Сергей Шведов - Авантюрист
— Располагайтесь, Борисов. И запомните: без моего разрешения за порог ни шагу. В холодильнике вы найдете консервы и хлеб. В квартире есть телефон, но пользоваться им я вам запрещаю. Никакой самодеятельности, Борисов, иначе я ломаного гроша не дам за вашу жизнь.
Отъезжая от старого панельного дома, я на всякий случай огляделся по сторонам, но ни «жигуленка», ни иных подозрительных объектов и субъектов не обнаружил. Не считать же таковыми двух десятилетних пострелят, которые с упоением доламывали полусгнившую песочницу.
Игорь Веселов по прозвищу Фотограф
Я нисколько не сомневался, что эта встреча состоится, но никак не думал, что она произойдет так скоро. Хорошо хоть я успел повидаться с Черновым и получить от него информацию, дабы не ударить в грязь лицом перед столичным гостем. Встреча проходила в довольно приличном особнячке за городом, куда привез меня сильно нервничавший Шестопалов. Похоже, ему накрутили хвост высокомудрые начальники, и были по своему правы. Вадим, прямо скажем, не проявил лучших качеств бойца невидимого фронта и наворотил столько всего, что вряд ли заслуживал поощрения в приказе. Если, конечно, в организации, где он состоит, вообще издают приказы. Для меня в этом была определенная сложность. Одно дело, если ты связан с официальной структурой, которая решает не совсем официальные задачи, и совсем другое — частная лавочка, где орудуют люди, возможно имеющие отношение к правоохранительным органам, но использующие свой статус для решения сугубо частных дел. Впрочем, в наше время грань между государственным и частным интересом настолько зыбкая, что неискушенному человеку запутаться немудрено. Искушенному тоже.
Разгулявшаяся было погода вновь испортилась. И даже приличные по размерам окна огромного кабинета, куда меня ввели после тщательного досмотра, не давали достаточно света, чтобы позволить в подробностях рассмотреть человека, сидящего за столом. Тем не менее я все-таки определил, что человек этот немолод, за пятьдесят ему уже перевалило, и довольно давно, но, кажется, вполне здоров и бодр. Во всяком случае, сидел он прямо, не облокачиваясь на стол и не откидываясь на спинку стула. Поза не совсем естественная, про которую говорят — аршин проглотил. Лица я практически не видел, только темный галстук. На этот галстук я и смотрел, пока проглотивший аршин человек выслушивал сбивчивый доклад Вадима Шестопалова. Судя по тому, как тянулся «майор Петров», человек за столом дослужился до немалых чинов, о которых нам, грешным, приходится только мечтать.
— Вы Игорь Веселов? — последовал от стола вопрос в мою сторону.
— Да. Мне предложат сесть, или я так и буду торчать столбом у порога?
— Садитесь, — величественно махнул рукой на стул хозяин.
На его месте я бы все-таки включил электрический свет. За окном непогода разгулялась не на шутку, судя по верхушке березы, которая качалась под резкими порывами ветра из стороны в сторону, а небо и вовсе затянуло до степени беспросветности, хотя время было далеко не позднее, три часа пополудни, если верить часам, которые висели на стене над головой моего собеседника. Подсев к столу, я наконец увидел его лицо, слегка тронутое морщинами, которые особенно густо располагались вокруг строго глядящих на меня небольших глаз. Губы были бледные и слегка кривились, словно кто-то постоянно давил уважаемому человеку на больную мозоль. Возможно, ему жали туфли. Мелкие бытовые неудобства способны испортить жизнь даже великим мира сего.
— Мы навели о вас справки, господин Веселов. У вас вполне приличная биография, за исключением, быть может, нескольких эпизодов. Вы ведь были под следствием?
— Только в качестве свидетеля, правда, трижды.
— Нам показалось, что вы не были совсем уж безвинны.
— Суд посчитал иначе. Но я не настаиваю на своей непорочности. Жить-то надо.
Я, честно говоря, не совсем понял, почему вдруг этот седоватый господин с картофельным носом завел речь о моих несостоявшихся судимостях. Показывал свою осведомленность или намекал на то, что четвертый в моей жизни процесс может закончиться менее удачно, чем три предыдущих? Прямо скажем, приемчик, рассчитанный на нервных людей, а я в жизни повидал немало грозных начальников. Да и вообще как-то не очень красиво начинать разговор с незнакомым человеком с угроз.
— Простите, как ваше имя-отчество?
— Зовите меня Николаем Емельяновичем.
— Так вот, Николай Емельянович, я ведь не на службу к вам пришел наниматься. Если вы заинтересованы в сотрудничестве, то мы готовы поделиться информацией, но ждем от вас ответной любезности. Ну и, конечно, вопрос оплаты для меня лично тоже стоит не в последнем ряду.
— А у вас есть что нам продать?
— Я знаю фамилию человека, который прибрал к рукам миллионы Романа Чуева. Более того, у меня есть сведения, что этот человек тесным образом связан с Веневитиновым. И, наконец, я знаю, кто и почему устроил дебош в ресторане, в котором пострадали ваши сотрудники.
— Вы имеете в виду Павла Эдуардовича Юрлова?
Видимо, в этот момент я должен был издать восклицание, показывающее всю степень моего разочарования, но я не доставил этого удовольствия своему собеседнику.
— Я догадываюсь, что он был у вас на подозрении. Но одно дело подозревать и совсем другое знать. Я уже не говорю о том, что Павел Эдуардович Юрлов весьма заметная фигура в городе, да и не только, у него масса знакомых в столице, и его непросто будет взять за жабры.
— У нас достаточно возможностей, чтобы поставить на место любого зарвавшегося человека.
— Будем надеяться. Что касается нас, то на многое мы не претендуем. И один процент от суммы нас вполне устроит.
— Ого, — откровенно возмутился Николай Емельянович. — Вы хоть представляете, молодой человек, о каких суммах идет речь? Мы вполне можем справиться и без вас.
— Не сомневаюсь. Правда, вам для этого потребуется масса усилий и очень большие средства.
Николай Емельянович надолго задумался. Трудно сказать, то ли ему жалко было отдавать провинциалам два миллиона долларов, а по нашим с Черновым расчетам именно столько составлял один процент от заплаченной Чуеву-старшему суммы, то ли он не хотел подпускать к тайнам организации посторонних людей, в преданности которых сомневался. Мне тоже запрашиваемая сумма казалась умопомрачительной, а наше поведение откровенно наглым, но великий детектив Шварц исходил из того, что чем больше претензия, тем больше уважения. В этом, конечно, был свой смысл, но и появлялась опасность схлопотать вместо денег пулю от недобросовестных союзников.