Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень
На пороге стояла молодая и, как показалось, довольно красивая женщина. Окончательное мнение я решил составить, когда увижу ее более или менее одетой. Сейчас я поневоле отвлекался и на объективную оценку рассчитывать было трудно. Заметив мое смущение, Tea Кильсеймур разыграла целую сценку. Выпятила выкрашенную помадой цвета сирени губку, стрельнула глазами из–под опущенных ресниц того же цвета, сопроводив все это забавным жестом, который, казалось бы, говорил: «Если вам не нравится мой нынешний костюм, то я могу и совсем раздеться».
– Пришли вас допросить! – начальник полиции резко оборвал ее.
– Ну и что? – она насмешливо пожала плечами, пустив мне в лицо струйку дыма.
– Третий пункт неофициальной инструкции гласит: «Если вид допрашиваемого лица противоречит приличию или вызывает нездоровое любопытство, то долг допрашивающего позаботиться, чтобы допрашиваемое лицо прежде всего пристойно оделось», – процитировал, смеясь, Грегор Абуш, только что придуманное правило.
– Надеюсь, вы не собираетесь одеть меня силой? – фыркнула актриса.
– Нет, но только учтите, Tea, что вы находитесь сейчас не в номере гостиницы и рядом с вами нет дрожащего от вожделения мужчины, с которым вы только что познакомились на улице.
– Что за глупая шутка? – бросив на пол до половины выкуренную сигарету, она сердито раздавила ее каблуком.
– Глупая? Быть может, слишком грубая? – спросил начальник полиции, глядя актрисе прямо в глаза.
– И то и другое. Хваленый юмор александрийцев… До чего вы неотесаны, это у вас в крови от вашего предка.
– О каком предке вы говорите? – любезно улыбнулся начальник полиции.
– Ну, этот ваш святой Иеремия, ханжа и лицемер. На старости лет, став импотентом, он изобрел одиннадцатую заповедь – «Не занимайтесь сексом». А до этого не стеснялся держать гарем с тремя женами.
Мне показалось, что Tea Кильсеймур намеренно старается не закрывать рта, чтобы выиграть время. За агрессивным, насмешливым тоном скрывалась, без сомнения, растерянность.
– Где Ричард Бейдеван? – спросил начальник полиции, игнорируя ее зубоскальство.
– В спальне, допросить вам его не удастся. Придется подождать, пока протрезвеет. Ричард так переживает ограбление банка, будто миллион вытащили из его собственного кармана. Пьет без просыпу.
– Ладно, пускай лезет под душ, – сказал Грегор Абуш. – А вы пока накиньте что–нибудь… Хотя бы халат.
– Согласна! – в смехе Теи Кильсеймур прозвучало что–то вроде облегчения. – Если вы желаете, могу хоть шубу. Может быть, на всякий случай заодно надеть и венецианский пояс?
– Если у вас такое устройство имеется, отчего бы и нет.
– Пока нет. Но в следующем фильме я надеюсь сыграть роль жены рыцаря, благонравие которой уходящий в крестовый поход муж обеспечивает с помощью такой сексброни. Не кажется ли вам, что александрийцы несколько похожи на этого рыцаря?… – И танцующим шагом она направилась вверх по лестнице.
– Скажите Ричарду Бейдевану, что мы будем ожидать его в музыкальном кабинете! – крикнул начальник полиции ей вслед.
– Значит ли это, что вы полагаете, будто мне потребуется больше времени на одевание, чем ему опохмелиться? – С этой иронической репликой она исчезла за портьерой, отделявшей площадку второго этажа от комнат.
Музыкальным кабинетом Ральф Герштейн называл салон, где он во время своего кратковременного пребывания в Александрии обычно сочинял музыку и принимал дам. Меблировка и беспорядок в помещении свидетельствовали как о вкусе хозяина дома, так и о привычках его гостей.
Комната была о трех окнах. Среднее – шире других – завешено черным толстым плюшем. У подоконника сиял белым лаком концертный «Стейнвей», весь усеянный нотами. На рояле стояло несколько пустых бутылок «Александрийского нектара» и пепельниц, полных окурков.
Окурки сигарет и сигар валялись даже на темно–синем ковре во весь пол. На диванах с яркими подушками среди скомканных газет можно было при желании найти пудреницу, помаду и даже кое–какие предметы дамского туалета.
Едва я успел оглядеться, как открылись двери. В четырехугольном их проеме, как на сцене, стояла Tea Кильсеймур.
Она действительно была обворожительна. Синтетический шелк тесно прилегающего платья переливался и сверкал, на обнаженных руках – звенящие металлические браслеты. Тугой узел волос, стянутый металлическим обручем, делал ее лицо более узким и нежным.
С удовлетворением я заметил, что на ней нет косметики. Она смыла и сиреневую губную помаду, и фиолетовые тени с век, как бы желая доказать, что способна играть роль не только вульгарной сексбомбы, подобной Долли Кримсон.
– Я готова, как видите. Можете приступать к допросу! – сообщила она с глубоким реверансом.
Актриса собиралась усесться, однако начальник полиции нетерпеливым жестом остановил ее.
– Теперь, когда я вижу, что допрашиваемое лицо более не вызывает нездорового любопытства, можно было бы действительно приступить. Больше всего меня радует, что вы, кажется, наконец поняли, что я не господин, заботящийся о своей репутации и готовый заплатить за то, чтобы его грешок остался в тайне.
Мне показалось, что Tea Кильсеймур слегка побледнела. Однако она тотчас громко рассмеялась:
– Опять эти нелепые шутки. Что вы надеетесь выведать с помощью намеренной грубости? О банке я ничего не знаю.
Tea уселась было, но начальник полиции довольно грубо схватил ее за плечи и заставил подняться.
– Марш в свою комнату! Ждите, пока не позову! – крикнул он на нее и добавил:
– Скажите Ричарду Бейдевану, чтобы поскорее приходил в себя! Хотя не надо. Он получит превосходный ледяной душ, когда услышит от меня кое–что… Несколько ярких эпизодов из биографии одной актрисы!
Tea Кильсеймур бросила на него взгляд исподлобья и удалилась.
Поведение начальника полиции, хотя до конца и непонятное, все же позволяло догадываться, что он намеренно придерживается такой тактики.
– А если сбежит? – спросил я. – По–моему, вы здорово ее напугали…
– Пусть только попробует! – усмехнулся начальник полиции. – Мои люди окружили всю рыночную площадь.
Наконец до меня дошло, отчего Грегор Абуш появился в этом доме один (если не считать меня). Работников у него маловато и в конкретной ситуации они больше могли пригодиться для внешней охраны дома. К тому же напрашивался вывод, судя по Грегору Абушу: чудачества александрийцев не мешают им сохранять способность действовать весьма осмотрительно. Кажущаяся флегма начальника полиции, если вглядеться повнимательнее, превращалась в рассудительность, осторожность, привычку – прежде всего собрать все возможные факты и лишь потом принимать решение.
