, мадам Калас?
Они вышли, слегка поклонившись Мегрэ и Лапуэнту.
– У вас много клиентов среди больничного персонала?
– Есть кое-кто.
– Ваш муж уехал в воскресенье вечером?
Она посмотрела на него ничего не выражающими глазами и спросила все тем же равнодушным голосом:
– Почему в воскресенье?
– Не знаю. Я, кажется, так слышал…
– Он уехал в пятницу после обеда.
– В баре было много народу, когда он уходил из дому?
Женщина, по-видимому, размышляла. Она выглядела до такой степени отсутствующей или безразличной к тому, что говорилось вокруг, что была похожа на лунатичку.
– После обеда никогда не бывает много народу.
– Вы никого не припомните?
– Нет… Не знаю. Не обратила внимания.
– Он взял с собой вещи?
– Конечно.
– Много?
– Свой чемодан.
– Как он был одет?
– Кажется, на нем был серый костюм.
– Вы знаете, где он сейчас?
– Нет.
– Вам известно, куда он поехал?
– Я знаю, что он должен был ехать поездом до Пуатье, а оттуда автобусом то ли в Сент-Обен, то ли в другую деревню.
– Он останавливается на постоялом дворе?
– Обычно.
– Ему не случалось ночевать у друзей или родных? Или у виноделов, которые поставляют ему вино?
– Я у него не спрашивала.
– Значит, если бы вам нужно было срочно вызвать его по делу, ну, если бы вы, например, заболели, вы не смогли бы его предупредить?
Эта мысль ее не удивила и не испугала.
– Он всегда в конце концов возвращался, – ответила она своим монотонным, тусклым голосом. – Повторить?
Оба стакана были пусты, и она снова их наполнила.
Глава 3
Человек с велосипедом
В конечном счете это был один из самых бесплодных допросов Мегрэ. Впрочем, это не был допрос в полном смысле слова, поскольку жизнь маленького бара шла своим чередом. Комиссар и Лапуэнт стояли у стойки и пили вино как обычные посетители. Если один из санитаров только что узнал Мегрэ и произнес громко его имя, то сам комиссар, обращаясь к г-же Калас, ничем не намекнул на свои должностные функции. Он просто разговаривал с ней урывками о том о сем, и она, в свою очередь, когда он не обращался к ней, не уделяла ему особого внимания.
Когда хозяйка вышла через заднюю дверь, оставшуюся приоткрытой, в зале появился маленький старичок, который уверенно направился к угловому столику и взял из ящика коробку с домино.
Хозяйка услышала из задней комнаты стук костяшек домино, которые тот раскладывал, как бы собираясь играть сам с собой. Не поздоровавшись, она повернулась к своим бутылям, налила рюмку розоватого аперитива и поставила ее перед посетителем. Не прошло и нескольких минут, как за тот же столик уселся другой маленький старичок, до того схожий с первым, что их можно было принять за братьев.
– Я опоздал?
– Нет. Это я пришел раньше.
Г-жа Калас налила в стакан аперитив другого сорта, все это делалось молча, как в пантомиме. По пути к столику она щелкнула выключателем, и в глубине зала зажглась вторая лампа.
– Она вас тревожит? – прошептал Лапуэнт на ухо Мегрэ.
То, что чувствовал комиссар, было не тревогой, а интересом, какого он уже давно не испытывал ни к одному человеку.
В молодости, мечтая о будущем, он воображал себе идеальную профессию, которой, к несчастью, не существовало в реальной жизни. Он никогда и никому об этом не проговорился, даже наедине с собой не произнес вслух этих двух слов: ему хотелось быть «устроителем судеб».
Любопытно, впрочем, что в его полицейской карьере ему не так уж редко приходилось возвращать людей, сбитых с пути превратностями жизни, на правильную дорогу. Еще любопытнее, что в последние годы появилась профессия, отчасти похожая на ту, которую он некогда воображал, – профессия психоаналитика, который стремится раскрыть в человеке его подлинную индивидуальность. Так вот, если кто-то был совершенно явно не на своем месте, так это женщина, которая молча двигалась по комнате, и никто не мог угадать ни ее мыслей, ни ее чувств.
Правда, он уже раскрыл один из ее секретов, если это только можно было назвать секретом. Хозяйка опять удалилась в заднюю комнату, и во второй раз комиссар отчетливо расслышал скрип пробки в бутылочном горлышке.
Она пила. Он поклялся бы, что она никогда не бывает пьяной до потери самоконтроля. Как все истинные алкоголики, для которых медицина бессильна, она знала свою меру и поддерживала в себе определенное состояние, то сомнамбулическое равнодушие, которое заинтриговало его с первого взгляда.
– Сколько вам лет? – спросил он у Калас, когда она снова подошла к стойке.
– Сорок один.
Она ответила без колебаний, без кокетства или горечи, зная, что выглядит старше. Без сомнения, она уже давно не жила для других и не интересовалась их мнением. У нее было увядшее лицо, темные круги под глазами, опущенные углы рта и дряблые складки кожи на шее. Она, должно быть, похудела, и платье, ставшее слишком широким, висело на ней.
– Вы родились в Париже?
– Нет.
Он был уверен, что она угадывает, что стоит за его вопросами, но она не старалась уклониться от них, не говоря в то же время ни одного лишнего слова.
