Агата Кристи - Берег удачи
— Мне очень жаль, Фрэнсис. Не могу выразить, как жаль. Ты заключила невыгодную сделку.
Она посмотрела на него в упор.
— Ты уже говорил это. Что ты имеешь в виду?
Джереми сказал, преодолевая волнение:
— Когда ты была так добра, что согласилась выйти за меня замуж, ты была вправе ожидать… ну, честности… и жизни без забот.
Она смотрела на него в полном изумлении.
— Постой, Джереми. Как ты думаешь, почему я вышла за тебя замуж?
Он слегка улыбнулся.
— Ты всегда была верной и преданной женой, дорогая. Но едва ли я могу льстить себя мыслью, что ты приняла бы мое предложение при… м-м-м… других обстоятельствах.
Она с удивлением смотрела на него и вдруг разразилась смехом.
— Ты глупый старый сухарь! Так вот какие романтические бредни скрываются за твоей внешностью невозмутимого законника! Так ты в самом деле считаешь, что я вышла за тебя в благодарность за спасение отца от этой волчьей стаи — от руководителей Клуба жокеев и прочих им подобных?
— Ты так сильно любила отца, Фрэнсис.
— Я была предана папе! Он был ужасно мил, и с ним было так забавно жить! Но если ты думаешь, что я могла продать себя семейному поверенному, чтобы спасти отца от того, что ему всю жизнь угрожало, значит, ты никогда меня по-настоящему не знал. Никогда.
Она, не отрываясь, глядела на него. «Невероятно! — думала она. Прожить в браке более двадцати лет и не знать, о чем думает другой! Да и как можно было предполагать, что у него склад ума, такой не похожий на ее собственный. Он романтик, глубоко прячущий свой романтизм, но все-таки романтик. Все эти картины Стенли Уэймана у него в спальне. — Хоть они должны были надоумить меня. Дорогой мой глупыш!»
Она сказала:
— Я, разумеется, вышла за тебя потому, что любила тебя.
— Любила? Но что ты могла найти во мне?
— На этот вопрос я, право, затрудняюсь ответить. Ты был таким непохожим, так сильно отличался от всей папиной компании. Уж одно то, что ты никогда не говорил о лошадях. Ты и представить себе не можешь, до чего мне надоели эти лошади и разговоры о шансах на выигрыш кубка в Ньюмаркете. Ты пришел к обеду однажды вечером… помнишь? И я сидела рядом с тобой и спросила у тебя, что такое биметаллизм[1] и ты рассказал мне — действительно объяснил мне! Это заняло все время обеда. (Обеда из шести блюд — мы в это время были при деньгах и держали французского повара!)
— Это, наверное, было ужасно скучно, — сказал Джереми.
— Это было захватывающе интересно! Никогда никто до этого не разговаривал со мной всерьез. И ты был так вежлив, но в то же время, казалось, и не глядел на меня, и не думал о том, что я хорошенькая или миленькая. Это задело меня за живое. Я поклялась себе, что ты обратишь на меня внимание.
Джереми Клоуд сказал угрюмо:
— Я-то обратил на тебя внимание сразу. После того обеда, придя домой, я не мог уснуть. На тебе тогда было голубое платье с васильками…
Минуты две они молчали. Затем Джереми сказал:
— Ах, это было так давно…
Она быстро пришла к нему на помощь:
— А теперь мы — немолодые супруги, находящиеся в затруднительном положении.
— После того, что ты мне только что сказала, Фрэнсис, мне в тысячу раз труднее… Этот позор…
Она прервала его:
— Давай сразу поставим точки над «i». Тебя могут обвинить, посадить в тюрьму… (Он вздрогнул.) Я не хочу этого. Я сделаю все, чтобы этого не случилось. Но не приписывай мне моральных переживаний и гражданского гнева. Я вовсе не из высокоморальной семьи, не забывай этого. Отец, хоть он и был милый человек, не считал за грех смошенничать. А Чарлз, мой кузен? Дело замяли, его не отдали под суд и сплавили за океан, в колонии. А мой кузен Джеральд? Этот подделал чек в Оксфорде. Но он отправился на фронт и был награжден Крестом Виктории за беспримерную отвагу, преданность своим соратникам и нечеловеческую выносливость. Я хочу сказать, что таковы люди — нет отвратительно плохих и ангельски хороших людей. Не думаю, что и сама я безупречна — я вела себя безупречно потому, что у меня не было соблазнов, не было искушений. Но есть у меня хорошее качество, и это — мужество. И еще (она улыбнулась ему) — я верный товарищ!
— Дорогая моя! — Он встал, подошел к ней и, нагнувшись, коснулся губами ее волос.
— А теперь, — сказала дочь лорда Трентона, улыбаясь ему, — давай обсудим, что же нам предпринять? Надо добывать деньги.
Лицо Джереми снова окаменело.
— Не вижу как и где.
— Закладная на этот дом… О, понимаю, — быстро добавила она, — дом уже заложен. Как я глупа! Разумеется, ты сделал все, что мог, всюду, где было легко достать деньги, ты уже взял. Значит, вопрос о том, у кого можно взять в долг. Я думаю, возможность только одна. У жены Гордона — черноволосой Розалин.
Джереми с сомнением покачал головой.
— Нужна большая сумма… А трогать капитал Розалин не может. Она имеет право только пожизненно пользоваться процентами.
— Этого я не знала. Я думала, что деньги принадлежат ей без оговорок. Что же будет с капиталом после ее смерти?
— Деньги перейдут к ближайшим родственникам Гордона. То есть они будут разделены между мною, Лайонелом, Эделой и сыном Мориса — Роули.
— Вот как, перейдут к нам… — медленно сказала Фрэнсис.
Казалось, какая-то тень пронеслась по комнате… Как порыв холодного ветра, как смутная мысль.
Фрэнсис сказала:
— Ты мне об этом не говорил… Я думала, она получила их навсегда… и сможет оставить кому захочет…
— Нет, по закону 1925 года о наследовании имущества, оставленного без завещания…
Фрэнсис вряд ли слушала его объяснения. Когда он кончил, она сказала:
— Едва ли это имеет для нас какое-нибудь значение. Мы умрем задолго до того, как она станет дамой средних лет. Сколько ей? Двадцать пять? Двадцать шесть? Она может прожить до семидесяти.
Джереми Клоуд неуверенно сказал:
— Мы могли бы попросить у нее взаймы — как у родственницы. Возможно, она щедрая, добрая девочка. Мы ведь так мало о ней знаем…
Фрэнсис сказала:
— Во всяком случае, мы отнеслись к ней довольно тепло и не язвили, как Эдела. Быть может, она захочет ответить нам тем же.
Муж предупредил ее:
— Но не должно быть ни малейшего намека на… э-э-э… то, зачем нужны эти деньги.
Фрэнсис нетерпеливо ответила:
— Ну, разумеется. Но беда в том, что придется иметь дело не с самой Розалин. Она всецело под влиянием своего брата.
— Отталкивающий молодой человек! — сказал Джереми.
Фрэнсис внезапно улыбнулась.
— О нет, — сказала она. — Наоборот, привлекательный. Полагаю, что при этом он не слишком разборчив в средствах. Но если на то пошло, я тоже не чересчур щепетильна!
