Пьер Сувестр - Ночной извозчик
Что хотела сказать леди Бельтам? Чем собиралась она пригрозить прелестной Раймонде, когда речь ее внезапно прервалась?
Раймонда промолвила спокойным глубоким голосом с металлическим призвуком, чем-то напоминавшим голос Фантомаса.
— Сударыня, вы опять ошиблись, я никогда не была любовницей Фантомаса… я его дочь, меня зовут Элен, Элен Гюрн… Фантомас — мой отец…
Услышав это неожиданное откровение, как бы пронзившее ей сердце, леди Бельтам, любовница Фантомаса, полумертвой рухнула на колени:
— Его дочь? Его дочь! Вы — его дочь?
Шло время, леди Бельтам тяжело дышала, а Раймонда стояла, полная презрения, скрестив руки на груди, и смотрела на ненавистную ей женщину, но ни та, ни другая не решались прервать молчания.
— Черт возьми! — сказала, наконец, мнимая цветочница полным презрения голосом, — черт возьми, сударыня, вы получили сегодня суровый урок, вы только начинаете чувствовать, сколь тяжело искупать свою вину. К тому же вы слишком мало платите вашим сообщникам, чтобы быть уверенной, будто держите их в руках, они чересчур трусливы! Никогда бы я не догадалась, кто вы такая, что именно по вашей вине меня похитили, что именно вы причина всех случившихся бед, если бы я не заставила Фонаря все мне рассказать под дулом револьвера! А узнав, что мой враг — это Матильда де Бремонваль, зная, что Фантомас — мой отец, догадавшись, что он однажды занял место господина Шаплара, а вы неожиданно оказались там же и решили, что я любовница мнимого господина Шаплара, — мне нетрудно было сообразить, что Матильда де Бремонваль никто иной, как леди Бельтам. И если уж я пришла сюда, мадам, — я пришла, чтобы отомстить!
Но тут Раймонда внезапно умолкла. Дверь гостиной с грохотом распахнулась и дворецкий в сопровождении всех слуг ворвался в гостиную. Фантомас закричал:
— Мадам, оставайтесь на месте! Мы с вами, ничего не бойтесь! Мы все узнали!.. Никого не выпускать! Эта девица — воровка!.. Сударыня, пропали все ваши драгоценности!
Глава 26
ВОРОВКА!
Дворецкий проводил Фонаря до лестницы и, выслушав не слишком-то вежливые слова, сказанные Фонарем на прощанье, удалился, неодобрительно покачивая головой.
Апаш бормотал:
— Ух, не перевариваю я этих «белобрюхих»! Вот макака! Вот свинья-то! Вот нахал! Так и сыплет «сударь», «сударыня»… Видно, у епископов служил, не иначе, от него за пятьдесят метров святой водой разит. Нет, такое мне не по нутру, я этих святош на дух не переношу. А говорит-то, говорит-то как! «Если вам угодно» да «будьте любезны» — и вдруг все иначе повернет! Достал он меня — дальше некуда, в печенку въелся, и что ему только от меня нужно, провались он к чертям собачьим! Вроде бы насмехается со своими любезностями да приятностями и вдруг нежданно-негаданно… Ах ты, черт! С ним базарить не станешь, мигом огорошит приказом, поставит по стойке «смирно» — и не отвертишься, надо подчиниться.
Фонарь остановился и задумчиво хмыкнул:
— А поручение-то какое… ну, дела! Шкуру-то с меня за это не сдерут? Зато, по правде говоря…
Фонарь застыл в неподвижности на краю тротуара, не решаясь перейти улицу. Он порылся в кармане пиджака и вытащил письмо, которое за минуту до этого успел надорвать с уголка.
— Заплатил-то он прилично! — продолжал Фонарь. — Но все-таки… чего-то боязно… Конечно, пятнадцать голубеньких — это пятнадцать тысяч монет, гм! — невредно… и еще, говорит, отвалит столько же, если я отнесу эту писульку в полицию… только вот идти к фараонам это не по мне, ух, не терплю я фараонов! Неохота мне идти!
Нерешительность Фонаря возрастала с каждой минутой. Он делал шаг-другой, потом снова останавливался, где посветлее, опять вытаскивал из кармана другой конверт, внимательно рассматривал его, но распечатать не решался.
«Господину комиссару полиции. Срочно»… — прочитал он вслух. — Не очень-то я обожаю, когда срочно… правда, пятнадцать кусков — это все-таки пятнадцать кусков!
Фонарь делал несколько шагов вперед, останавливался, снова пускался в путь…
Если апаш, который в свое время без зазрения совести похитил Раймонду, соблазнившись щедрой платой леди Бельтам, пребывал теперь в нерешительности, это объяснялось не столько его природной трусостью, сколько непонятным и действительно сложным положением, в котором он очутился.
Когда он под дулом револьвера назвал Раймонде имя г-жи де Бремонваль и дал ее адрес, то через несколько дней он успокаивал себя очень простым рассуждением.
«Ей же богу, — думал тогда Фонарь, — дело, видимо, запахло керосином. Пора рвать когти, не то попадусь на крючок… Иначе говоря, эта девчушка, что меня так ловко расколола, даст шороху у тетки Бремонваль, которая до сих пор меня прикармливала. Пусть у тетки Бремонваль в ушах зазвенит, на это мне с высокой сосны наплевать. Поделом ей! Да только у этой красотки котелок варит, она быстро усечет, что это я о ней Раймонде сбрехнул. Стало быть, сынок, когда до госпожи де Бремонваль дойдет, что это ты ее сдал, тебе придется сигануть куда подальше, иначе не миновать беды…»
Фонарь все рассказал Раймонде потому, что боялся револьвера. Теперь он боялся г-жи де Бремонваль.
«Да ну их к черту! — подумал он. — Суток спокойно не проживешь, это уже не работа! Если дальше так пойдет, придется завязать и жить по-честному!»
Но тут же ему пришло в голову, как избежать сей горькой участи.
«Яснее ясного, — рассуждал апаш, — пресловутая Раймонда ударит во все колокола у г-жи де Бремонваль, но ясно так же, что пойдет она туда не сегодня, а скорее завтра… Ну, а я еще успею перехватить несколько штук голубеньких у этой дамочки… и без всякого риска!»
Набравшись храбрости после таких размышлений, Фонарь, не очень беспокоясь, явился тогда к леди Бельтам. Но тут уж он вовсе перестал понимать, что происходит. Почему его принял дворецкий? Вряд ли г-жа де Бремонваль делилась своими тайнами с простым холуем?
Весьма удивленный приглашением дворецкого следовать за ним, Фонарь еще больше удивился странному поведению этого слуги.
— Вы ведь за деньгами пришли? — спросил без обиняков величественный дворецкий, как будто это само собой разумелось. — Мадам их передала мне для вас. Вот вам конверт, в нем пятнадцать тысяч франков.
Фонарь торопливо сунул конверт с деньгами в карман, а дворецкий меж тем продолжал:
— Кроме того, мадам поручила мне сказать вам следующее: если вы снесете вот это письмо в полицейский участок, — а снести его вы должны, слышите, должны! — вы сегодня же вечером получите еще пятнадцать купюр по тысяче каждая, после чего сможете убраться отсюда ко всем чертям!
