Эллери Квин - Тайна американского пистолета
— Приятно познакомиться.
Мужчины пожали друг другу руки.
— Техасец Джо Хэливелл.
Хэливелл коротко кивнул и принялся скручивать цигарку.
— Техасец Божий подарок для рабочих девчонок. А это Слим Ховес.
Ховес был коренастым ковбоем с жизнерадостным лицом и неулыбчивыми глазами.
— Лайф Браун. Шорти Доунс… — Бан продолжал и продолжал называть имена. Это были сплошь знаменитые имена участников родео — ковбоев в потертой одежде, которые гонялись за большой ареной, перепрыгивали из родео в родео, работали за призовые деньги, оплачивали собственные расходы. Многие из них не имели за душой ни гроша, многие были изувечены своей профессией.
Повисла тишина. Затем Лайф Браун, могучий парень в пестром костюме, улыбнулся и засунул пальцы в карманы.
— Хошь, скрути и себе цигарку? — предложил он, протягивая маленький мешочек с табаком.
— Пожалуй, не откажусь. — Миллер покраснел. Он принял «дар» и медленно принялся сворачивать цигарку.
Все словно по команде заговорили — Миллера признали своим. Кто-то чиркнул спичкой о его штанину и поднес огонь к его цигарке; Миллер закурил, осторожно пуская дым в сторону. Ковбои обступили его, и он слился с ними.
— Держи ухо востро с этим койотом, — хохотнул Шорти Доунс, здоровенный ковбой, тыкая скрюченным пальцем в Бана, — затягивай потуже подпругу, когда он поблизости. Этот Дэнл стянет даже последние штаны. Его старик был конокрадом.
Миллер боязливо улыбался; они старались, чтобы он почувствовал себя как дома.
— А теперь, — серьезно произнес Слим Ховес, — как ты ответишь на вопрос на засыпку: что ты скажешь о мундштуке против уздечки, Миллер? Ты должен знать это перво-наперво, а?
— Всегда использовал мундштук для объездки диких бронков, — усмехнулся Миллер.
— А он кое в чем разбирается! — гоготнул кто-то. Послышался еще чей-то вопрос, потом еще один. Неожиданно Доунс поднял вверх руку.
— Помолчите! — рявкнул он. — С нашим Дэнлом что-то не так. Ты что, в рот воды набрал, Дэнл?
— Я? — вздохнул маленький ковбой. — А че тут удивительного, Шорти? Сегодня утром побили мою миннесотовскую Индианку.
Разговор мгновенно стих; улыбки исчезли; глаза у всех стали по-детски круглыми.
— Чертова пегая кобыла подмяла ее. Это мясники, а не доктора. Скоро быть беде, помяните мое слово!
— Господи! — в унисон выдохнули все; и Доунс с озабоченным взглядом стал шарить у себя под рубашкой. Руки остальных потянулись к карманам джинсов. Каждый из ковбоев по-своему суеверно скрестил пальцы. Это было серьезно — они с тревожным сочувствием смотрели на Бана.
— Н-да, — протянул Хэливелл. — Это плохо. Лучше скажись сегодня больным, Дэнл. Черт, я не сделал бы даже круга по арене с такой удачей в кармане!
Рамсей полез в задний карман и достал фляжку, которую с мрачным сочувствием ласково протянул Бану.
Лиловая щека Бенджи Миллера передернулась. Он устремил глаза поверх арены на деревянную платформу, на которой несколько рабочих в комбинезонах с шумом прилаживали какой-то странный на вид аппарат.
Это явно были кинооператоры. Их треноги, фотоаппараты, туковые колонки, электрооборудование, коробки разных размеров были раскиданы по платформе, которая возвышалась над полом арены на десять футов. Тут же лежало несколько размотанных толстых гладких кабелей в резиновых кожухах, выползавших из больших сложных механизмов на полу. На каждом приборе большими белыми буквами было выведено название известной кинокомпании, снимающей хронику.
Маленький худощавый человечек в темно-сером костюме в центре арены руководил действиями; у него были лоснящиеся черные усы военного, аккуратно расчесанные и нафабренные. Он не обращал внимания на живописную группу ковбоев в отдалении.
— Все установлено для длительной съемки, майор Керби! — крикнул ему мужчина с платформы.
Маленький человечек внизу обратился к парню с наушниками:
— Как ты наладил звук, Джек?
— Так себе, — ответил тот. — Будет настоящий пикник, майор. Слышно это чертово эхо!
— Сделай все, что возможно. Звук улучшится, когда стадион заполнится людьми. Мне нужно как можно больше действий, ребята, и все эти дикие крики с родео.
— Ладно.
Майор Керби обвел ярко-голубыми глазами пустые места, голый пол арены и зажег сигару.
* * *— Но все это, — произнес Эллери Квин, задумчиво выпуская струйку дыма в потолок, — было покоящимся колесом. А теперь посмотрим, что произошло, когда колесо пришло в движение.
Глава 2
ВСАДНИК
Одной из пикантных особенностей хозяйства Квинов был их мажордом. В наши дни это бесценное слово, которое мы с присущей северянам страстью к плагиату позаимствовали у испанцев, неизменно вызывает видение королевского великолепия, торжественности и, прежде всего, помпезности. Истинный мажордом должен обладать (кроме сокрушающего величия лет) брюшком, плоскостопием, живостью дохлой трески, величественным взглядом и утиной походкой, напоминающей нечто среднее между шествием римского папы и триумфальным возвращением Помпея. Более того, должен обладать блестящим талантом игрока с Миссисипи, вздорностью и придирчивостью парижского торговца и преданностью охотничьей собаки.
Пикантная особенность мажордома Квинов заключаюсь, однако, в том, что, не считая преданности, он даже отдаленно не походил ни на одного из мажордомов, когда-либо существовавших на свете. Вместо королевского великолепия, торжественности и помпезности его вид вызывал в памяти не что иное, как собирательный образ всех беспризорников, когда-либо бродивших по столичным притонам. В том месте, где полагалось находиться солидному животу, был тугой, мускулистый пресс; его ноги были маленькими и проворными, как у танцора; глаза напоминали две яркие луны-близняшки; а его манеру двигаться можно было описать не иначе как легкое порхание сказочного эльфа.
Что касалось его лет, то он находился, как некогда сказал поэт, между «возрастом мужчины и мальчика, эдакий нерасторопный толстячок, язвительный малый лет шестнадцати». Не считая, однако, того — слава богу! — что он не был ни маленьким, ни толстым, а наоборот, долговязым и быстроногим, как паук, и тощим, как юный Цезарь.
Итак, это был Джуна — Джуна Великолепный, как иногда шутливо величал его Эллери Квин, — юный мажордом хозяйства Квинов, рано обнаруживший природный кулинарный талант и нюх на новые гастрономические изыски, что навсегда разрешило все домашние проблемы Квинов. Подобранный инспектором Квином в те одинокие годы, когда Эллери учился в колледже, сирота Джуна оказался маленьким, забитым существом без фамилии, смуглым подростком, обладающим сообразительностью, унаследованной им, несомненно, от его цыганских предков.
