Найо Марш - Снести ему голову
— Не знаю что и думать, — сказал он наконец. — Но что я точно могу сказать, это что Лицедею бы, мягко говоря, не понравилось, если бы он вдруг заметил, что под шкурой Конька прячется миссис Бюнц.
— Но ничего же не случилось, — настаивала Камилла. — Я сама там стояла и видела, что ничего такого не произошло.
— Да, знаю, — ответил он.
— Тогда… тогда как же? Его украли? Или что?
Ральф покачал головой.
Доктор Оттерли заиграл вступительную плясовую. Пятеро Сыновей, которые уже сняли свои колокольчики, взяли в руки мечи и встали наизготовку. И тут в центральную арку медленно вполз Конек.
— Вот и она, — сказала Камилла. — Ни за что бы не догадалась…
В арке появились Фокс и Аллейн. За их спинами маячил в красном свете костра Саймон.
Сыновья начали исполнять первую часть тройного танца.
Делали они это неохотно и без всякого подъема. Аллейн счел это знаком протеста против лже-Шута. Эрни прямо-таки не сводил взгляда с печальной маски. Глаза его как-то странно блестели, а на лице выступил пот. Он двигался вместе с братьями, но вид у него был такой, будто он не понимает, что происходит. Отец, видно, хорошо натренировал их, потому что стоило им услышать музыку, как они начинали двигаться в такт, словно заводные игрушки.
Вот они образовали стальное кольцо, взяв мечи друг друга за красные ленточки. Затем они переплели мечи в решетку, или в узел, и Дэн поставил получившуюся конструкцию вертикально. В свете факелов мечи так и сверкали. Билл-младший подошел и посмотрелся в решетку, словно это было настоящее зеркало.
Неожиданно откуда-то со стороны крыльца донесся шум. Оказалось, что его производила леди Алиса, которая вовсю трубила в свой охотничий рог.
Доктор Оттерли опустил смычок. Танцоры, Бетти и Конек застыли на месте.
— Что, леди Алиса? — спросил Аллейн.
— Конек стоит недостаточно близко, — сказала она. — Ничего похожего. Он же все время так и подбирался поближе к Вильяму. Вам так не кажется, пастор?
— Пожалуй. Да-да.
— А что скажут остальные? — спросил Аллейн.
Доктор Оттерли подтвердил, что, насколько он помнит, Конек стоял гораздо ближе к Лицедею, чем требовалось. С ним согласился и Ральф.
— Ведь так? — переспросил он у братьев Андерсенов.
— Так, мистер Ральф, — сказал Дэн. — Я вроде как заметил краешком глаза, что он там, когда танцевал. А вот потом уже, после «шапки», ничего не помню, что было…
А Крис сердито добавил:
— Надо же — проползла, как змея, и никто ничего не заметил… Зачем ей только это надо?
— Наверное, чтобы послушать, что произносит Лицедей, когда понарошку смотрится в зеркало, — высказал предположение Аллейн. — Так ведь, миссис Бюнц? — крикнул он, обращаясь к Коньку, внутри которого она сидела. — Вы подходили так близко, чтобы услышать, что он говорит?
Из утробы Конька раздался какой-то невразумительный звук. Железная голова изобразила что-то вроде кивка.
— «В первый раз зеркало я разобью, — процитировал Аллейн. — Зеркало купит свободу мою»… Так он говорил?
Голова Конька снова затряслась.
— Ну так встаньте поближе, миссис Бюнц. Встаньте так же близко, как стояли в среду.
Конек подошел поближе.
— Продолжаем, — сказал Аллейн. — Продолжай, Шут.
Билл-младший обеими руками взял «узел» из мечей за рукоятки и с силой бросил его о землю. Доктор Оттерли снова грянул плясовую, братья подобрали свое оружие и принялись за вторую часть танца, которая почти полностью повторяла первую.
Кажется, теперь они уже сами вошли во вкус. Даже Эрни сосредоточился на танце, хотя изредка все еще бросал на Шута уничтожающие взгляды.
Конек все это время стоял поблизости.
Он все время переминался и покачивался, как будто с трудом держался на ногах. Один раз, когда его «голова» сдвинулась, Аллейн заметил в окошке на шее два блестящих глаза.
И снова братья замкнули мечи в решетку, и Дэн поднял ее. Теперь Билл-младший разыграл пантомиму: вот он пишет завещание, а вот протягивает его своим Сыновьям.
Аллейн снова процитировал:
— «Второй раз открою вам тайну свою — Отдаст завещанье свободу мою».
Бетти подошла ближе. Теперь они с Коньком стояли по обе стороны от дольмена.
Сыновья разомкнули «узел» и приступили к третьей части.
Теперь всем — «крыльцу», зрителям, полицейским и Камилле, которая уже чувствовала подступающую дурноту, — казалось, что ритм танца учащается, как биение сердца перед решающим ударом.
В третий и последний раз переплелись мечи, и Дэн поднял их вверх. Шут, как ему и положено, прятался за дольменом, а мужеженщина и Конек, словно заколдованные, неподвижно стояли по сторонам камня. Дэн опустил раму из мечей примерно до уровня головы Шута. Все Сыновья взяли свои мечи за рукоятки. Музыка смолкла.
«Смотреть невозможно на этот ужас, — подумала Камилла. — Но ведь все было не так. Они опять ошиблись».
Одновременно с этим раздался удар гонга, затрубил рожок госпожи Алисы и пронзительно заверещал свисток Аллейна. Ральф Стейне, Том Плоуман и Трикси подняли вверх руки, а доктор Оттерли — смычок.
И снова виновником был Конек. Все сошлись во мнении, что он должен стоять ближе к Шуту, который уже потянулся через дольмен к скрещенным мечам.
Конек нехотя повиновался.
— А теперь, — сказал Аллейн, — следует последний стих: «И вот уж ножи над моей головой — Видно, лежать мне в землице сырой», — пожалуйста, Шут.
Билл-младший перегнулся через дольмен и просунул голову в кроличьей шапке сквозь решетку мечей. Улыбающаяся маска казалась сейчас зловещей.
А как меня Бетти залюбит,
А как меня Коник покроет,
Вы мне голову — ножом,
А я встану — молодцом!
Мечи сверкнули и лязгнули. На дольмен покатилась кроличья шапка. Шут соскользнул вниз и остался лежать за камнем.
— Продолжаем, — сказал Аллейн, который стоял возле Конька. Почти возле их ног лежал Шут. Аллейн показал на Ральфа Стейне. — Ваша очередь, — сказал он. — Давайте.
Ральф сказал извиняющимся тоном:
— Но я не могу без аудитории.
— Почему же?
— Тогда это все было экспромтом. Все зависело от зрителей…
— Ничего страшного. У вас ведь есть мистер Плоуман, Трикси, а также представители полиции. Остальных вообразите.
— Вот ведь… — пробормотал себе под нос Ральф.
— Хватит, давайте продолжать, — раздраженно сказала леди Алиса. — Ну что там с ним?
Ральф достал из складок своей обширной юбки специальный ковш, который висел у него на поясе, и без всякого энтузиазма сделал с ним круг по двору, изображая, что собирает пожертвования.