Марвин Кей - Секретный архив Шерлока Холмса
От аль-Рашида действительно можно было ожидать самого дурного, но я не знал, как предупредить Абдула Азиза. Упомянуть о присутствии его сестры означало бы выразить к ней презрение. Но принц подвергался не меньшей опасности, чем она. Если аль-Рашид женится на Ноуре, Абдул Азиз никогда не сможет занять трон. Для него это будет ничем не лучше смерти, а для народов Аравии — куда хуже, не говоря уже о британском министерстве иностранных дел и всей Англии.
Я ничего не знал о посланиях, которые должен был вручить, но не мог игнорировать тот факт, что в Европе уже долгое время сохранялась стабильность. Однако Майкрофт ощущал за ней подводные течения. «Будь уверен, — говорил он мне, — это затишье перед бурей. Нам долго везло, но королева не может жить вечно, а принц… ну, принц есть принц. С Германией, обхаживающей турок, и Габсбургами, стремящимися расширить и консолидировать и без того слишком большую империю, не говоря уже о русских, мир не будет продолжаться долго».
Аравия и ее священные города стали узловыми пунктами политики на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Народы Египта, Сирии и Трансиордании находились под влиянием мулл и королей Мекки. Даже турецкий султан должен был считаться с арабами. А Оттоманская империя хотя и разлагалась из-за коррупции, но являла собой силу, которой не следовало пренебрегать.
Исключение Абдула Азиза как союзника и претендента на престол повредило бы и Англии, и всей Европе. На первый взгляд аль-Рашид мог казаться лучшим союзником; но он жесток, эгоистичен и лишен истинного благородства. Он будет опасным другом, всегда готовым предать ради своей выгоды и пожертвовать всеми подписанными договорами и клятвами в верности.
Нет, я беспокоился не только из-за Абдула Азиза и Ноуры. Абдул Азиз был принцем, с которого не грех брать пример Эдуарду, а аль-Рашид стал бы монархом, заботящимся только о самом себе и презираемым всем цивилизованным человечеством. И он собирался атаковать моего друга таким образом, какой я был не в состоянии объяснить, не нарушая принятых среди арабов правил приличий и не навлекая на себя серьезных последствий.
Абдул Азиз, как обычно, появился вечером — с верблюдом, готовым к погрузке моих вещей и палатки. Только потом он должен был оседлать моего верхового верблюда.
— Хорошо отдохнули? — спросил я, как делал это каждый вечер.
— Да, благодарю вас, я хорошо поспал, — ответил он по-английски. Мы продолжали практиковаться, он — в английском, я — в арабском, но при этом было нелегко выражать более сложные мысли.
— Вы слышали, что аль-Рашид отобрал воду у своих слуг?
Юный араб в ужасе отпрянул.
— Нет! Не может быть! Это… это… — Даже на родном языке он не мог подобрать слов для столь отвратительного поступка. — Это не может быть правдой! — наконец сказал Абдул Азиз, хотя лицо опровергало его заявление. Он знал, что это правда.
— Может, — настаивал я. — Халид ибн Питерсон рассказал мне об этом сегодня утром. Он поделился со слугами своей водой, так что, возможно, они не умрут. Странно — Питерсон кажется мне хорошим человеком, и тем не менее он остается в компании такого недостойного субъекта.
— Недостойного? — переспросил Абдул Азиз. Я перевел это слово на арабский, а он покачал головой и заговорил на том же языке: — Он куда хуже, чем недостойный. Это вероотступник без чести и совести — такой человек хуже животного.
Внезапно послышались крики, и я ощутил в воздухе запах дыма.
— Пожар! Пожар! — кричали подростки, ухаживающие за верблюдами, бегая среди палаток и зовя на помощь.
— Возле верблюдов! — добавил кто-то четким и властным голосом.
Я не сомневался, что это уловка аль-Рашида с целью отвлечь внимание остальных, чтобы они не заметили его отсутствия и криков принцессы о помощи. Когда мужчины выбежали из палаток, я помчался уже знакомой мне дорогой к палатке сестры Абдула Азиза. Сам принц уже побежал туда, где погонщики верблюдов тушили огонь песком. Шум стоял такой, что мог заглушить даже наступление конца света.
Я был уверен, что пожар, устроенный аль-Рашидом, учитывая его трусость, не мог представить серьезной опасности. Очевидно, он поджег несколько промасленных тряпок, поместив их достаточно далеко от животных. Даже Ахмед аль-Рашид понимал, что если погибнут верблюды, то вслед за ними умрем мы все.
Мне оставалось надеяться, что я смогу достаточно быстро пробежать сквозь толпу и добраться до молодой леди раньше аль-Рашида. Хотя он вышел первым, ему пришлось сделать крюк, чтобы разжечь огонь, а находясь вблизи пожара, он должен был принять хотя бы какое-то участие в борьбе с ним вместе с бедуинами. Я бежал изо всех сил, зная, что аль-Рашид следует за мной по пятам, так как ему уже удалось отвлечь всеобщее внимание. Мне нужно было добраться до палатки, прежде чем прекратится хаос, хотя я чувствовал, как будто сухие горячие пальцы выжимают воздух из моих легких. Резкая боль пронзила бок, но я не замедлил шаг, понимая, что поставлено на карту.
Сквозь ткань палатки виднелась чья-то тень, и хотя я не мог определить пол, но судя по миниатюрной фигурке, это была сестра Абдула Азиза. Я постучал по столбу, чтобы привлечь ее внимание, не оскорбляя честь девушки просьбой войти.
— Мисс, я должен поговорить с вами, — настойчиво прошептал я.
— Я не узнаю ваш голос, сэр. Вы должны поговорить с моим братом, — твердо отозвалась девушка.
— Я Шерлок Холмс, друг вашего брата и, надеюсь, ваш друг. Вы в большой опасности.
Я увидел, что аль-Рашид приближается к палатке вместе с двумя слугами.
— Скорее выходите из палатки сзади, ваше высочество! — велел я.
Аль-Рашид исчез из поля зрения, и я услышал, как открылся главный вход в палатку.
— Ну-ну, Ноура, — донесся его голос сквозь козьи шкуры, образующие стены между помещениями. — Ты знаешь, что обещана мне, и я ждал все это время. Выходи и не заставляй меня быть невежливым.
Меч разрезал толстую шкуру, словно масло.
— Быстро входите! — приказала мне сестра Абдула Азиза.
При других обстоятельствах я бы колебался. Ни одна арабская женщина не может находиться наедине с мужчиной, который ей не муж и не родственник. Название «гарем» происходит от арабского слова, означающего «запрещено». Мужчине запрещается даже упоминать имена женщин, не являющихся его близкими родственниками. Если женщину застают с мужчиной, обоих ожидает смерть. Так бы, несомненно, поступили со мной и Ноурой. Абдул Азиз должен был бы убить нас или утратить честь, звание и уважение.
Но у меня не было выбора. Я взял у принцессы меч и шагнул к «маджлису» — открытой, мужской половине палатки, где ждал аль-Рашид.