Агата Кристи - Два романа об отравителях
Дело не могло доставить Эллиоту удовольствия по ряду причин. Однако, долг требовал, чтобы он им занимался, а пока что все сводилось к одному выводу, столь же ясному и очевидному, как отпечатки пальцев: Марк Чесни был убит, судя по всему, одним из людей, живущих в этом доме.
Тем не менее, все они имели как будто неопровержимое алиби.
Кто же в таком случае совершил преступление? И как оно было совершено?
— Во всем этом я отдаю себе отчет, — сказал майор. — Продолжайте, однако, продвигаться вперед и разберитесь во всем. В любом случае, у меня есть четыре вопроса моего собственного изобретения, и я готов тут же выложить двадцать фунтов любому, кто смог бы мне на них ответить.
— Что же это за вопросы, сэр?
Майор Кроу на мгновенье забыл о своем официальном положении, о своем достоинстве. Его голос перешел почти на крик.
— Зачем зеленая коробка конфет была подменена на синюю? Что означает история с этими проклятыми часами? Какого же на самом деле роста был незнакомец в цилиндре? И чего ради, черт побери, чего ради Чесни резвился с этой южноамериканской стрелой, которую никто в глаза не видел ни до этого ни после?
Третий взгляд сквозь очки
На следующий день в одиннадцать часов утра инспектор Эллиот остановил машину перед отелем «Бо Неш», расположенным напротив входа в римские бани.
Тот, кто сказал, что в Бате всегда моросит дождь, нагло оклеветал этот живописный город, где высокие старинные дома кажутся степенными матронами, глядящими слепыми глазами окон на поезда и автомобили. Правда, если уж быть совершенно точным, именно в это утро дождь и впрямь лил, как из ведра. Входя в холл отеля, Эллиот был настолько угнетен, что чувствовал: если он сейчас же не поделится с кем — нибудь своими заботами, то тут же отправится к старшему инспектору Хедли, чтобы отказаться вести это дело.
Этой ночью он почти не спал. Он встал в восемь утра и занялся рутинной процедурой расследования. Однако и это не помогло ему прогнать воспоминание о Вилбуре Эммете с перевязанною бинтами головой, катающегося в бреду по постели и бормочущего сквозь зубы какие — то невнятные слова. Эта кошмарная картина была последним впечатлением прошлой ночи.
Эллиот подошел к дежурному и спросил, как ему найти доктора Гидеона Фелла.
Доктор Фелл был наверху, в своем номере. Учитывая довольно позднее время дня, приходится с чувством некоторого стыда сообщить, что доктор Фелл только что проснулся. Эллиот застал его сидящим за столом в широченном французском халате, с сигарой в зубах, чашкой кофе в одной руке и детективным романом — в другой. Очки держались на носу с помощью широкой черной ленты.
Усы его были взъерошены, челюсти тяжело двигались, фланелевый халат, расшитый голубыми цветами, вздрагивал от глубоких вздохов; доктор пытался догадаться, кто окажется убийцей… Однако при виде Эллиота он резко поднялся, едва не перевернув стол, словно Левиафан, выныривающий из — под подводной лодки. На его лице засияла такая радостная и гостеприимная улыбка, что у Эллиота на душе стало легче.
— Привет! — воскликнул доктор Фелл, протягивая руку. — Что за приятный сюрприз! Рад вас видеть! Да садитесь же, садитесь! И выпейте, обязательно выпейте! Как у вас дела?
— Инспектор Хедли сказал мне, где я смогу найти вас, доктор…
— Отлично, — произнес доктор с коротким смешком и откинулся на спинку стула, разглядывая гостя так, словно это какое — то невиданное любопытное явление природы. — Я тут принимаю воды. Звучит здорово: гладко, красиво, наводит на мысль о самых разнообразных возможностях. «По широкому морю вперед мы плывем, рассекая соленую воду». Однако, честно говоря, после десятой или двенадцатой кружки желание петь у меня возникает крайне редко.
— Неужели так уж обязательно пить ее в таких количествах?
— Любые напитки следует употреблять в таких количествах, — энергично кивнул доктор. — Если не можете делать с размахом, лучше вообще не делайте. А вы как себя чувстваете, инспектор?
Эллиот, собравшись с духом, признался:
— Бывало и хуже.
— О, вот как! — воскликнул доктор. Радостное оживление исчезло с его лица, он обеспокоился. — Наверное, приехали по делу Чесни?
— А вы уже слыхали о нем?
— Гм! Да, — вздохнув, проговорил доктор. — Официант в здешней столовой, отличный парень — кстати, глухой, как пень, но научившийся все разбирать по движениям губ — рассказал мне сегодня утром обо всем. Он узнал от молочника, а тот не знаю уж от кого. Кроме того, я… ладно, вам — то я могу сказать, что был знаком с Чесни. — Доктор выглядел несколько озабоченным. Он потер ладонью короткий блестящий нос и продолжал: — Познакомился с ним и с его семьей на одном приеме месяцев шесть назад. А недавно получил от него письмо.
Доктор снова замялся.
— Если вы знакомы с его семьей, — медленно проговорил Эллиот, — тем лучше. Я приехал не просто попросить консультацию по делу — речь идет и о личной моей проблеме. Не знаю, какая муха меня укусила и что делать дальше, но поделать ничего не могу. Вы знакомы с Марджори Вилс, племянницей Чесни?
— Да, — ответил Фелл, вглядываясь в инспектора маленькими проницательными глазками.
Эллиот вскочил на ноги.
— Я влюбился в нее! — выкрикнул он.
Он сам понимал, что должен выглядеть смешным, выкрикивая в лицо доктору эту новость, и покраснел до корней волос.
Если бы в этот момент доктор Фелл засмеялся или счел нужным понизить голос до интимного шепота, шотландское щепетильное чувство достоинства Эллиота, вероятно, взяло бы верх и он ушел. Ничего не смог бы с собой поделать — такой уж у него характер. Однако доктор Фелл лишь утвердительно кивнул.
— Понять можно, — заметил он с оттенком чуть удивленного сочувствия в голосе. — И что же?
— Я ее всего два раза и видел, — снова выкрикнул Эллиот, глядя прямо перед собой и решившись выложить все до конца. — Однажды в Помпее и еще раз в… пока неважно где. Как я уже сказал, сам не знаю, какая муха меня укусила. Я ее не идеализирую. Когда я вчера приехал сюда, я же почти уже не помнил ни ее, ни тех двух встреч. И, вообще, есть доводы предполагать, что она отравительница и насквозь лживое существо. Но тогда я встретил ее в одном из уголков Помпеи (я очутился там в связи с одним делом), и она стояла с непокрытой головой, залитая солнцем, а я глядел на нее, а потом повернулся и убежал. Может быть, на меня так подействовало то, как она двигалась или говорила или поворачивала голову, — не знаю. У меня не хватило смелости подойти и познакомиться с ними — то, что наверняка сделал бы этот самый Хардинг. Не знаю почему, но он мне не понравился. Клянусь вам, не потому, что я услышал, как они обсуждали вопрос о его женитьбе на Марджори. Об этом я если и думал, то только для того, чтобы сказать себе, что мне еще раз не повезло, и оставить все, как есть. Единственное, в чем я отдавал себе отчет, было то, что, во — первых, я влюблен в нее, а, во — вторых, что мне надо выбить из головы даже мысль об этом. Вы, наверное, не поймете меня.
