Эллери Куин - Последняя женщина в его жизни. Приятное и уединенное место
— Ладно, — сказал старик. — Допустим, он помешался на числе «девять». Но я хочу знать, как это поможет нам, несчастным копам, найти его убийцу. Как число «девять» связано с убийством?
— Вот-вот! — воскликнул Эллери, как будто поймал отца на слове. — Не знаю, как это число поможет нам найти убийцу, но то, что оно связано с убийством, факт. Даже несколько фактов.
— В самом деле, — пробормотал инспектор. — Время преступления…
— Это один из них. Удар, разбивший часы Импортуны во время нападения, произошел в девять часов девять минут вечера. Я бы этому не поверил, если бы сам не видел часы. Кстати, Импортуна не случайно, заказывая их, велел выложить цифры рубинами. Рубины, наряду с гранатами и гелиотропами, считаются приносящими удачу — особенно если камни находятся неподалеку от кожи. А что может быть ближе к коже, чем наручные часы?
— И количество ударов…
— Да, девять черепных травм от девяти ударов. А док Праути утверждает, что Импортуна был мертв уже после первых ударов.
— И это все девятки, связанные с убийством?
— Не все, папа. Вспомни орудие убийства — абстрактную чугунную скульптуру с изящным завитком. Тебе не показалось, что она напоминает цифру «девять»?
Итак, вот три девятки, являющиеся элементами убийства, — продолжал Эллери, обращаясь к своим ногам и дергая себя за нос, — и я отказываюсь допускать даже математическую вероятность, что это совпадения. Смерть в девять часов девять минут вечера, причиненная орудием в форме цифры «девять», которым ударили Импортуну по голове девять раз… — Эллери так энергично покачал головой, что у его отца заболела шея. — Существует лишь одно объяснение, которое может меня удовлетворить. Убийца, полностью информированный о всепоглощающей вере Импортуны в мистические свойства числа «девять», постарался буквально насытить преступление этим числом — привлечь к нему внимание. Мне даже хочется сказать, сам не знаю почему, — похоронить его под нагромождением девяток. Заметь, что ему было незачем бить свою жертву по голове девять раз — согласно медэксперту, Импортуна умер гораздо раньше девятого удара.
Удовлетворял ли он таким образом собственную страсть к фантазии, гротеску, причудливую тягу к соответствию даже в таких вещах, как убийство? Если Импортуна буквально жил девятками, убийца полагал, что он должен и умереть от них.
— Я этому не верю, — фыркнул инспектор. — Это означает, что убийца такой же чокнутый, как Импортуна. Два психа в одном деле для меня чересчур, Эллери.
— Согласен.
— Неужели?! — удивленно воскликнул старик.
— Разумеется. Человек, который спланировал и осуществил убийство Джулио, а потом, после самоубийства Марко, прикончил Нино, пронизав свое преступление числом «девять», обладает, возможно, извращенным, но весьма острым умом. Убив Нино подобным образом, он бросил эти девятки нам в лицо. Я почти слышу его смех. И все же я испытываю неприятное чувство, что…
— Что он псих!
— Ты сам только что сказал, что этого не может быть.
— Значит, я передумал, — заявил инспектор. — Такое дело способно свести с ума всю полицию.
Если бы он знал, что сумасшествие только начинается, то тут же сдал бы свой полицейский значок и утащил бы Эллери на какой-нибудь необитаемый остров, никогда не ведавший о преступлениях.
* * *Первое из анонимных посланий (их нельзя именовать анонимными письмами, поскольку некоторые из них не содержали письменных сообщений) прибыло во вторник 19 сентября с утренней почтой. Оно было отправлено накануне — на конверте стояла дата: «18 сентября» — в районе, обслуживаемом почтовым отделением вокзала Грэнд-Сентрал. Конверт с маркой был самым обычным — из тех, что продают во всех почтовых отделениях Соединенных Штатов от Мэна до Гавайев. Послание было адресовано инспектору Ричарду Квину, Главное полицейское управление на Сентр-стрит, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10013. По словам экспертов, адрес написали одной из миллионов шариковых ручек с синей пастой, которыми ежедневно пользуются в цивилизованном мире и даже в некоторых не вполне цивилизованных местах. Буквы были не письменными, а печатными и лишенными какой-либо индивидуальности, поэтому графологическая экспертиза ничего бы не дала.
Первыми словами инспектора Квина при виде содержимого конверта были: «Почему мне?» Вопрос был не вполне в стиле Иова,[119] хотя инспектору хотелось добавить «О боже». В расследовании дела Импортуны участвовало много чинов департамента куда более высокого ранга, чем Ричард Квин. В самом деле, «почему мне?». Но никто не мог ему ответить, покуда Эллери не нашел ответ и на другие вопросы.
Как ни странно, инспектор без малейших колебаний связал послание, отправленное 18 сентября, каким бы загадочным оно ни казалось непосвященному, с убийством Импортуны. Он сделал это без благословения Эллери, поскольку был уведомлен о роли в деле числа «девять».
Изучение пункта отправления вблизи Грэнд-Сентрал не привело ни к чему. Хотя позднее — когда Эллери указал на почтовый индекс 10017 и на вероятность того, что последующие сообщения анонимного отправителя будут исходить из почтовых отделений, сумма цифр индексов которых также составляет девять, — появилась надежда, что устройство наблюдательных пунктов у таких отделений может дать позитивные результаты. Следующие послания действительно были отправлены из почтовых отделений в Трайборо (индекс 10035), на Черч-стрит (индекс 10008) и на Морнингсайд (индекс 10026), но анонимщика схватить не удалось.
На содержимом конвертов отсутствовали отпечатки пальцев или какие-либо другие следы, поддающиеся идентификации. Что касается самих конвертов, то обнаруженные на них отпечатки не совпадали с отпечатками, принадлежащими лицам, прямо или косвенно связанным с Импортуной, Импортунато или «Импортуна индастрис». Как выяснилось, они были оставлены почтальонами или почтовыми клерками во время рутинных процедур. Проверка этих служащих не выявила даже отдаленной их связи с семьей или предприятиями Импортуны.
Когда было признано, что первое сообщение («Если его можно так назвать!» — сердито проворчал инспектор Квин в разговоре с одним из своих начальников) пришло от убийцы, интенсивно разыскиваемого нью-йоркской полицией, руководство распорядилось держать все сведения о его прибытии, содержимом и самом существовании строго в пределах департамента, да и то на ограниченной основе. Из офиса первого заместителя комиссара поступило предупреждение о том, что любое нарушение этого приказа, повлекшее за собой утечку в прессу, на радио или телевидение, приведет к суровым дисциплинарным взысканиям. Когда стали приходить другие послания, предупреждение повторили в еще более строгих выражениях.
