Кэрол Дуглас - Авантюристка
Но лишь вода стекала на вощеный стол, оставляя на узорчатом ковре темные пятна.
– Как интересно! – восклицала Ирен с неуместным напором. – Видимо, этот человек был решительно настроен покончить с собой, раз оказал вам столь ожесточенное сопротивление. Но он стар и немощен… А вы, дорогой мой Брэм…
К счастью, заслышав ее слова, я смогла наконец оторваться от созерцания покойника и взглянула на Авраама Стокера. Он виделся мне будто сквозь пелену той же странной отрешенности, с какой я наблюдала жуткую сцену, напоминавшую страшные фотографии, что появляются порой в газетах.
Брэм Стокер был в самом расцвете сил: настоящий гигант, ростом почти шесть с половиной футов[13], да к тому же мощный, как медведь. Но сейчас вид у него был такой промокший и несчастный, что каждая капля воды, стекавшая с него прямо на любимый ковер его супруги, казалась слезой, выплаканной им из чувства глубокого сострадания к жизни, которую ему не удалось спасти. От воды кожа Брэма сделалась бесцветной, а рыжие волосы и борода заметно потемнели. С его – равно как и лежащего на столе трупа – бледностью не могло соперничать даже усердно напудренное лицо Флоренс.
– Утопающие часто впадают в панику. – Брэм покачал мокрой головой. – Бедняга решил, что его преследует сам дьявол. Он сражался со столь феноменальной силой, будто видел в смерти спасение.
– Расскажите, пожалуйста, с самого начала. – Ирен еще ниже наклонилась к мертвецу, пристально рассматривая его левую руку.
И Брэм Стокер, импресарио Генри Ирвинга, величайшего актера девятнадцатого века, поведал нам свою удивительную историю:
– В тот вечер я плыл на пароходе в лекторий. Было это в начале седьмого – в тот скоротечный час, когда сумерки окрашивают облака в нежные пастельные тона, а от деревьев и крыш остаются едва различимые силуэты. Я стоял у поручня, наслаждаясь вечерним полумраком, как вдруг заметил, что какой-то человек перепрыгнул через ограждение и свалился прямо в воду. Я сбросил пиджак и устремился за беднягой.
Я видел, как его седая голова ударилась о волны, гребни которых мерцали огнями святого Эльма[14]. Была в этом зрелище своя прелесть, которую не могли затмить ни ледяная вода, ни сильнейшее течение. Я быстро настиг тонущего, но он и не пытался спастись, хотя я всеми силами старался вытянуть его из воды. В каком-то странном остервенении он захлебывался собственной смертью…
На протяжении рассказа Стокера мы не сводили глаз с безмолвной фигуры, лежащей на столе, и не могли взять в толк, как столь слабый старик мог сопротивляться исполинскому Брэму, отчаянно пытавшемуся его спасти.
– Говорят, – продолжил мистер Стокер, – что прошло пять минут, прежде чем столпившийся на палубе народ вытащил нас из воды обратно на борт «Сумеречного».
– Ах, – вырвалось у Ирен, которая сразу почувствовала горькую иронию, заключавшуюся в названии корабля.
– Именно. – Стокер не уступал ей в актерском чутье. – Пострадавшего осмотрел французский врач, находившийся неподалеку, и заявил, что бедняга скончался. Мне же казалось, что он лишь потерял сознание, поэтому я доставил его сюда и послал за врачом – моим братом, в надежде, что…
– О, Брэм! – вскричала его жена. – Любой здравомыслящий человек сразу понял бы, что несчастного уже не спасти! Почему ты вечно идешь наперекор судьбе?
Между супругами повисла тишина, по глубине своей не уступающая смерти. Сохраняя спокойствие, кончиком указательного пальца Ирен приподняла левую руку покойника:
– Странно. У него не хватает среднего пальца.
– Судя по бушлату, который мы с него сняли, он моряк, то есть был им, – объяснил Стокер. – Многие матросы лишаются пальцев, да и целых конечностей, ведь морская жизнь полна опасностей.
– Но средний… не кажется ли вам это любопытным?
– Помилуйте, мисс Адлер. – Голос Флоренс Стокер пронизывал насквозь, словно ледяная вода. – Как и мой муж, вы, похоже, чересчур интересуетесь всем, что связано со смертью. Видимо, потому-то он и настаивал, чтобы вы пришли посмотреть на мертвое тело.
Ирен опустила руку покойника на красный стол, гладкая поверхность которого так блестела, что мне показалось, будто жуткое отражение потянулось навстречу безжизненной ладони.
– Должно быть, нас обоих притягивает все мистическое, – промолвила Ирен. – Мистика часто граничит со смертью, и в ней всегда есть нечто театральное. Доктор Стокер, – обратилась она к брату Брэма, тихому великану, стоявшему у буфета, – скажите, он скончался до того, как его принесли в дом?
Врач шагнул вперед тяжелой солдатской поступью:
– Я надеялся, что он еще жив, и приложил все усилия, чтобы привести его в чувство. С утопленниками всегда непросто, мисс Адлер. Смерть приходит за ними неспешно, подобно тому как на войне она опустошает поле боя. Я сделал все, что мог, но потерпел неудачу.
– Бедняга! – не сдержалась я, хотя должна признаться, что больше сочувствовала отважным братьям, боровшимся за спасение жизни несчастного моряка, нежели жертве, столь кощунственно пожелавшей себя уничтожить.
– Да. – Ирен бросила на меня проницательный взгляд. – Он был беден, но лелеял большие надежды.
– Правда? – Врач подался вперед, удивившись тому, как моя подруга отозвалась о покойнике.
– Цепочка выполнена гораздо более искусно, чем сами часы, – отметила она. – Либо он заложил дорогой хронометр в ломбард, либо мечтал приобрести в будущем.
– А может, он просто украл цепочку?
– Возможно, но почему без часов? Если уж ему так приглянулась эта цепочка, он бы оставил себе и часы к ней. Не хочу показаться бестактной, доктор, но вижу, что вы расстегнули его рубашку и задрали майку.
– Без этого было не обойтись. Прошу прощения, что вам приходится на это смотреть.
– Не извиняйтесь! Будьте любезны, поднимите ее чуть выше.
– Ирен! – возмутилась я.
Прикрыв рот ладонью, миссис Стокер с негодованием покинула комнату.
Ирен продолжала:
– У него под майкой просвечивает странный отпечаток на груди. Какая-то черная клякса.
– Может, это пиявка, – предположил Брэм.
Я чуть не ахнула от ужаса, но не тронулась с места. Не могла же я оставить подругу наедине с тремя мужчинами, хоть один из них и был мертвецом.
– Доктор? – обратилась Ирен к брату Брэма.
Услышав ее повелительный тон, врач вздернул свои кустистые рыжие брови, но все-таки наклонился к покойнику и поднял его мокрую майку до самого подбородка. И тотчас отпрянул, словно испугавшись увиденного:
– Ну и ну! Да ведь это…
