Эжен-Франсуа Видок - Записки Видока
— Как! — перебила Лору госпожа Ренальд. — У тебя есть дочь? Где же она? Я хочу ее видеть!
— Там, — показала Лора.
В ту же секунду Сесиль и Генрих отправились в соседнюю комнату. Герцогиня воспользовалась этим и бросила Пьенуару свой кошелек, шепнув ему:
— Бегите, несчастный, и чтобы я вас никогда больше не видела!
С отчаянием и беспредельной злобой в душе, Пьенуар ушел, поклявшись снова увидеть ту, которая его так позорно изгнала. Едва он вышел, как Сесиль и Генрих вернулись обратно опечаленные. Увидев их, герцогиня вдруг почувствовала какой-то инстинктивный ужас.
— Что с вами? — встревоженно спросила она.
— Не входи туда, милая Лора.
— Отчего же?
— Твоя дочь…
— Ну?
— Собери все свое мужество!
— О боже мой! Да что же с ней, наконец?..
— Конвульсии, без сомнения.
— Она умерла?! — вскрикнула Лора, зарыдав и бросившись к колыбели.
Между тем как Сесиль и Генрих пытались ее утешить, Пьенуар достиг чердака, куда, в свою очередь, входил Рабуин.
Удачное дело— Гром и молния! — выругался Фигас. — Я ничего не принес! Решительно, злой рок меня преследует!
— Мне повезло больше тебя, — заметил Пьенуар.
— А, так ты выходил?
— Да, я совершил маленькую экскурсию по соседству, и знаешь, куда попал? К своей жене!
— К которой?
— Ну, конечно, речь идет о Лоре, и если бы ты только знал, сколько унижений я вытерпел! Она бросила мне этот кошелек и с позором выгнала!
— А, ты все так же чувствителен, — заметил Фигас, взвешивая кошелек в руке. — Однако с этим мы далеко не уйдем. Докажи на деле, что ты мужествен.
— Я готов на все, — ответил Пьенуар.
— В таком случае я ручаюсь за успех.
— Это то дело, о котором ты мне тогда говорил?
— Да; видишь это окно напротив?
— Ну?
— Улица не широка, с помощью веревочной лестницы мы преодолеем расстояние…
— Это же чертовски опасно!
— На кону миллион! Знаешь, кто там живет? Жуанита! Ну, что скажешь?
— Ты ее видел?
— Сегодня вечером. Так как она не скрывала лица под вуалью, я ее узнал.
— Как, неужели там и впрямь живет Жуанита?
— Да, но поскольку обезображенное лицо может привлечь к ней внимание, она почти никогда не выходит. Привратник исполняет все ее поручения. Надо к ней забраться и убить.
— Да, рано или поздно эта женщина сыграет с нами дурную шутку.
— Вот видишь! Ну, идет?
И Фигас перекинул лестницу в слуховое окно, укрепил ее как следует и начал спускаться.
— Осторожнее! — сказал он Пьенуару, который готовился последовать за ним. — Лестница ненадежна! Беда, если лопнет!
— Действительно, как бы не упасть с шестого этажа на мостовую…
В то время как происходила эта ночная сцена, Генрих, уступив просьбам герцогини, все еще сомневающейся в смерти своего ребенка, отправился за доктором. Фигас и Пьенуар действовали осторожно, но все-таки не смогли избежать шума, привлекшего внимание маркиза. Подойдя к окну за шляпой, Генрих увидел две тени.
Поняв из слов герцогини, что тут замешан Пьенуар, он заподозрил неладное.
«Ну, если это он!» — подумал Генрих, мечтая о мщении. Он выбрался на чердак, пролез в слуховое окно и последовал за двумя друзьями до соседнего дома.
Фигас и Пьенуар, не теряя ни минуты, приподняли оконную раму и проникли в темную прихожую. Отворив дверь, находившуюся перед ними, они увидели сидевшую за конторкой женщину, которую тотчас узнали. Она, казалось, разбирала свои бумаги, драгоценности и деньги, укладывая все это в довольно объемистую шкатулку. Уловив звон золота, негодяи навострили слух.
— Слышишь? — спросил шепотом Фигас. — Она пересчитывает свои экю.
Быстрый как молния, он выхватил нож и, бросившись к Жуаните, в ту же минуту лишил ее жизни. Появившийся в это время Генрих, став свидетелем страшной сцены, разом увидел двух убийц и у их ног — жертву, испускающую последний вздох.
Сокровище ЖуанитыЗлодеи принялись собирать золото, драгоценные камни и банковские билеты. Возле шкатулки Пьенуар нашел портфель, который тут же открыл.
— Это что еще такое?
— Должно быть, семейные бумаги, — предположил Фигас.
— Смотри, пожалуй, завещание! Но что я вижу? «Моему сыну…»
— Ну, уж ему-то не достанется. Я об этом позабочусь.
— А, брачный контракт!
— Ее собственный, конечно!
— Гм! — произнес Пьенуар, прочитав. — Вот что любопытно! «1814 года 10 июня были соединены в здешней ратуше Жозеф-Гектор де Кандас…»
— Сын Андре Реми де Кандаса, мы это знаем, — сказал Фигас.
Генрих, услышавший эти слова, вздрогнул.
— Да, но смотри дальше. — И Пьенуар указал пальцем на имя невесты.
Фигас смутился.
— Поистине, — проговорил Пьенуар, — довольно странно! Неужели эта Жуанита…
— Нет-нет, — воскликнул Фигас, — не может быть! Я пьян, и ты тоже, черт возьми! Прочтем снова.
— Ну, читай сам, — возразил Пьенуар, — видишь? «…И Жанна Мария Фигас, незаконная дочь Жана Пьера Фигаса, негоцианта из Марселя, и Юлии Софии Дано, уроженки Сетты».
Тогда Фигас, бросив взгляд на ту, которую он только что убил, вскочил:
— О! Я подлец! Я убил свою дочь! Моя Жанна, моя маленькая Жанна!
— Это была моя мать, — простонал Генрих, заглушая рыдание.
— Умерла! Умерла! — повторял Фигас, склонившись над трупом и проронив жгучую слезу.
— Не шуми так, — заметил Пьенуар, — все твои сожаления ни к чему не приведут.
— Кто знает, пожалуй, еще можно вернуть ей жизнь!
— Ну, нет! У тебя рука верная.
— Меня преследует сама судьба!
— Ну, полно, ты же видишь, что все кончено! Захватим добро и уйдем отсюда!
— Но я не могу так оставить мою бедную дочь…
— К черту ее, и не будем больше о ней говорить.
— Ах так, значит! — закричал Фигас, хватаясь за нож.
— Сделанного не вернешь, — заметил Пьенуар, подбирая золото.
Видя, что он собирается уходить, Фигас бросился к двери, запер ее изнутри, бросил ключ на улицу и встал перед своим сообщником со словами:
— Можешь уйти тем же путем, каким пришел.
— Ты с ума сошел!
— Да, от злобы и отчаяния! — проревел Фигас, сверкая глазами.
— Уж не хочешь ли ты на меня напасть?
Вместо ответа Рабуин бросился на него. Пьенуар едва успел отразить удар. Спрятавшийся Генрих с ужасом смотрел на этот ожесточенный поединок. Фигас, не помня себя, снова бросился на Пьенуара, который, владея собой с большим хладнокровием, схватил за руку своего противника и, притянув к себе, вонзил ему нож в самое сердце. Последний вздох Рабуина был страшным проклятием, и он упал почти на труп своей дочери.
