Роберт Голдсборо - Смерть в редакции
Когда я вошел туда ровно в три тридцать, он уже ждал. Потребовалось полчаса, чтобы изложить факты, свидетельствующие о том, что именно этот работник имел гораздо больший еженедельный доход, чем ему полагалось по договору с работодателем.
Когда я закончил, Гершман долго тряс мою руку, рассыпаясь в более горячих, чем следовало, благодарностях. Если он и досадовал на то, что помощь пришлось искать за пределами замкнутой общины торговцев бриллиантами, то чувств своих ничем не выдал.
— Из чистого любопытства хотелось бы знать, хотя это и не мое дело, как вы намерены поступить в создавшейся ситуации? — спросил я.
— Для подобных случаев существует отработанный порядок действий, — сухо ответил он, мгновенно помрачнев.
Я предпочел тему дальше не развивать. После того как мы еще раз потрясли друг другу руки, он вручил мне чек на сумму, достаточную для того, чтобы содержать в довольстве особняк из бурого известняка в течение нескольких недель. А потребности нашего дома немалые, принимая во внимание, что Вульфу приходится тратиться на четыре потребляемых им еженедельно ящика пива, платить мне — своему доверенному помощнику, человеку действия, и прислуге за все; нужно платить жалованье Фрицу — величайшему кулинару вселенной и Теодору Хорстману, который кудахчет над десятком тысяч орхидей в оранжерее на четвертом этаже.
Остаются, конечно, еще расходы на продовольствие и книги, но в целом вы, видимо, суть дела уловили. Если говорить кратко, то для содержания нашего дома требуется немалый приток наличности. А приток этот бывает только тогда, когда у Вульфа возникает склонность поработать, что, в свою очередь, случается лишь тогда, когда счет в банке опускается до критического пятизначного уровня. В данный момент до опасной черты было еще далеко, а завтра, когда я оприходую щедрый дар мистера Гершмана, мы окажемся от нее еще дальше. Итак, мы могли предаться лени.
Я вернулся на Тридцать пятую улицу в самом начале шестого, это означало, что Вульф еще развлекается со своими орхидеями. Я открыл сейф, упрятал туда свежеиспеченный чек и отправился в кухню, где Фриц на пятой скорости заканчивал приготовление ужина.
Налив себе стакан молока, я спросил:
— Что за программа на сегодня?
— Грудка цыпленка в сливках и паштет из гусиной печенки с отварной лапшой, — ответил Фриц. — Я помню, как мистеру Коэну понравилась цыплячья грудка, когда он посещал нас прошлый раз.
— Прекрасный выбор, — сказал я, совершенно не кривя душой.
Фриц — просто волшебник в том, что касается цыплят. Правда, он чародей и во всем, что связано с говядиной, бараниной, свининой, телятиной, а также рыбой любого сорта и вида. Если где-нибудь для поваров — как для хоккеистов — имеется зал Славы, то Фрицу там самое место. Я так и вижу его фотографию и надпись на бронзовой пластинке: «Он делал счастливым самого Ниро Вульфа! Одного этого достаточно, чтобы вечно пребывать в зале Славы».
Нельзя сказать, что между Фрицем и Вульфом не возникало противоречий по вопросам еды — некоторые схватки, которые мне приходилось наблюдать, были просто великолепны. Однажды это случилось, когда Фриц в качестве приправы к блюду жаренных в масле скворцов использовал эстрагон и шафран: Вульф встал на дыбы и отказался есть, утверждая, что скворцов следует готовить только с шалфеем[7]. Несмотря на отдельные различия во взглядах, Вульф прекрасно знает, что результативность Фрица в игре приближается к ста процентам, и поэтому ссорится с ним очень деликатно и весьма редко.
Когда я вернулся в кабинет, чтобы закончить письмо, мой желудок уже мечтал о грудке цыпленка. Письмо адресовалось любителю орхидей из Пенсильвании, желавшему ознакомиться с коллекцией Вульфа. Босс дал разрешение. Вульф практически никогда не отказывает серьезным людям, желающим взглянуть на его бесценные орхидеи. Я называю это тщеславием; он же твердит об обмене информацией, хотя посетители всегда узнают значительно больше, чем сами могут сообщить Вульфу или Теодору.
Допечатав письмо и положив его на стол Вульфа для подписи, я приступил к регистрации вновь прорезавшихся почек орхидей. Но это занятие прервал телефонный звонок.
— Арчи, говорит Лон. Я должен еще некоторое время проторчать в газете. Объясню причину, когда приду. Надеюсь появиться у вас сразу после семи.
Я посоветовал ему не беспокоиться, так как если он опоздает, то мы даже сможем отодвинуть начало ужина минуты на три. Вернувшись к регистрационным карточкам почек, которые ежедневно передает мне Теодор, я услышал гудение лифта. Мои часы показывали две минуты седьмого, и это означало, что Вульф возвращается из оранжереи.
— Звонил Лон, сказал, что немного задержится. В газете возникли какие-то неприятности, — доложил я, как только Вульф появился в кабинете. — Готов поставить девять к пяти, что проблема связана с Маклареном.
— Скорее всего, — согласился Вульф, принимаясь за книгу Торкеля. — В случае необходимости мы можем начать ужин несколько позже.
По его голосу было понятно, что он находит эту идею крайне неприятной. Но Вульф всегда говорил, что «гость — жемчужина в оправе нашего гостеприимства».
Но нам не пришлось менять расписание. Лон позвонил в дверь в шесть пятьдесят семь, и это означало, что у него была еще куча времени, чтобы выпить виски со льдом в кабинете. Я тоже опрокинул стаканчик бурбона, а Вульф прикончил вторую бутылку пива.
— Простите за задержку, — сказал Лон, усаживаясь со стаканом в руке в кресло из красной кожи. Выглядел он крайне утомленным. — События начинают разворачиваться. «Нью-Йорк таймс» завтра публикует статью о том, что Макларен покупает «Газетт». Не знаю, как им это удалось пронюхать, но они позвонили председателю совета директоров Хэрриет Хаверхилл и попросили ее ответить на заявление Макларена о том, что он выступил с предложением скупить акции. «Газетт». Она сказала, что комментариев не имеет и тут же позвонила в отдел городских новостей, чтобы предупредить о предстоящей публикации в «Таймс». Нам пришлось попотеть, чтобы состряпать что-то более или менее путное для завтрашнего номера.
— Вот как? — сказал Вульф. — Однако, мистер Коэн, я прошу вашего снисходительного позволения отложить беседу о мистере Макларене на время после ужина. Заверяю вас, что весьма заинтересован услышать о нем как можно больше, но…
— Не продолжайте, — со смехом произнес Лон, поднимая руку. — Согласен целиком и полностью. Я весь день предвкушал удовольствие отужинать с вами и предпочитаю наслаждаться шедеврами Фрица, беседуя на более приятную тему.
